Начало изучению дисморфофобических расстройств было положено в конце прошлого века итальянским психиатром Enrico Morselli в серии последовательно вышедших работ.
Характеризуя дисморфофобию, Е. Morselli в качестве клинической иллюстрации описал больного, страдавшего от неприятных ощущений в области рубца на носу, которые вызывали у него навязчивые мысли о том, что нос его имеет шаровидную форму. Больной стеснялся выходить из дома, поскольку ему казалось, что все на него обращают особое внимание. Постоянно испытываемые больным парестезии в области спины вызвали у него мысли о «торчащих» лопатках. Чтобы скрыть этот предполагаемый дефект, больной постоянно ходил с выпяченной грудью.
Квалифицируя дисморфофобию как «страх быть измененным», Е. Morselli феноменологически относил ее к «специфическим формам нозофобии» с наличием навязчивой идеи о телесной деформации, а нозологически —к так называемой рудиментарной паранойе (Paranoia rudimentaria). При описании дисморфофобии Е. Morselli впервые подчеркнул и такую (впоследствии акцентируемую рядом авторов) особенность, как стремление больных постоянно рассматривать себя в зеркале.
Несколько сходное по клинической картине описание можно найти у С. С. Корсакова (1901J. Рассматривая в своем «Курсе психиатрии» «главные категории» бредовых идей, С. С. Корсаков наряду с идеями величия, преследования, ипохондрическими как одну из категорий выделяет «идеи собственной метаморфозы», заключающиеся «в представлении собственной перемены». При наличии таких бредовых идей, помимо убежденности больного в том, что в животе у него находятся пауки, змеи, что он превратился в животное и т. д., может быть и уверенность в изменении какой-либо части тела.
Как следует из приведенных данных, С. С. Корсаков не отделял бред физического недостатка от таких совершенно отличных от него бредовых идей, как собственно бред метаморфозы («человек превратился в животное») или бред одержимости («в животе находятся пауки, змеи») при всем различии психогенеза этих расстройств.
Весьма сходное с дисморфофобией состояние было описано В. М. Бехтеревым (1899, 1900, 1905), P. Hartenberg (1904), С. А. Сухановым (1905) под названием «боязнь чужого взгляда» («страх чужого взгляда», «непереносимость чужого взгляда», «phobie du regard dautrui».
Приоритет в описании этой патологии принадлежит В. М. Бехтереву, который еще в 1899 г., характеризуя больного с «навязчивой улыбкой», отметил у него «желание скрывать свое болезненное состояние и физическое и нравственное безобразие», в связи с чем больной стремился к уединению и с целью «известной защиты» носил черные очки. В работе «О навязчивой улыбке» В. М. Бехтерев лишь упоминает о боязни чужого взгляда, но затем посвящает этому вопросу специальную работу «Непереносимость или боязнь чужого взгляда» (1900) и несколько позднее пишет об этом вновь (1905). В. М. Бехтерев считал, что боязнь чужого взгляда является особым навязчивым состоянием, развивающимся на почве вырождения. Непосредственным поводом к возникновению страха чужого взгляда, по мнению автора, часто является онанизм и «вообще недостатки половой сферы», а сама непереносимость постороннего взгляда может сочетаться с боязнью покраснеть, с затруднением мочеиспускания на людях и с навязчивой улыбкой.
B. М. Бехтерев не акцентирует внимания на связи описываемой симптоматики с мыслями больных о физических недостатках, хотя в подробных описаниях (и самоописаниях) больных нередко встречаются упоминания о «страшном лице», «физическом и нравственном безобразии», «неправильно развитом половом члене» и т. д. (именно у больного с «неправильно развитым половым членом» и отмечалась задержка мочеиспускания на людях).
Совершенно ничего не говорит В. М. Бехтерев и о самом термине «дисморфофобия». Однако этот термин уже можно встретить в работе P. Hartenberg (1904), описавшего в целом «фобию взгляда» как «стыд тела», дисморфофобию и считавшего ее «частной формой класса социальных фобий». Приведя две иллюстрации, и кроме того, ссылаясь на подобное заболевание у Елизаветы Баварской, императрицы Австрии, автор отмечает, что для страдающих этой патологией очень характерно стремление скрывать свое лицо. Эти больные, по описанию автора, никогда не входят первыми в помещение, держатся в слабоосвещенных углах, прячутся за мебель, постоянно держат руку у щеки, рта или подбородка, мужчины закрывают лицо газетой, женщины — веером или густой вуалью, некоторые носят темные очки и т. д.
Подобное поведение, пишет P. Hartenberg, может быть вызвано боязнью показаться смешным вследствие какого-то недостатка во внешности либо страхом, что каждый чужой человек может прочесть на лице больного его тайные мысли. Иногда, по мнению автора, это могут быть галлюцинации в виде «какого-то постоянного взгляда» и идеи преследования. Подчеркивая отличие описываемой им «разновидности социальной фобии» от эрейтофобии, автор в возникновении фобии взгляда большое значение отводит личностным особенностям — прирожденной робости.
C. А. Суханов (1905) считал описываемую патологию одним из проявлений так называемой идеообсессивной психопатии (psychopathia ideoobsessiva, constitutio ideoobsessiva), для которой типичны тревожно-мнительный характер и разнообразные навязчивости.
Объясняя боязнь чужого взгляда различными причинами (опасением, что по выражению лица больного могут подумать или узнать об имеющихся у него хульных мыслях, навязчивых представлениях эротического содержания, половых аномалиях и т. д.). С. А. Суханов, в частности, писал и о появлении навязчивого страха чужого взгляда при том или ином физическом недостатке: «Больной боится взгляда окружающих потому, что он имеет какие-нибудь физические недостатки, смешную или неуклюжую фигуру, неловкие манеры и проч.».
У большинства описываемых указанными авторами больных с боязнью чужого взгляда имелись выраженные идеи отношения, стремление избегать общения с людьми и иногда попытки «маскировки» (например, ношение черных очков).
Обращает на себя внимание молодой возраст (пубертатный или юношеский), в котором впервые возникал описываемый В. М. Бехтеревым, P. Hartenberg и С. А. Сухановым страх постороннего взгляда.
Однако, описывая эту патологию, по сути весьма сходную с дисморфофобией, авторы о самой дисморфофобии либо совсем не упоминают (В. М. Бехтерев, С. А. Суханов), либо останавливаются на ее характеристике очень кратко (P. Hartenberg).
Первой работой, посвященной собственно дисморфофобии, является статья Н. Е. Осипова «Мысли и сомнения по поводу одного случая «дегенеративной психопатии»», вышедшая в 1912 г. Применяя (со ссылкой на Е. Morselli) термин «дисморфофобия», Н. Е. Осипов описывает больную с твердой убежденностью в наличии слишком высокого роста и «крайне уродливой нижней части лица», в связи с чем она упорно добивалась хирургического вмешательства. Помимо убежденности в собственном уродстве, у больной имелись идеи отношения и мысли о самоубийстве. Именно с этой целью она 3 раза голодала, причем первый раз — в течение 20 дней. Автор объяснял заболевание с позиций фрейдизма и применял психоанализ.
В работе Н. Е. Осипова, помимо интересного клинического описания, имеется очень важное положение: автор подчеркивает, что в данном случае речь идет не о единственном симптоме, а «однородном по своему составу комплексе симптомов». Ценность данной работы состоит также в том, что она впервые специально посвящена описанию дисморфофобии, в то время как ранее об этом виде патологии говорилось более или менее подробно лишь в общих руководствах или монографиях.
Упоминания о дисморфофобии имелись в ряде работ, вышедших в конце XIX — начале XX столетия [Ковалевский П. П., 1905; Сербский В. П., 1912; Суханов С. А., 1914; Осипов В. П., 1923; Kaan Н., 1892; Dallemagne J., 1894; Janet P., 1911; Kraepelin E., 1915]. Эти авторы описывали дисморфофобию в разделе навязчивых состояний и определяли ее как «страх, вызываемый ничтожным изменением внешнего вида», как «страх быть деформированным» (J. Dallemagne), «страх при мысли об уродстве собственного лица» (П. И. Ковалевский, В. П. Сербский), как «мучительную мысль о неправильном развитии своего тела, стыд своего тела» (В. П. Осипов).
У В. П. Осипова встречается описание «связанной со страхом навязчивой мысли о том, что больной не может удержать газов», особенно при посторонних (петтофобия).
С. А. Суханов употребляет термины «морфофобия» и «physiophobia» и определяет их как «фобии, связанные с отдельными частями собственного тела или с физиологическими отправлениями организма» (в целом разбирая этот вид патологии в главе «Психоневрозы»).
Впервые упоминая о дисморфофобии только в 8-м издании своего учебника, E. Kraepelin рассматривает ее в разделе навязчивых неврозов и относит к разновидностям фобии общения с людьми, страха перед людьми (Homilophobia, Verkehrangst). «Некоторые больные,— писал он,— не отделываются от мысли, что они имеют что-нибудь бросающееся в глаза или смешное, диковинный нос, кривые ноги, отвратительный запах, вызывают внимание и насмешки».
P. Janet, выделивший внутри «фиксированных идей и навязчивых состояний» многие навязчивости, наряду с другими формами «одержимости» описывает «одержимость в форме стыда своего тела». Он пишет: «Идея презрения к себе, одержимость недовольством собою распространяется гораздо чаще на физическую личность, на свое тело. Больные, у которых встречается это недовольство своим телом, весьма многочисленны: они образуют особую группу, важность которой обнаруживается только при знакомстве с ними. Их всех можно назвать «стыдящимися своего тела». В полной форме они относят это ко всему своему телу, ко всем его частям, и одержимость в таком случае подразделяется на множество маленьких «частичных бредов». Другие не идут так далеко, и их стыд не распространяется на весь организм, а концентрируется на той или другой части, на той или другой функции, которой особенно стыдятся».
В этом же разделе наряду со страхом покраснения P. Janet описывает «стыд своих рук», страх пятен, страх писать, «стыд функций пузыря», «стыд половых функций» и, наконец, «стыд кишечных газов, заставляющий этих больных добровольно удаляться от мира, так как они убеждены, что при их приближении все заткнут нос».
Больные с убежденностью в распространении ими дурного запаха впервые были описаны французским психиатром J. Seglas в 1892 г. почти одновременно с E. Morselli, но по другому поводу: при попытке выделить так называемые галлюцинаторные навязчивости и навязчивые галлюцинации. Из 12 описываемых им больных, у которых автор находил либо собственно галлюцинации, но «со всеми признаками, со всеми свойствами навязчивых состояний», либо «навязчивые идеи или представления», сопровождаемые обманами восприятия, у 2 больных были жалобы на якобы исходящий от них неприятный запах.
В дальнейшем подобные состояния (также в основном преследуя цель дать клиническую иллюстрацию галлюцинаторных навязчивых представлений) описали многие авторы [Бехтерев В. М., 1899; Суханов С. А., 1904; Озерецковский Д. С., 1927; Pitres A., Regis E., 1897; Lerov R., Capgras, 1897; Lowenfeld L., 1898].
В. М. Бехтерев, описывая разнообразные навязчивые галлюцинации, приводит в числе других и два случая навязчивых обонятельных галлюцинаций, встречающихся, по его выражению, «не совсем редко». Один из описываемых больных, студент, годами страдал от запаха гнили, исходившего будто бы из его рта. Вначале, пишет В. М. Бехтерев, больной был критичен и полагал, что это ему только кажется, но затем пришел к выводу, что запах действительно имеется, так как «видел», что у окружающих при этом менялось выражение лица и даже слышались «кое-какие намеки». «В дальнейшем, присоединились иллюзии и галлюцинации и в других органах чувств, не содержащие, впрочем, ничего навязчивого, тогда как галлюцинация об издании противного запаха держалась с упорством в течение всего времени наблюдения, длившегося несколько лет».
Сходные наблюдения приводят и другие перечисленные выше авторы. При квалификации указанных клинических случаев авторы расходятся лишь во мнении, что первично: навязчивая мысль или представление, осложняющееся галлюцинацией, или галлюцинация со всеми свойствами навязчивых состояний.
L. Lowenfeld, в частности, предлагал применительно к этим случаям пользоваться термином «вторичные галлюцинации», С. А. Суханов говорил о «вторичных навязчивых галлюцинациях», R. Lerov, Capgras — о «материализации обсессии», A. Pitres, E. Regis —о «воспроизведенной галлюцинации» («hallucination representation»).
В. М. Бехтерев, описывая «навязчивые ненормальные ощущения и навязчивые обманы чувств», допускал среди последних «неполные навязчивые иллюзии и галлюцинации» («неполными галлюцинациями» он называл псевдогаллюцинации) и «настоящие навязчивые иллюзии и галлюцинации». Д. С. Озерецковский считал необходимым отнести подобные навязчивые галлюцинации к группе шизофренических автоматизмов.
Наряду с подобными работами, в которых больные, убежденные в распространении неприятных запахов, приводились главным образом для иллюстрации «навязчивых галлюцинаций», имелись также исследования, где, например, синдром недержания газов указывался как разновидность собственно навязчивых состояний [В. М. Бехтерев, 1907; Dejerin I., Gokler E., 1912].
Описывая группу больных с так называемыми кишечными кризами, В. М. Бехтерев подчеркивал, что у этих людей с навязчивыми состояниями позывы на дефекацию возникают именно в то время, когда это «крайне неуместно». Однако эти больные на запахи не жаловались и идей отношения не высказывали.
Dejerin I., Gokler E. (1912) в работе, посвященной функциональным проявлениям психоневрозов, останавливаясь, в частности, на характеристике больных с «функциональными проявлениями в области пищеварения», описывали и лиц, страдающих навязчивым страхом не удержать в присутствии посторонних «влажные ветры». Эти упорные навязчивые страхи, называемые авторами «фобиями диареи», развивались у больных в связи с фактом непроизвольного отхождения кишечных газов. У больных наблюдалось «заметное угнетение», они «постоянно жили в страхе от возможности повторения того же явления», не могли без «мучительных опасений» выйти из дома. Каких-либо жалоб на неприятные запахи у этих больных авторы также не отмечали.
Р. И. Резник (1935) описал больную с психастеническим складом характера, у которой периодически возникали навязчивые мысли, что нос ее изменился —покраснел и распух. Она рассматривала себя в зеркале, высказывала идеи отношения и «легкий бред преследования». Приступы отмечались трижды, а по прошествии их оставалась только тревога, что все это может повториться.
Д. А. Аменицкий (1942), проводя анализ навязчивых, сверхценных и бредовых образований и давая им судебно-психиатрическую оценку, описывает, в частности, больного шизофренией 23 лет. У этого больного, отцеубийцы, с 16 лет появились мысли о «выделении кишечных газов», неприятном запахе, исходящем от него, и связанные с этим идеи отношения. Больной избегал общества, голодал, высказывал суицидальные мысли. Отца убил за то, что тот якобы обижал его, дразнил «вонючкой».
Не применяя специальной терминологии («дисморфофобия», «петтофобия»), Д. А. Аменицкий при разборе этого больного говорит только об ипохондрической идее и подчеркивает, что ее развитие вначале шло по типу навязчивого образования (при наличии первичных проявлений в виде разнообразных вегетативных расстройств), затем (вместе с мыслями о насмешках окружающих) — сверхценного образования и, наконец, «уже в значительной мере — бредового».
Сходное наблюдение приводит Г. В. Морозов (1949). Он описывает 17-летнего молодого человека, высказывающего твердое убеждение в наличии исходящего от него запаха мочи, от которого он всеми силами старается избавиться (моется каждый день в бане, душится одеколоном и т. д.). Вскоре к болезненному убеждению в распространении неприятного запаха присоединяются идеи отношения. Автор считает, что имеющаяся в данном случае патология относится к бредовым расстройствам.
Довольно полное описание больных с идеями о распространении неприятных запахов можно найти также в монографиях, посвященных неврозам [Яковлева E. K-, 1958; Давиденков С. Н., 1963].
Е. К. Яковлева (1958) описывает 24-летнюю больную, страдавшую в течение 2 лет «фобией дурного запаха». В связи с этим она оставила работу, перестала общаться с людьми, не выходила из дома. У этой больной выработалась своеобразная привычка «обнюхивать воздух», в результате чего она «чрезвычайно обострила свое обоняние». Исследования остроты обоняния показали, что оно у больной «оказалось поразительно острым». Автор объясняет развитие фобического синдрома у этой больной образованием патологической условной связи «между сексуальным влечением и запахом», возникшей на фоне ослабленной нервной деятельности, и пишет об эффективности в этом случае рациональной психотерапии.
Описание больной, которая была уверена в непроизвольном отхождении у нее кишечных газов, приводит С. Н. Давиденков (1963). У этой больной возникают упорные мысли о недержании газов, что доставляет ей «громадные жизненные затруднения». Больная избегает грубой пищи, ест только вечером, работает часто стоя, ежедневно делает себе клизмы. Старается меньше быть на людях, высказывает идеи отношения.
С. Н. Давиденков подчеркивает, что больная отвергала все попытки убедить ее в том, что ее мысли носят болезненный характер, но соглашалась с тем, что страдает не столько от самого недержания газов, сколько от страха перед ним. Автор расценивает это заболевание как тяжелый невроз.
Можно сослаться также на статью К. Parnitzke, H. Regel (1966), описывающих под названием «чудовищного навязчивого невроза» патологическое состояние, при котором у больного наряду с различными другими навязчивостями было ощущение неприятного запаха изо рта, в действительности не существовавшего.
В большинстве приведенных исследований при довольно подробном клиническом описании больных авторы касались разбираемого вопроса лишь в общих чертах, без специального анализа. И это почти закономерность: до середины нашего столетия большинство описаний патологической убежденности в наличии физического уродства или запаха, исходящего от собственного тела, приводились кратко и как бы попутно, при обсуждении иных вопросов. Недостаточное внимание к разработке клиники дисморфофобии находилось в противоречии с высказываниями многих авторов, которые вслед за P. Janet подчеркивали довольно большую частоту этого вида патологии.
Первое исследование данной проблемы появилось только в 1945 г., когда Ю. С. Николаев в работе «О сензитивном бреде физического недостатка и его нозологической принадлежности», а также в вышедшей позже статье (1949) изложил результаты изучения 45 больных со своеобразным бредовым синдромом, вызывающим «большие затруднения в его психопатологической трактовке и нозологическом определении».
Говоря о психопатологической структуре синдрома, автор указывает, что и убежденность в мнимом физическом уродстве, и связанный с нею бред отношения являются как бы «двумя половинами одного явления». При анализе особенностей бреда отношения Ю. С. Николаев проводит аналогию между тем, что он наблюдал у изученных им больных, и сензитивным бредом отношения, описанным Е. Kretschmer (1927).
По аналогии с кречмеровской «паранойей совести» Ю. С. Николаев говорит о подходящем к его наблюдениям термине «бред стыда», а в целом называет описываемую им патологию «сензитивным бредом физического недостатка, неприятного для окружающих», подчеркивая в то же время, что в его наблюдениях «роль влияния переживаний значительно меньше и отсутствует столь решающее значение выраженных характерологических черт личности».
От ипохондрических идей этот синдром отличается тем, что больные обеспокоены главным образом не состоянием их здоровья, а тем, что их «позорный недостаток» привлекает всеобщее внимание.
Что касается нозологической оценки рассматриваемой патологии, то, по данным Ю. С. Николаева, «основная масса этих случаев, хотя и является „конституциальным» заболеванием, но не шизофренической природы», что «бред физического недостатка не характерен для шизофрении», при которой он если и возникает, то лишь в начале болезни и «как сравнительно кратковременный эпизод». Основную же массу наблюдений Ю. С. Николаев в этой работе относит «к так называемой группе дегенеративных психозов».
Мы довольно подробно остановились на работах Ю. С. Николаева ввиду того, что это были первые специальные исследования, посвященные разбираемой теме. В последующие годы интерес к патологии в виде болезненной убежденности в распространении неприятных запахов или наличии мнимого либо болезненно переоцениваемого физического недостатка заметно возрос и стал особенно интенсивным в последние два десятилетия. Поскольку эти работы отражают уже в той или иной степени современные точки зрения, они будут приведены нами в соответствующих разделах книги.