Начало шизофрении у детей младшего школьного возраста не всегда совпадает со второй переходной фазой развития. Очень часто болезненный процесс начинается несколько позже — незадолго до препубертатного периода, в возрасте 10—12 лет.

Можно предположить, что нервные и гормональные изменения во второй переходной фазе (6—8 лет) развития выражены менее резко. Несомненно, что в начале школьного возраста в развитии ребенка происходят положительные сдвиги, которые отражаются не только на его физическом, но и на психическом состоянии. Значительно усложняется интеллектуальная деятельность: развивается логическое мышление, способность к синтезу и анализу предметов и явлений. Повышаются и активность ребенка, возможности к целенаправленной деятельности. Увеличивается способность контролировать свое поведение, сдерживать себя и подчиняться школьной дисциплине.

Этот более высокий уровень психического развития находит отражение и в клинических проявлениях шизофрении у детей, заболевших в младшем школьном возрасте. Симптоматика болезни становится более сложной и разнообразной. Позитивные психопатологические симптомы занимают уже немалое место в ее клинической картине. Наряду с неврозоподобными и психопатоподобными синдромами еще наблюдаются бредовые, галлюцинаторные и кататонические синдромы. Более сложной становится структура психопатоподобных синдромов.

Неврозоподобные состояния более разнообразны и более резко очерчены, чем у детей дошкольного возраста. Более длительны и глубоки аффективные расстройства, более резко выражена тоска, иногда отмечаются суицидальные мысли.

Мальчик 11 лет пишет матери: «Осталось только вложить письмо в конверт. Мне нужно достать яд, надоело жить, я хочу отравиться. Мне все равно пришел конец».

Гипоманиакальные состояния более длительны и проявляются не только в возбуждении и шалостях, как у младших детей, но и в повышенной активности.

Неврозоподобные страхи уже имеют определенное содержание, чаще всего это страх за жизнь и здоровье свое и родителей. Иногда, чаще ночью, наблюдаются острые приступы страха с выраженными вегетативно-сосудистыми расстройствами, которые быстро принимают бредовой характер.

Коля, 9 лет. В семье отягощенность шизофренией по обеим линиям Раннее развитие своевременное В детском саду с 5 лет. Отличался любознательностью, но с детьми не играл, больше наблюдал со стороны В школе учился удовлетворительно, однако посещал ее неохотно С 9 лет стал раздражительным, капризным, плаксивым. Иногда жаловался на головные боли Снизился аппетит, с трудом засыпал. Появились ночные приступы страха смерти в течение получаса казалось, что умирает Вскоре начал бояться выходить на улицу, говорил, что все над ним смеются, мальчики хотят избить Целыми днями лежал, закрыв одеялом голову. Иногда прятался под кровать Появился неадекватный смех.

Страхи у детей, больных шизофренией, часто возникают и под влиянием психической травмы, испуга. В младшем школьном возрасте причиной страха бывают болезнь или смерть родных, присутствие на похоронах. Возникает страх за свое здоровье и благополучие. Но в отличие от невротических страхов у детей, больных шизофренией, ипохондрический страх довольно быстро теряет непосредственную связь с травмирующей ситуацией. Нередко фабула страха бывает сложной. Иногда она связана с космической тематикой: страхом «оторваться от земли, которая может выйти из орбиты», «сгореть, так как солнце может упасть на землю» и т. д. Дальнейшая динамика синдрома страха зависит не только от степени прогредиентности болезни, но и от преморбидных особенностей личности. У детей с преморбидными психастеническими чертами характера страхи часто принимают навязчивый характер.

Навязчивые состояния наблюдаются чаще, чем у детей дошкольного возраста, и более длительны. Больные уже критически относятся к навязчивым страхам, ощущают в них элемент чуждости: «Я знаю, что не надо бояться, но не могу с собой справиться». Содержание навязчивых страхов более разнообразно. Дети беспокоятся не только за свои жизнь и здоровье, но и за родителей. В отсутствие матери очень тревожатся, не попала ли она под трамвай. Ритуальные действия бывают значительно чаще, чем у детей дошкольного возраста, и рассматриваются самими больными как «защита от беды». Мальчик 10 лет говорит: «Прыгну три раза, и мама будет здорова». Навязчивые состояния сопровождаются большим эмоциональным напряжением и трансформируются в двигательные автоматизмы не так быстро, как у детей дошкольного возраста.

Патологическое фантазирование в клинической картине шизофрении у детей школьного возраста занимает большое место. Содержание фантазий более разнообразно, в них отражаются мечты и надежды, желания и огорчения.

Гена, 7 лет С ранних лет не играл с детьми, любил фантазировать, сочинять сказки. Когда мальчику было 6 лет, из семьи ушел отец, которого он очень любил. Появились страхи, бессонница. Сочинил сказку про «птицу Кило», которая могущественнее всех в мире. Каждый день он читал молитву этой птице, просил, чтобы она вернула отца

Галя, 11 лет, считает себя царицей острова, который находится далеко в космосе Устраивает праздники в честь происходящих там событий, украшает себя цветами.

Ляля, 8 лет, интеллектуально высокоразвитая. Всегда была тихой, робкой, не любила играть с детьми, боялась незнакомых людей. В течение 3 лет играла в «шепталку»: сидя в углу, махала листом бумаги и что-то тихо бормотала, рассказывая «шепталке» о своих горестях и надеждах. Выдумывала разные предлоги, чтобы остаться дома, неохотно ходила в школу. С началом препубертатного периода стала грубой, непослушной, дерзкой, сексуальной, начала воровать.

Психопатоподобный синдром, по наблюдениям нашей клиники и литературным данным, является преимущественным, ведущим для этого возраста. Трамер, Штокерт и другие авторы подчеркивали, что импульсивность аффективных приступов и повышенные влечения характерны именно для второй переходной фазы развития. Поэтому психопатоподобные состояния наблюдаются в этом возрасте при разных психических заболеваниях и особенно часто — при резидуальных органических состояниях.

Клинические проявления психопатоподобных состояний при шизофрении неодинаковы. Условно здесь можно выделить три варианта. В первом преобладает психомоторная расторможенность с нарушением целенаправленной деятельности. Эти дети не подчиняются правилам школьной жизни, требованиям учителя, безразличны к замечаниям: суетливы на уроках, неожиданно встают, начинают бегать, свистеть, убегают из класса. При высоком интеллекте продуктивность их очень низкая. Интерес к занятиям отсутствует. Этих детей часто направляют к психиатру с типичной характеристикой педагога: «Мальчик на уроках не пишет, не слушается учителя, свистит, поет, кричит на весь класс, бросает тетради и книги на пол, бьет соседей портфелем, наносит им удары ручкой или пером. Он мешает проводить занятия в классе. Пребывание его в школе невыносимо». Педагоги обычно отличают этих детей от других трудновоспитуемых школьников. Они характеризуют их как «странных», «непонятных». В картине второго клинического варианта на первый план выступают повышенная эмоциональная возбудимость, наклонность к аффективным вспышкам, агрессивность. Во время аффекта больные совершенно теряют критику своих действий: жестоко избивают, могут уколоть пером глаз, поэтому педагоги справедливо считают их социально опасными. Наиболее выраженным по психопатоподобным проявлениям является третий вариант, при котором ведущее место занимает патология влечений: наклонность к побегам, бродяжничеству, жестокость с элементами садистичности.

Грань между этими вариантами нерезкая. Их объединяют: а) дискордантность поведения; б) некритичность, отсутствие учета ситуации и последствий действий; в) агрессивные тенденции с выраженной жестокостью не только в действиях больных, но и в патологическом фантазировании. Характерны грубое эмоциональное обеднение, потеря интересов, утрата привязанностей, а иногда и враждебное отношение к близким, желание делать им назло. Патология влечений проявляется как в повышенной сексуальности, бродяжничестве, так и в особом стремлении делать то, что все считают отрицательным.

Иногда первые психопатоподобные проявления возникают еще до явной шизофренической симптоматики, поэтому определить время начала болезни бывает трудно.

Коля, 8 лет, стационирован в связи с трудностями поведения: жестокий, избивает детей, никого не слушается. Брат матери болен шизофренией. Роды и беременность у матери протекали без отклонений. Уже в первые годы жизни мальчик злобно, до синяков щипал матери руки, так что она от боли готова была его ударить. Начав ходить, бил родителей ногами. Наказание не помогало. Был крайне расторможенным: сидел спокойно только тогда, когда ему читали сказки. В детском саду бил детей, плевал в их тарелки. После рассказа о пожаре им овладело желание поджогов. За ним следили, прятали спички, но все же он поджег сарай. В школе учился с 7 лет. Избивал детей, и педагог отказывался держать его в классе. В больницу был направлен со следующей характеристикой: «Мальчик не признает никаких правил поведения, во время уроков встает на парту, брызгается чернилами. Сказал педагогу: «Напрасно трудитесь, у вас ничего не получится. Я так хочу!».

При обследовании обнаружены диспластичность телосложения, горизонтальный нистагм. Вял, контакт налаживается с трудом. Но о шалостях рассказывает подробно. Плохое поведение в школе объясняет тем, что «надоело сидеть». С детьми играть не любит, предпочитает кошек, которых таскает за шкурку. Это, по его словам, приучает их к боли. Говорит, что животных любит больше, чем родителей.

Описанные клинические проявления очень характерны для психопатоподобного синдрома при вяло текущей шизофрении. Но выявить начало болезни в данном случае очень трудно, так как патологические влечения, агрессивность имелись у ребенка уже в первые годы жизни.

У других больных агрессивные тенденции проявляются только в патологическом фантазировании.

Так, Юра 11 лет с раннего возраста замкнутый, необщительный, играет всегда один. Интеллектуальное развитие выше возраста. С 5 лет стал задавать вопросы: «Почему ночью светит луна, а днем солнце?», «Откуда взялись люди?», «Зачем мы живем?». Рано начал фантазировать. Одно время считал себя ангелом, заставил мать пришить ему нечто вроде крылышек, ходил как бы летая. С 9 лет содержание фантазий изменилось. Мечтал быть пиратом, нападать на большие корабли, говорил, что хотел бы взорвать школу, больницу, врезаться на машине в толпу, чтобы кого-нибудь убило, устроить взрыв, пожар, хотел бы стрелять, резать, взрывать. Придумал «занимательные приключения»: звонить в набат, а когда все соберутся, потушить свет, чтобы было страшно, подпилить деревья, чтобы они падали, зажечь костры.

Чтобы увеличить суматоху, выпустить свиней и лошадей, чтобы казалось, что напали бандиты. Когда начнется паника и все побегут, по пути сделать ямы, чтобы туда падали люди.

Патологические фантазии, в сюжете которых отражаются агрессивные тенденции и патология влечений, чаще отмечались при шизофрении у детей с церебрально-эндокринной недостаточностью. Такие наблюдения были описаны в нашей клинике И. Г. Пакшвер.

Кеша, 10 лет. Жалобы при поступлении: очень рассеян, с детьми не сходится, уходит с уроков. Посещает церковь, на книгах рисует иконы, мертвецов, чудовищ. Отец замкнутый. Беременность и роды у матери ребенка нормальные. Раннее развитие мальчика без отклонений. В возрасте 6 месяцев перенес тяжелую дизентерию, в возрасте 2 лет — тяжелый коклюш. В детском саду с детьми не играл, разговаривал сам с собой. Школу посещает с 7 лет. В 4-м классе оставлен на второй год. В классе ходит по партам, рвет свои и чужие книги и тетради, выбрасывает все в окно. Любит делать все назло. В момент раздражения бросает в товарищей и учителя любые предметы, кусается, плюется. Любимой темой его разговора являются похороны, покойники, кладбища. Ходит к моргу, расспрашивает о мертвых, сопровождает в церковь похоронные процессии. Рисует только покойников, «чудовищ» и черепа, убивает насекомых, а затем устраивает им «похороны». В клинику принес коробку с мертвой мухой, чтобы похоронить ее здесь. Мучает и убивает животных. Рассказывая об этом, оживляется: «Распорю гвоздем живот лягушки и смотрю, что там, прибью ее к пню и смотрю, как она извивается». Читает только о мертвых. Равнодушен к матери, окружающим. Но педантичен и требователен в отношении удобств, питания, одежды. Очень обстоятелен. Резонерствует, склонен к повторению одних и тех же слов. По физическому развитию отстает от возраста. Имеются признаки гипофизарного субнанизма.

Клинические проявления дали основание предположить начало шизофрении. Дальнейшее наблюдение подтвердило правильность диагноза.

Последующее течение шизофрении с неврозоподобными психопатоподобными синдромами у больных младшего школьного возраста может быть благоприятным, если нет обострения процесса. Тревожность и эмоциональное напряжение больных с неврозоподобным синдромом постепенно уменьшаются, они продолжают учиться. Некоторые поступают и в институты. Психопатоподобные состояния при отсутствии обострения процесса также могут постепенно затухать.

Но нередко с началом препубертатного периода болезненный процесс обостряется. Больные становятся тревожными, растерянными или раздражительными, гневливыми и подозрительными. У них снижается продуктивность, ухудшается успеваемость, нередко возникают расстройства мышления. В большинстве этих случаев происходит изменение типа течения шизофрении, так как после более или менее длительного периода непрерывно-вялого течения процесса остро (или подостро) возникает приступ с более сложной симптоматикой. На фоне более резко выраженных негативных симптомов появляются и продуктивные психические расстройства: параноидные, галлюцинаторные и кататонические. Неврозоподобные и психопатоподобные расстройства как бы отходят на второй план.

Дима, 10 лет. Мать тревожно-мнительная. Раннее развитие мальчика нормальное. В возрасте 2 лет — травма головы без коммоционных явлений. Рос спокойным, но с детьми сходился плохо.

В возрасте 7 лет начал совершать какие-то особые действия: по многу раз доходил до угла и возвращался обратно. Но учился хорошо, хотя был неусидчив. В 10 лет стал тревожным и обидчивым, появились новые ритуалы: должен был прикоснуться ко всем, приходящим в дом. Стал подозрительным, жаловался, что педагоги нарочно ставят ему плохие отметки, дети не любят его, смеются над ним. По совету школьного врача был направлен в больницу. Врачу рассказал, что последние годы стало труднее учиться, в голову лезли посторонние мысли, мешали думать. Уверен, что в школе организована шайка, которая может причинить ему что-то страшное. Иногда слышит голоса родителей, которые окликают его.

В отделении стремится быть подальше от больных, так как дети своим дыханием могут его заразить. При разговоре с ним они якобы специально дышат на него, брызгают слюной. Просил поместить его в изолятор, где он будет спокоен, не будет бояться нападения бандитов.

Такая фабула бреда преследования определенной «шайкой» характерна для детей школьного возраста.

Часто наблюдается и другая фабула бреда — идеи отношения, а нередко и преследования, связанные с родителями. Больной жалуется, что родители не только изменили отношение к нему, но и сами стали другими—раздражительными, менее добрыми, он им надоел, они хотят от него избавиться. И здесь возникновению бредовых расстройств обычно предшествует обострение болезненного процесса в препубертатном периоде.

Клиническим примером может служить следующая история болезни.

Петя, 10 лет. В течение последних 2—3 недель стал подозрительным и агрессивным по отношению к матери и бабушке. Называл их злейшими врагами. Рос спокойным, веселым, послушным. Рано научился читать и считать, хорошо запоминал. К детям не тянулся. Один играл с солдатиками в войну. Был очень привязан к близким, особенно к бабушке. С 10 лет стал раздражительным, грубым. Снизилась успеваемость. Боялся, что будет война.

При поступлении растерян, тревожен. Говорит, что в школе ребята настроены против него, а мать и бабушка хотят от него избавиться.

Иногда при обострении процесса, протекавшего с неврозо-подобными расстройствами, наряду с навязчивыми действиями отмечаются приступы кататонических состояний.

Алеша, 13 лет. Дед по линии матери был странным. Мальчик развивался своевременно, но с 2 лет стал беспокойным, плаксивым, замкнутым. Рано проявил интерес к книгам, любил читать. В школе учился хорошо, но с ребятами не сходился, говорил, что они плохие. В 10 лет стал более молчаливым. Начал совершать какие-то странные движения руками: складывал ладони вместе и поглаживал предметы. Однажды сказал родителям, что без этих движений не может сделать ни одного дела, хотя устает от них. Снизилась успеваемость.

С 12 лет появились состояния, когда иногда по нескольку часов молча стоял, глядя в одну точку, отказывался от еды. Приходилось его кормить. Совершенно не воспринимал учебный материал, не выполнял письменных работ, писал какой-то набор слов, вычеркивая отдельные буквы. Застывания постепенно становились более длительными. Мальчик рассказал матери, что в это время видит какие-то наплывающие круги от лампы, иногда — каких-то детей на потолке, боится их.

При обследовании взгляд устремлен в пространство. Гримасничает прищелкивает губами, дует. Скован, но делает какие-то движения левой рукой. На вопросы отвечает отрывисто, односложными фразами. Рассказал, что при застывании не может двигать руками и ногами, не может говорить, потому что плохо двигается язык; иногда слышит мужские голоса, говорящие о нем, видит людей, которые за ним гонятся.

В отделении состояние застываний продолжается, иногда же больной импульсивен, негативистичен, нападает на детей. Под влиянием лечения трифтазином и левомепромазином стал спокойнее и по настоянию матери был взят домой. Но дома оставался вялым, заторможенным, застывания продолжались.

Диагноз шизофрении в данном случае не вызывает сомнений. Особенностями клинической картины является трансформация навязчивых действий в кататонические — своеобразные ступорозные состояния, сопровождающиеся онейроидными изменениями сознания со слуховыми и зрительными галлюцинациями.

Из приведенных клинических примеров видно, что клиническая картина шизофрении у детей младшего школьного возраста более разнообразна, чем у больных дошкольного возраста. Здесь отмечаются выраженные продуктивные расстройства — бредовые, галлюцинаторные, кататонические. Бредовые синдромы рудиментарны, фабула бреда однотипна. Болезненная подозрительность распространяется главным образом на ближайших лиц — членов семьи, школьных товарищей, учителей. Нередко имеется определенная динамика бредовых явлений: в начальной стадии идеи отношения (родители не любят, ученики смеются), в дальнейшем — более сложные бредовые расстройства, сочетающиеся с галлюцинаторными переживаниями, а у больных старшего школьного возраста—и симптомы психического автоматизма. На этом этапе субъективное принуждение, наблюдающееся при навязчивых действиях, уже дифференцируется больным от объективного принуждения, которое исходит от других, от «врагов», которые на него действуют.

Кататонические расстройства бывают чаще в виде ступорозных состояний с резкой двигательной заторможенностью, застыванием в отдельных позах и иногда, при обострении—с онейроидным помрачением сознания, псевдогаллюцинаторными переживаниями.

Хотя позитивные симптомы в клинической картине шизофрении младшего школьного возраста занимают уже большее место, все же наиболее типичным и здесь являются негативные симптомы— изменения личности и мышления. Постепенно ребенок становится более отгороженным от окружающих, менее активным, вялым, малоподвижным, молчаливым, стремится к уединению, прячется, когда приходят незнакомые ему люди. В то же время он делается раздражительным, капризным, чрезмерно впечатлительным. Еще до изменения поведения ребенка внимательные родители отмечают у него вегетативно-соматические расстройства: нарушения сна (замедленное засыпание или чуткий тревожный сон с устрашающими сновидениями), снижение аппетита и т. д.

Характерно не только эмоциональное обеднение, но и неадекватность, противоречивость эмоциональных реакций. Так, мальчик 9 лет в ответ на замечание педагога бежит в соседнюю комнату и там, плача и смеясь, повторяет: «Я сам себя наказал».

Типично отсутствие детской жизнерадостности. Больные скучают среди общего оживления, много рассуждают о жизни и смерти. Их интересы часто не свойственны детскому возрасту, необычны: это чтение энциклопедии, черчение географических карт, схем, трамвайных, троллейбусных маршрутов.

Характерные черты отмечаются и в мышлении этих больных: склонность к резонерству, а иногда и к бесплодному мудрствованию, навязчивым вопросам. При особом стремлении к отвлеченному, формальному, схематическому мышлению эти больные часто затрудняются при выполнении заданий, требующих определить наглядное и конкретное.

При психологическом эксперименте они часто учитывают лишь случайные признаки предметов и явлений, существенные же соотношения не принимают во внимание. Им трудно охватить целое и выделить главное. Их определения предметов вычурны и схематичны: «предмет для употребления еды», «стекло ставится для прозрачивания», лошадь — «приспособление для езды». При относительно хорошем мышлении они часто затрудняются в комбинировании целого из разрозненных частей. У многих детей больше страдает внимание, им трудно сосредоточиться при выполнении того или другого задания. Есть ряд особенностей ив моторике: вялая мимика, бедность жестов, неуклюжесть движений. Иногда отмечаются фибриллярные подергивания. По физическому состоянию они различны. У многих отмечаются некоторые эндокринные особенности центрального, диэнцефального генеза: гипогенитализм, ожирение, субнанизм или гигантизм, у девочек — негрубый базедовоид. Выраженных очаговых неврологических расстройств не имеется. Бывают лишь отдельные симптомы— нарушение конвергенции, асимметрия носогубной складки, вегетативно-сосудистые расстройства.

Диагноз шизофрении у детей младшего школьного возраста не вызывает больших затруднений, если в психопатологической картине наряду с негативными симптомами отмечаются продуктивные расстройства. Но распознавание болезни становится более сложной задачей, когда основными в клинической картине являются неврозоподобные и психопатоподобные синдромы.

Диагностические затруднения еще более значительны, если шизофренический процесс развивается на фоне резидуальной церебральной и церебрально-эндокринной недостаточности. В этих случаях, когда преобладающим в клинической картине является патология поведения, в начале заболевания ошибочно диагностируется психопатоподобное состояние после инфекций и травм мозга. Но через несколько лет психопатоподобные синдромы уже отходят на второй план, уступая ведущее место продуктивным расстройствам, чаще галлюцинаторно-параноидным и парафренным. Нарастает и негативная симптоматика: более отчетливо выступают снижение психической продуктивности, эмоциональные изменения, утрачивается привязанность к близким, интерес к окружающим. Нередко возникает и патология влечений: жестокость, повышенная сексуальность, тяга к бродяжничеству, особое стремление к коллекционированию старых, ненужных вещей. Даже при высоком интеллекте всегда снижается продуктивность больных; больные становятся бездеятельными и пассивными.

На более позднем этапе иногда появляется эйфорический фон настроения с нелепыми идеями величия, бредовые расстройства принимают парафренный характер. Патологические влечения полностью не исчезают, но их агрессивный компонент постепенно затухает.

Клиническим примером, подтверждающим эти наблюдения, может служить история болезни Валерия, 8 лет.

Мальчик поступил в клинику в связи с трудностями поведения: раздражителен, неусидчив, двигательно беспокоен, упрям. Раннее развитие своевременное. В годовалом возрасте получил травму головы. О ее тяжести и характере сведений нет. Рос спокойным, послушным. В возрасте 7 лет стал возбудимым, двигательно беспокойным, драчливым, был исключен из школы, так как кричал, свистел на уроках, бил детей, не выполнял заданий.

В больнице настроение приподнятое, с оттенком эйфории, циничен, кусает детей. Не реагирует на замечания. Говорит только о драках, очень жесток, бьет слабых. Говорит, что испытывает удовольствие, когда причиняет другим боль. Подозрителен, следит за тем, как ему наливают суп, беспокоится, не дали ли ему яд. Много фантазирует о войне, бомбах.

При психологическом обследовании: интеллект невысокий, соображает медленно, туго, неспособен к длительной работе. Иногда же рассказывает живо, хорошо о Корее, Египте и других странах.

После лечения аминазином стал спокойнее. Был выписан с диагнозом «психопатоподобное состояние после перенесенной черепно-мозговой травмы». Через 5 лет стационирован повторно. При обследовании был насторожен, отвечал неохотно, односложно. Намекал, что кое-кто хочет его отравить.

В отделении настроение неустойчивое, часто с эйфорическим оттенком. Много рассуждал о своем будущем, говорил, что хочет быть агентом, ловить шпионов, изучает возможность снабжения луны кислородом. Считает, что у него есть способность предчувствия будущих событий. Мышление непоследовательное, речь вычурная. Стал грубым, жестоким по отношению к матери, бил ее, таскал за волосы, однажды подставил к лицу острие ножа. Отгородил в комнате свое место, поставив забор. Иногда подавлен, высказывает суицидальные мысли.

Диагноз: шизофрения с психопатоподобным и парафренным синдромами.

Можно предположить, что причиной диагностической ошибки при первом поступлении больного было недостаточное соблюдение основных принципов психиатрической диагностики. Не было учтено, что для установления диагноза необходимо не только выделить ведущий клинический синдром, но и определить его качественную характеристику и связь с другими психопатологическими проявлениями, ибо каждый клинический синдром приобретает диагностическую значимость лишь при определенном сочетании с другими симптомами болезни.

В данном случае следовало подчеркнуть, что в основе психопатоподобного синдрома лежит патология влечений: жестокость, садистические тенденции (больной испытывает удовольствие, когда бьет слабых детей). Важно было также учесть, что в клинической картине болезни наряду с психопатоподобным синдромом были и бредовые идеи отравления, что эти психопатологические проявления возникли на фоне эмоционального обеднения — пустой эйфории.

Все эти данные очень важны не только для дифференциального диагноза между резидуальным состоянием после черепно-мозговой травмы и шизофрении, но и для выбора адекватных лечебных средств.