В свете клинического опыта и на основании обширных данных литературы можно выделить два вида истерических симптомокомплексов: истерический невроз и истерические реактивные расстройства. Однако недостаточность эмпирических исследований не позволяет сформулировать полное (т. е. включающее в себя достаточное и необходимое1 условия применения определяемого термина) определение обоих типов истерических расстройств даже с точки зрения общей теории систем. Поэтому предпринятые до сих пор попытки дать полное определение их привели к созданию неадекватных или научно бесполезных понятий [Boschi, 1951; Chodoff, Lyons, 1958; Cruchet, 1951; Delgado, 1952; Lisfranc, 1966; Minirth, 1975; Rojas, 1954]. На современном уровне знаний об истерии возможно лишь частичное (вероятностное) определение, которое не только помогает избежать упомянутых ошибок, но и предлагает метод выделения отдельных аспектов истерических расстройств, облегчая тем самым их исследование. С точки зрения системного подхода истерию можно определить как приобретенное, заученное и относительно постоянное нарушение самоуправления (саморегуляции) живой системы, проявляющееся дисфункцией механизмов интеграции на разных уровнях внутрисистемной организации. Истерические невротические и реактивные расстройства отличаются эссенциальной структурой этиопатогенеза (иерархией важности патогенетических факторов), а также уровнем дезинтеграции регуляционных механизмов системы, определяющим особенности клинической картины.

В генезе истерии в литературе упоминаются чаще всего три основных фактора, тесно связанных между собой: 1) конституциональный, 2) личностный и 3) ситуационный. Правда, насколько подчеркивают главную роль ситуационного (психическая травма) фактора при реактивных истерических синдромах, настолько в этиопатогенезе истерического невроза, особенно в последние годы, все три фактора оценивают равнозначно (хотя обычна безоговорочно эти взгляды не выражаются). Такая эпистемология с позиций здравого смысла является проявлением феноменализма (см. раздел 1.4), который в перспективе развития теории и эмпирических исследований истерии в научном отношении бесполезен. В современной методологии науки общепринят тезис эссенциализма о иерархической структуре (т. е. неравнозначности) факторов, детерминирующих данное явление. Следовательно, значение отдельных патогенных факторов при возникновении разных, в том числе истерических, расстройств различно. Эссенциализм основан на методологическом принципе перехода от идеализации к четкой конкретизации. Таким образом, первоначальные идеализационные положения данной эссенциальной структуры усовершенствуются в результате их эмпирической верификации. Выбор определенной эссенциальной структуры по отношению к истерическим расстройствам имеет не только теориеобразующую ценность, но и выдвигает также соответствующее направление исследований, которые дадут возможность конкретизировать или отвергнуть первоначальные положения.

В соответствии с идеализационной теорией науки [Nowak L., 1977], исходным понятием при конструировании эссенциальной структуры является понятие влияния одного фактора на другой: фактор А считается влияющим на фактор В в сфере Z в том случае, если изменение фактора А вызывает в сфере Z изменение фактора В. Например, известно, что на социальные установки человека (фактор В) в детском возрасте (сфера Z фактора В) оказывают влияние воспитательные действия родителей (фактор А). Так что понятие влияния выражается следующей фразой: «воспитательные действия родителей оказывают влияние на социальные установки ребенка». Тот же фактор А может не влиять на фактор В в сфере 2 (зрелый возраст), например воспитательные действия родителей могут не оказывать влияния на социальные установки взрослого человека. Понятие влияния одного фактора на другой используется для упорядочения множества факторов, влияющих на данную (определенную) величину, а также иерархизации их в зависимости от степени влияния.

Рассмотрим 1 какой-либо фактор (определяемая величина) F, т. е. множество проявлений (интенсивностей) данной черты F. Совокупностью фактора F является множество U всех объектов, обладающих в какой-то степени чертой F. Вместо фразы о том, что фактор А влияет на фактор F в сфере Z (подсистема Z совокупности U фактора F), можно сказать, что фактор А существен для фактора F в сфере Z. Множество существенных для F факторов в сфере Z составляют пространство факторов Р|, существенных для F в сфере Z. Если пространство Рр насчитывает много факторов, некоторые из них преобладают над другими по своему влиянию на фактор F в сфере Z (т. е. более существенны для F в сфере Z), другие влияют одинаково (т. е. в равной мере существенны для F в данной сфере). Факторы, наиболее существенные для F в сфере Z, называются главными факторами и обозначаются НЬ…, НП. Остальные факторы называются побочными факторами F в сфере Z и обозначаются рь…, рк. Ряд множества существенных факторов можно представить в форме следующей иерархии, обозначаемой как эссенциальная структура фактора F в сфере Z:

Знаками k, k—1,…,1,0 обозначен уровень значимости эссенциальной структуры фактора F в сфере Z. Уровень (0) называется поверхностным уровнем, поскольку включает в себя все факторы, в какой-то степени влияющие на F в сфере Z. Уровень (k) называется внутренним уровнем, так как заключает в себе самые существенные (для F в Z) факторы. Остальные уровни глубокие. Факторы, проявляющиеся на этом уровне эссенциальной структуры, равнозначны для F.

В практике многие исследователи не включают в пространство Рр все существенные факторы из-за невозможности точного выделения их и влияния их на F. Эти опущенные, но существующие в действительности и оказывающие интерференционное влияние на зависимость. величины F от главных и побочных факторов величины называются факторами помех. Они могут появляться всегда вместе с существенными для F факторами или нерегулярно. Главные факторы контролируются исследователем, факторы помех не контролируются, побочные факторы могут контролироваться, а могут и не контролироваться. Точнее говоря, «q является фактором, контролируемым исследователем только в том случае, если: 1) исследователь знает, что q влияет на F; 2) исследователь может определить характер влияния q на F; q является фактором, не контролируемым исследователем, в том случае, если: 1) q представляет собой фактор помехи или же 2) исследователь знает, что q — побочный фактор, но не может определить характер его влияния на F» [Brzezinski, 197ба, с. 12].

По Brzezinski (1976а), концепция L. Nowak является ограниченной из-за принятия онтологического принципа изолированности проявляющихся совместно факторов. В то же время исследовательская практика показывает, что факторы могут взаимодействовать между собой и оказывать совокупное влияние на величину F. Поэтому эссенциальную структуру пространства существенных для F факторов следует рассматривать не только как состоящую из факторов, действующих отдельно, но и (или исключительно) из взаимодействующих между собой (независимо от их количества) факторов. Принцип взаимодействия существенных факторов позволяет проводить эксперименты, основанные на вариационном анализе, построенном на идеях Фишера, признанных, например в экспериментальных науках, самыми совершенными для проверки гипотез [Winer, 1962]. Этот вид эксперимента дает возможность тестирования значимости влияния на F как отдельных факторов, так и взаимодействия их при помощи вариационного анализа, факторного анализа, анализа множественной регрессией. Ackoff (1969) утверждает, что две переменные (факторы) взаимодействуют, «если влияние, которое одна из них оказывает на подчиненные ей явления, зависит от значения, принятого второй переменной» (с. 390). Brzezinski (1976a) предлагает три типа взаимодействия: 1) взаимодействие главных факторов — in (Hi,…, Hn), 2) взаимодействие главных факторов с побочными — in (Hi,…, Hn; p,.., pk), 3) взаимодействие побочных факторов — in (pi,…, pk). В эссенциальной структуре взаимодействия на каждом из ее уровней факторы взаимодействуют между собой. Такова упрощенная формула эссенциальной структуры взаимодействия для фактора F в сфере Z:

Число взаимодействий определенного типа на данном уровне эссенциальной структуры определяют при помощи соответствующего показателя [Brzezinski, 1976a, с. 19—20].

Можно предположить, что диапазон существенных этиопатогенетических факторов для истерических расстройств (Рад) состоит из: 1) конституционального фактора (К); 2) личностного фактора (Л); 3) ситуационного фактора (С). Однако эссенциальная иерархизация диапазона факторов, существенных для истерического невроза (ИН) или для реактивных истерических расстройств (РИ), будет различной. Истерический невроз имеет (предположительно) следующую эссенциальную структуру:

Уровни значимости эссенциальной структуры для величины ИН: внутренний уровень (2), глубокий уровень (1) и поверхностный уровень (0). Наиболее значимый (существенный) фактор Л (личность), наименее — фактор К (конституция). К. факторам помех можно отнести, в частности, физическую усталость, перенесенные соматические заболевания [Cukanowa, 1962] и т. п.

Формула эссенциальной структуры реактивного истерического синдрома выглядит следующим образом:

Наиболее существенный фактор — С (ситуация), наименее— К (конституция). К существенным факторам помех относится органическое повреждение центральной нервной системы, роль его в патогенезе реактивных нарушений подчеркивают многие авторы [Uszkiewiczowa, 1966], даже в тех случаях, когда не обнаруживают органических изменений. Разработка правильных методов определения патогенного влияния органических факторов является еще нерешенной проблемой, а установление причинной связи между повреждением центральной нервной системы и истерическими расстройствами на основании высокого процента обнаруженных при электроэнцефалографических и пневмоэнцефалографических исследованиях патологических изменений [Wdowiak, 1963] с методологической точки зрения является весьма сомнительным, хотя бы из-за отсутствия случайно выбранной контрольной группы.

Переход от теории к эмпирическим и экспериментальным исследованиям требует операционализации как определяемого фактора F (истерический синдром), так и каждого (конституционального, личностного и ситуационного) из факторов, входящих в состав эссенциальной структуры, что непосредственно связано с подбором или построением орудий исследования. Принципиальные трудности возникают уже в отношении измерения переменной, которую составляет истерический синдром, поскольку до сих пор не созданы адекватные средства измерения, а немногочисленные проекты в этой сфере основаны на слишком низкой [Bendefeldt et al., 1976] или ошибочно верифицируемой избирательности [Woodruff et al., 1969]. Применение вопросников или шкал клинических симптомов [Perley, Guze, 1962] не имеет большой методологической ценности, хотя и является прогрессом на пути объективизации диагностических критериев. Таким образом, в исследовании истерии основной задачей представляется разработка соответствующих средств исследования и экспериментальных методик.

Значительно лучше выглядит возможность операционализации конституционального фактора, составляющего постоянные направляющие свойства каждой живой системы. В длительно существующей трудной ситуации конституциональный фактор может способствовать возникновению определенных функциональных и даже структурных нарушений [Strelau, 1975b]. На патогенное влияние сочетания темперамент — ранняя неправильная социализация (наряду с сочетанием предрасположенности с условиями среды) при истерических расстройствах обращают внимание Eysenck, Rachman (1965). Принятая нами концепция конституционального фактора (см. раздел 4.5) позволяет операционализировать два его основных критерия; уровень психологической реактивности и общий уровень активации. Мы уже располагаем средствами измерения таких показателей психической реактивности, как чувствительность и резистентность к раздражителям, активность поведения (степень потребности стимуляции), временные параметры реакции (скорость, постоянство, подвижность и темп реакции), а также определенными экспериментальными планами в этой области {Eliasz, 1974; Strelau, 1974]. Общий уровень активации можно измерять при помощи, например, таких показателей: изменения записи ЭЭГ и а-индекса [Terelak, 1975], уровень адреналина и норадреналина в крови [de Walden-Galuszko, 1976а], а также косвенно, за счет оценки степени эмоционального возбуждения электромиографическим (изменение мышечных потенциалов), сфигмографическим (изменение пульса и артериального давления), пневмографическим (изменение дыхания) исследованиями, изучением кожно-гальванической реакции (изменение проводимости кожи) и т. п. [Reykowski, 1974; Woodworth, Schlosberg, 1963]. Однако оценка степени важности конституционального фактора в генезе истерических расстройств, т. е. соответствия (или несоответствия) ее предлагаемой эссенциальной структуре, требует разработки адекватных экспериментальных планов. Особенно важным представляется определение не только роста общего уровня активации в определенной экспериментальной ситуации, но прежде всего индивидуального оптимального уровня активации у лиц с истерическими синдромами.

Операционализация личностного фактора зависит от принятой исследователем теории личности. В области развития теоретических концепций личности в клинической психиатрии, к сожалению, нет особых достижений. По-видимому, этим объясняются явная методологическая слабость исследований нарушений личности, а также отсутствие убедительных эмпирических данных относительно роли личности в этиопатогенезе истерии. Быть может, и поэтому в клинической практике понятие истерического невроза довольно часто смешивают с понятием истерической личности. Еще и поныне можно встретиться также с ошибочным убеждением, будто условием возникновения истерических синдромов является истерическая структура личности пациентов [Monne-Dzikowska, 1971]. Эти неправильные взгляды критиковали многие авторы [Keplinski, 1972а; Lisfranc, 1966; Ljungberg, 1957; Ziegler et al., 1960], которые указывали на появление истерических расстройств у людей, не обнаруживающих признаков истерической личности, и, наоборот, возникновение других видов неврозов и реактивных синдромов у лиц с чертами истерической личности. Результаты детальных клинических исследований указывают, что среди больных истерией только у 7—18 % диагностируется истерическая структура личности [Barnet, 1971; Chodoff, Lyons, 1958; Stephens, Kamp, 1962; Wulfert, 1969]. Лишь Lewis и Berman (1965) приводят более высокий процент (более 50), но применяемые ими диагностические критерии слишком широки и включают в себя также и черты, характерные для других типов личности. В последние годы наблюдаются интересные попытки исследовать личность при истерическом неврозе на основе познавательных теорий, в частности концепции психологического дифференцирования [Witkin et al., 1962] и теории регуляции Т—О — Т —Е ([Miller et al., I960]. У больных истерическим неврозом обнаружены, например: «зависимый от поля» стиль восприятия [Bendefeldt et al., 1976; Nowicka-Gawgcka et al., 1976], расстройство функционирования внутренней программы ориентации [Nowicka-Gawgcka, 1975], дисфункция регуляции активности[Rodgers, Ziegler, 1967].

С точки зрения общей теории систем и принятой в настоящей работе концепции личности (см. раздел 4) операционализация личностного фактора, входящего в состав эссенциальной структуры истерических расстройств, должна учитывать следующие элементы: 1) степень задержки развития системы (особенно такой центральной регуляционно-интеграционной системы, как личность), которая приводит к потере, уменьшению или нарушению способности к управлению и поддержанию состояния функционального равновесия (гомеокинеза); 2) уровень развития инстинктивно-эмоциональных механизмов и познавательных структур; 3) общие принципы функционирования познавательных структур (например, «все или ничего», «черное — белое», «да и нет»); 4) уровень организации познавательных структур, т. е. их формальные свойства (стабильность, эластичность, сложность, степень интеграции), особенности содержания (информации) и функций (стандарты регуляции); 5) уровень развития структуры «я» и присущие ему виды функционирования (чувства тождества, контроля, собственной ценности, «реальное я» и «идеальное я»); 6) уровень сознания; 7) степень толерантности к информационному несоответствию (особенно к отсутствию информации, поддерживающей структуру «я»), а также количество, характер и постоянство предпочтительных методов устранения его (например, защитных, разряжающих, манипуляционных механизмов); 8) тип регуляции поведения (эгоцентрический, социоцентрический, аллоцентрический и т. п.); 9) степень нарушения основных свойств системы: открытости, активности, самоорганизации, саморегуляции, способности к управлению, поддержанию равновесия и к научению.

Стремление к операционализации в рамках системного подхода к личности пока сопряжено со многими трудностями, которые связаны с еще недостаточным развитием методов исследования, особенно в изучении познавательных структур [Szustrowa, 1976b]. Среди разработанных к настоящему времени методик исследования в практике, в частности, применимы Rep Test [Kelly, 1955], Conceptual Sustems Test [Harvey et al., 1961], Measuring Integration Rules, Paragraph Completion Test [Schroder et al., 1967]—для исследования сложности познавательных структур; семантический дифференциал [Osgood et al., 1957] —для исследования установок; техника Q-sort [Stephenson, 1964], вопросник самоодобрения [Karylowski, 1975b] и тест отношений [Szustrowa, 1972] — для исследования уровня самоодобрения; тест ассоциативного эгоцентризма [Szustrowa, 1976a] и техника Q-sort [Paszkiewicz, 1972]—для исследования степени эгоцентризма; вопросник эмоционального контроля [Brzezinski, 1976с]—для оценки механизма эмоционального контроля. Поэтому исследование роли личности в генезе истерических симптомокомплексов требует создания новых методик, отличающихся высокой достоверностью и точностью.

По аналогии с конституциональным и личностным факторами операционализация ситуационного фактора, который входит в состав эссенциальной структуры истерии, тесно связана с соблюдаемыми теоретическими принципами. Поэтому мы остановимся на анализе понятия ситуации, концепция которой, в отличие от подробно изложенных теорий личности и конституции, до сих пор еще не обсуждалась. Наиболее последовательно системный подход представляет теория ситуации Tomaszewski (1975с), и поэтому именно она станет предметом нашего обсуждения.

По Tomaszewski (1975с), наряду с понятием среды, которое акцентирует относительную стабилизацию системы (и отношений индивид — окружение), понятие ситуации используют в том случае, когда хотят подчеркнуть изменчивость этой системы (появление новых и убывание старых элементов). Ситуация человека — это «система его взаимоотношений с другими элементами своей среды в определенный момент времени» [Tomaszewski, 1975с]. О ситуации мы говорим в том случае, если система такого рода рассматривается в связи с человеком (субъектом ситуации), который, будучи одним из элементов ее, по какой-либо причине выделяется, а также в случае, если система рассматривается в связи с определенной активностью субъекта. Ситуация человека определяется как его собственными свойствами, так и свойствами элементов окружающего и отношением всех этих свойств. Ситуации можно классифицировать по их субъекту (например, ситуации ребенка, супруга, работника и т. п.), по типу основной активности субъекта (например, ситуация проблемы, задачи, решения и т. п.) или по элементам окружающего (например, случайные ситуации, аварийные ситуации и т. п.). По мнению автора, следует отвергнуть упрощенное разделение ситуаций на объективные, существующие независимо от того, кто ее воспринимает, и субъективные, т. е. такие, какими их кто-то воспринимает в определенный момент. Всегда следует учитывать как объективное состояние вещей, так и его восприятие субъектом, потому что «поведение человека, даже если оно соответствует восприятию действительности, а не объективным свойствам предметов, вызывает тем не менее последствия в соответствии с объективными, а не воспринимаемыми или воображаемыми свойствами» (Tomaszewski, 1975с).

Как известно, существует два различных уровня организации поведения (см. раздел 1.5): элементарный — реактивное поведение (реакция на раздражители) и высший — целенаправленное поведение (осуществление задач). В связи с этим можно выделить два аспекта ситуации: в одном ситуация служит источником раздражителей, воздействующих на субъект, в другом — полем осуществления определенной задачи. Поведение человека в данной ситуации является одновременно реакцией на эту ситуацию и ее решением. Структурой раздражителей ситуации мы называем систему ее элементов, воздействующих в данный момент на субъект как раздражители и вызывающих его реакцию. Эта структура определяется объективными, физическими свойствами элементов окружающего мира (объектов и событий), а также соответствующей сенсорной чувствительностью, реактивностью и приобретенными навыками индивида. Стимулирующее действие ситуации двойственно: неспецифическое (регуляция общего уровня активации субъекта) и специфическое (вызывание определенных реакций, например, бегство, нападение и т. п.). Специфическая стимулирующая функция ситуации значительно усложняется и организуется в случае целенаправленного поведения. Ситуации-задачи также определяются свойствами элементов окружающего мира и субъекта, а также их взаимоотношениями. Одновременно ситуации-задачи определяются и тем, как человек воспринимает, понимает и оценивает эту систему зависимостей: например, если он не понимает ситуацию, то реагирует на нее, но разрешить ее не в состоянии. Подобным образом эмоциональное состояние субъекта может существенно изменить его ситуацию. Tomaszewski характеризует структуру ситуации — задачи как систему ценностей и возможностей (положительных или отрицательных, объективных или субъективных); при этом ценностью он называет состояние вещей, которое определяет направление активности человека, а возможностью — состояние вещей, от которого зависит, будет ли эта ценность воплощена в действительность. Автор разделяет ситуации на такие, которые представляют собой особую систему ценностей (ситуации важности, моральных требований, успеха, опасности) или систему возможностей (ситуации зависимости, власти, социального контакта, соперничества). Ситуации могут иметь различный объем и сферу действия. Объем ситуации соответствует направлениям активности, т. е. ценностям, которые субъект старается в данной ситуации достичь. Поэтому он зависит от иерархии ценностей индивида и ее субъективного отражения— предпочтения ценностей. Ситуации являются относительно закрытыми (ограничены какой-либо сферой) системами, т. е. «на протекание основной активности субъекта оказывают влияние раздражители, ценности и возможности, встречающиеся в определенной сфере, а элементы не из этой сферы на ход активности не влияют (или их влияние гораздо более косвенно)» [Tomaszewski, 1975с, с. 30]. Для определения этой сферы Lewin (1963) ввел понятие «поле» и «барьер», который это «поле» окружает.

Реактивное поведение (раздражитель-реакция: S-R) существует в границах целенаправленного поведения (задача-результат: Z-W); это означает, что механизм S-R подчиняется системе Z-W, которая является для него точкой отсчета и определяет (каждый раз значение S и в соответствии с этим характер R. Задаче подчиняются не только внешние факторы регуляции поведения, но и регуляционная функция внутренних структур, которая реализуется в контексте задачи. Это выражается формулой: Z/S-R/W. Однако основной источник задач, реализуемых человеком, — это его ситуация и происходящие в ней изменения, поэтому формула механизма регуляции целенаправленного поведения должна быть расширена:

где ST обозначает ситуацию человека, STp-STk— последовательность событий от начальной ситуации, которая создала потребность (STP), ставшую основой задачи, до конечной ситуации (STk), которая планировалась как осуществление задачи и результат правильного целенаправленного поведения [Tomaszewski, 1977]. Ведь в организации целенаправленного поведения (деятельности) человека ведущую роль играет антиципация (предвосхищение) его результатов (см. разделы 1.5 и 4.4).

Tomaszewski (1975с) выделяет нормальные ситуации, в которых ценности (реализуемые задачи) и возможности (условия, методы решения задач и свойства субъекта) взаимно приспособлены, и трудные (стрессовые) ситуации, которые отличаются несоответствием ценностей возможностям. В трудных ситуациях нарушается ход основной активности субъекта и уменьшается вероятность решения задачи. Достижение предполагаемого результата возможно только при изменении поведения (структуры деятельности). С точки зрения этиопатогенеза истерии выяснение роли и структуры трудных ситуаций представляется фундаментальной проблемой.

В зависимости от вида нарушений Tomaszewski выделяет пять основных типов трудных ситуаций: депривация, ситуации перегрузки, затруднения, опасности и конфликтные. Депривация— это случаи неудовлетворения основных потребностей субъекта (например, физиологических, социальных, информационных и т. п.) или неудача в достижении запланированных целей (нереализованные задачи). Ситуации перегрузки возникают в том случае, когда трудность задачи на грани физических или психических возможностей субъекта. О затруднении говорят, если возможность реализации задачи уменьшается вследствие появления в ситуации каких-то преград (например, физических, социально-моральных) или недостатков (например, предметных или информационных). Помехи на пути реализации задачи характеризуют так называемые фрустрационные ситуации. Фрустрация— это прерывание деятельности, направленной на осуществление определенной задачи, в результате чего человек бывает вынужден изменить программу действий, чтобы достичь цели или же изменить саму цель своей деятельности (предполагаемые результаты). В этом случае причиной блокирования стремлений субъекта может быть как внутреннее препятствие, так и отсутствие положительного подкрепления или же появление конкурентной мотивации [Frqczek, Kofta, 1975]. Конфликтные ситуации возникают, когда индивид находится под действием противоположных сил (например, противоречивых мотивов). Lewin (1936) выделил три главных типа конфликтов: 1) конфликт типа стремление — стремление, т е ситуация, в которой субъект стоит перед выбором между двумя доступными для достижения положительными ценностями, но реализация одной исключает достижение другой. После принятия решения по мере приближения к цели привлекательность избранной ценности возрастает, а отвергнутой — снижается; 2) конфликт типа избегание— избегание, т. е. ситуация, в которой субъект вынужден (не имеет возможности «покинуть поле») выбирать между двумя отрицательными ценностями, причем избегание одной из них способствует столкновению со второй. Если уровни тенденции к избеганию обоих ценностей близки, ситуация вызывает колебания и длительное эмоциональное напряжение, потому что при сближении с одной из целей ее непривлекательность возрастает, а это усиливает тенденцию к выбору противоположной цели (действие останавливается и возвращается к исходной точке). Обычно конфликт безотлагательно разрешается попыткой «выйти из игры» (например, в виде поиска временных заместителей целей, «бегства в болезнь»); 3) конфликт типа стремление— избегание, возникающий в ситуации, когда субъект может реализовать положительную ценность, но только примирившись с отрицательной ценностью. В этом случае имеются двойственные тенденции: по мере приближения к цели возрастает стремление как к достижению, так и к избеганию ее; отказ от завоевания положительной ценности сопровождается ростом привлекательности цели; в этой ситуации часто наблюдается поведение типа «уклонение от трудностей» [Tomaszewski, 1975с]. Следует подчеркнуть, что, кроме описанных мотивационных конфликтов, могут встречаться так называемые познавательные (информационные) конфликты несколько иного характера (см. концепцию несоответствия информации — раздел 4.6). Последняя из перечисленных категорий трудных ситуаций — ситуация опасности, при которой повышена вероятность нарушения или утраты ценностей, дорогих для субъекта, например, жизни, здоровья, чувства собственной ценности, близких лиц и т. п. По Reykowski (1966), сущность ситуации опасности состоит в том, что человек предвидит (антиципирует) потерю, которую понесет (или может понести, если не примет контрмеры).

Много аналогий со взглядами Tomaszewski можно обнаружить в концепции трудных ситуаций Lewicki (1969) и в теории психологического стресса Reykowski (1966). По мнению последнего, стресс — это такие элементы ситуации (например, однократные или повторные конфликты, опасности или лишения), которые вызывают перегрузку системы регуляции, что приводит к отрицательным изменениям функционирования индивида. Общим свойством стрессовых ситуаций является их столкновение с существующим ходом активности индивида, что заставляет его для достижения ранее запланированной цели изменить поведение (организацию деятельности) Стресс вызывает: 1) рост общего уровня активации и периферическое возбуждение; 2) появление сильного эмоционального напряжения и отрицательных эмоций, например, страха, беспокойства, паники, гнева, сниженного настроения, 3) возникновение особой мотивации для преодоления стресса (например, страховочные действия) или для защиты от его последствий (бегство, нападение и т. п.). Длительно существующий стресс приводит к расстройствам регуляции поведения и функций организма, особенно при низком уровне индивидуальной сопротивляемости стрессу (определяется иногда более узким понятием «толерантность к фрустрации»). Сопротивляемость стрессу мы понимаем как способность, несмотря на появление стресса, сохранять предшествующее направление, эффективность и организационный уровень поведения [Fraczek, Kofta, 1975]. Степень сопротивляемости стрессу обусловлена несколькими факторами: выполняемыми задачами (вид, сложность и умение выполнять их), физиологическими процессами (усталость, заболевания, медикаменты и т.п.), психологическими процессами (например, мотивация), свойствами индивида (особенности нервной системы, реактивность, потребности, познавательные структуры и т. п.), а также опытом прошлого.

Следует отдавать себе отчет, что не каждый стресс или трудная ситуация имеют истерогенное значение даже при наиболее неблагоприятном влиянии двух остальных факторов: конституционального (например, высокая реактивность) и личностного (например, расстройства личности). Поэтому среди трудных ситуаций справедливо выделяют, например Obuchowska (1976), отдельную категорию так называемых травмирующих ситуаций, носящих неврозогенный характер. По мнению указанного автора, это ситуации, которые одновременно нарушают деятельность и угрожают чувству собственной ценности и (или) потребности в безопасности, которые человек не в состоянии преодолеть и от отрицательного воздействия которых он не может защититься. Основываясь на теории информации, Свядощ (1971) считает неврозогенными ситуации, которые характеризуются дефицитом значащей (т. е. влияющей на вероятность достижения цели) информации, что повышает степень неуверенности индивида в отношении вероятности достижения намеченной цели в соответствии с формулой:

где Iz—значащая информация, Р0 — вероятность достижения цели перед поступлением информации, Р, — вероятность достижения цели после получения информации. К подобным выводам приводит и теория Симонова, рассматривающая эмоции как процесс компенсации информационного дефицита [Obuchowski, 1970].

В свете принятой нами концепции личности можно обобщенно определить травмирующие ситуации как ситуации, которые сигнализируют возможность потери чувства тождества и (или) чувства собственной ценности с одновременным отсутствием или неэффективностью приспособительных механизмов индивида (например, защитных, разряжающих, манипуляционных). Таким образом, травмирующие ситуации являются угрозой «я» и играют очень важную роль в генезе различных психических расстройств, а не только истерии. Они являются источником большого информационного несоответствия (отсутствие информации, поддерживающей структуру «я»), которое вызывает сильное эмоционально-мотивационное напряжение, что при неэффективности приспособительных механизмов может вести к нарушению самоуправления системы. Одним из проявлений нарушений саморегуляции системы является появление клинических симптомов истерии. Сущностью травмирующих ситуаций является антиципация индивидом опасности для «я».

Проведенный детальный анализ значимых факторов эссенциальной структуры истерии свидетельствует, что в этиопатогенезе истерических расстройств, как невротических, так и реактивных, основное значение имеют конституциональный, личностный и ситуационный факторы. Для целей исследования и связанной с ним операционализации эти факторы можно было бы свести к следующим переменным величинам: уровень реактивности (а также оптимальный уровень активации); формальные, содержательные и функциональные свойства структуры «я» (или всей познавательной и инстинктивно-эмоциональной системы); травмирующие ситуации. Это позволяет точнее, хотя безусловно и упрощенно, определить характер факторов, которые составляют эссенциальную структуру истерических синдромов. Например, эссенциальная структура истерического невроза (без учета взаимного влияния) выражается записью:

В свою очередь эссенциальная структура истерических реактивных синдромов может быть записана так:

где ПС — познавательная система, ИЭМ — инстинктивно-эмоциональные механизмы, ТС — травмирующие ситуации, УР — уровень реактивности. По аналогии с приведенными формулами можно записать взаимодействие эссенциальных структур истерии (см. ранее). Перечисленные значимые факторы включают в себя патогенное влияние биологических, психологических и социально-культуральных (в широком смысле слова) компонентов, которые воздействуют в определенной временной перспективе (опыт прошлого, актуальные и антиципируемые ситуации).

В исследовании генеза истерических расстройств очень важно познать механизмы, которые определяют развитие определенных симптомокомплексов, поскольку каждый из них имеет особую клиническую картину. Несмотря на наличие обширной литературы по этому вопросу, проблема до сих пор еще не решена и не изучена. Большинство авторов ограничиваются в своей интерпретации неясными или чрезмерно обобщенными утверждениями; например, пишут о механизме «бегства в болезнь», инструментальном и коммуникационном значении клинических симптомов или о их символическом характере, о функциональном преобладании подкорковых механизмов над корковыми, об автономизации интеграционных центров (особенно чувствительно-двигательной функции) и т. п. Отсутствие синтетических, междисциплинарных теоретических положений и соответствующих эмпирических исследований затрудняет решение этих фундаментальных вопросов. В связи с этим каждая попытка более подробного теоретического объяснения механизмов, обусловливающих специфичность клинических форм истерии, имеет эвристическую ценность и может вдохновлять на дальнейшие исследования. Такие ценные концепции содержатся, в частности, в работах Кемпиньского (1972а) и Obuchowski (1970).

В соответствии с теорией деятельности Tomaszewski (см. раздел 1.5) под влиянием внутренних механизмов и внешних (трудные ситуации) факторов взаимодействие трех организационных принципов целенаправленного поведения [более или менее случайное поступление актуальных раздражителей (рефлексы); использование опыта прошлого, соответствующего повторяющимся ситуациям (навыки); использование антиципации будущего (задачи)] может нарушаться, вызывая высвобождение подчиненных и более элементарных принципов поведения (типа S-R) из-под организующего влияния задачи (Z-W). Таким образом поведение регрессирует до уровня реактивного. На дезорганизацию целенаправленного поведения и высвобождение реактивных механизмов влияют колебания общего уровня активации — как его понижение (например, болезнь, усталость, недостаток стимуляции), так и чрезмерное повышение (например, информационное несоответствие, сильное эмоциональное напряжение). Экспериментальное обследование лиц с повреждением лобных долей мозга,[Лурия, 1967] и больных истерическим неврозом [Nowicka-Gawecka, 1975] обнаружило в обеих группах больных расстройства целенаправленного и контролируемого хода поведения, а также нарушение селективных, целеустремленных ориентационных программ, которые вызывались случайными, наиболее навязчивыми и несущественными ситуационными раздражителями. Конечно, реактивное поведение объяснялось различными причинами, но общий механизм (т. е. дезинтеграция) представляется похожим. Таким образом, у лиц с истерическими расстройствами реактивное поведение было реакцией на ситуацию (структура ситуации как раздражителя), но не являлось решением ситуации (ситуация в аспекте задачи). Ведь только целенаправленное поведение стремится разрешить заданную ситуацию, при этом механизмом регуляции является реагирование в соответствии с антиципацией будущего (цель—антиципируемая заключительная ситуация). Ход реактивного поведения в большей мере определяется раздражителями, т. е. -оно является реакцией на предшествующие события, а механизм регуляции — это реагирование в соответствии с опытом прошлого. Поэтому реактивное поведение основано на приобретенных, заученных путем классического и инструментального обусловливания, рефлексах (навыках) и в значительно меньшей степени — на врожденных, безусловных, рефлексах. Последние, составляющие так называемое инстинктивное поведение, приводятся в действие, по мнению Кречмера (1974), при некоторых истерических реакциях (например, двигательной буре или рефлексе замирания), возникающих в ситуациях серьезной, реальной опасности (например, землетрясение, наводнение, катастрофы и т. п.). Предполагая, что истерия — это особая форма реактивного поведения, можно отметить, что при истерических синдромах нарушается многоступенчатая схема механизмов регуляции системы: исчезает преобладание ориентационно-программирующей подсистемы (регуляция по информационному, т. е. семантическому, принципу) и начинают преобладать две остальные подсистемы — сенсорномоторная и активационно-эмоциональная (регуляция на основе колебания уровня активации в зависимости от последовательности раздражителей). Нарушения саморегуляции такого типа возникают под влиянием определенных внутренних (расстройства личности, высокая реактивность) и внешних (травмирующие ситуации) факторов. Приведенные рассуждения характеризуются рассмотрением истерии на бихевиоральном (поведенческом) уровне, т. е. на уровне отношений человек — мир, в которых индивид как живая система является одновременно элементом надсистемы, которую составляет окружение индивида (например, физическая среда, социальная группа и т. д.). С точки зрения общей теории систем [Bertalanffy, 1967, 1968; Grayetal., 1969; Grinker, 1967] такой анализ недостаточен. Miller (1969) и Schneflen (1966) подчеркивают особо, что психические расстройства носят общесистемный характер и являются проявлением нарушения самоуправления живой системы на различных уровнях ее иерархической структурно-функциональной организации (согласно правилу, что изменение даже одного элемента системы вызывает изменения во всей системе; если этот элемент — подсистема, то изменяется надсистема): общества, группы, индивида, личности, организма, органов и систем (например, нервной, гормональной, дыхательной, сердечно-сосудистой и т. п.), клеток, молекул и т. д. Между системами на одном и том же уровне (например, гипофиз и кора надпочечников) и между подсистемой и надсистемой (например, щитовидная железа и эндокринная система) имеются разнообразные взаимоотношения. Поэтому исследование любых форм психических нарушений (независимо от их первоначального источника, например, психогенных, эндогенных, экзогенных) должно проводиться на многих уровнях: социальном, поведенческом, личностном, физиологическом, биохимическом и т. п. Отношения система — надсистема можно анализировать на различных иерархических ступенях, например, сравнивая физиологический уровень (подсистема) и социальный уровень (надсистема). Лучшим примером и одновременно подтверждением этого фундаментального закона живых систем является теория стресса Селье (1960). Исследованиями автора обнаружено, в частности, развитие изменений в адреногипофизарной системе в результате действия психических стрессоров. Результаты многочисленных экспериментов указывают также на тесную связь между эмоциональным напряжением и изменениями вегетативной и гормональной систем, процесса метаболизма. Исследования вегетативной системы (особенно сердечно-сосудистой системы и обмена веществ) у больных хроническими реактивными истерическими расстройствами были проведены Мякиной [Uszkiewiczowa, 1966]. На основании полученных результатов ею выделены три последовательные фазы вегетативных реакций: от стадии чрезмерного возбуждения вегетативной системы через стадию сниженной реактивности вплоть до стадии значительного истощения ее. В первой стадии (как и при кратковременных реактивных синдромах) обнаружены изменения углеводного обмена и рост энергетических процессов, затем наступают их угнетение и по мере затягивания реактивного синдрома нарушения белкового обмена. Межсистемные исследования такого рода при истерии — это исключения [Первов, 1960; Rigotti, 1951], поскольку в центре внимания авторов продолжают находиться лишь клиническая картина и ее психологически-социальная обусловленность. Быть может, поэтому проблема механизмов возникновения истерических расстройств остается неразрешенной.

Каждая живая система имеет ряд основных свойств: открытость, активность, способность к самоорганизации (внутренняя реструктурализация) и спонтанному переходу к высшим формам организации [так называемый анаморфоз; Gray Rizzo, 1969], способность к управлению (целенаправленное поведение), саморегуляции, самоконтролю, к поддержанию функционального равновесия, к обучению. Свойства системы в целом зависят не только от свойств отдельных элементов, но также и от структуры системы, т. е. от обратных связей между ее элементами. Основа функционирования системы — информационные (точнее, энергетически-информационные) процессы, т. е. процессы поиска, приема, отбора, интегрирования, хранения, переработки, воспроизведения и вырабатывания информации. Эта модель объясняет существование внутреннего потенциала живой системы (определяемой также терминами «автономная», «самоуправляемая», «самостоятельная»), направленного на рост, развитие и созидание [Lange, 1966]. Система развивается благодаря информации, закодированной генами и познавательными структурами (модели самого себя, внешнего мира, отношения «я» — «мир»), но точное объяснение происхождения процесса развития представляется еще вопросом будущего. По Bertalanffy (1968), развитие живой системы происходит по следующим принципам: 1) принципу возрастающей дифференцировки (например, типа «я» — «не-я», «я» — «мир»); 2) принципу возрастающей автономизации (отдельные элементы утверждаются в определенных, специализированных функциях); 3) принципу возрастающей иерархизации (элементов и подсистем); 4) принципу возрастающей централизации (создание элементов управления, например, центральной нервной системы или личности как центральной системы интеграции и регуляции поведения); 5) принципу возрастающей организации (достижение все более высокого уровня структурально-функциональной организации), которая является очевидным следствием прогрессирующей дифференцировки и в связи с этим необходимости поддержания интеграции. Для правильного развития системы и поддержания ее способности к управлению (целенаправленное поведение) необходимо определенное количество и качество энергоматерии и информации (уменьшение энтропии, т. е. уровня непостоянства), поскольку система (в соответствии со II законом термодинамики) стремится к возрастанию энтропии, что проявляется тенденцией к уменьшению информации [Miller, 1969]. В этом случае не соблюдается в противоположность сохранению энергоматерии принцип сохранения информации, поэтому количество информации в системе может уменьшаться без возрастания количества ее в окружающей систему среде, но возрастать без уменьшения ее в окружающей среде не может. Сущность самоуправления системы в стремлении к сохранению функционального равновесия (гомеокинеза). Правильно и полностью функционирующей мы называем систему, которая осуществляет все процессы, к которым способна. Для понимания и познания механизмов возникновения истерических расстройств и психических нарушений вообще необходимо учитывать перечисленные свойства и принципы развития и саморегуляции систем. Описывая какую-либо живую систему, например человека, мы должны рассматривать его в целом, чтобы узнать, как она действует, — исследовать элементы (подсистемы) и их взаимоотношения, а для того чтобы узнать, почему она действует, — исследовать ее функции в надсистеме. Этот основополагающий принцип соблюдался нами в изложении анализа конституционального фактора, расстройств личности (истерической личности) и трудных ситуаций.

Наследственные и (или) врожденные патологические изменения структуры системы (например, в психопатии — см. раздел 4.10) вызывают более или менее постоянную утрату способности к развитию и задержку на более низком уровне развития. Подобные последствия вызывают приобретенные повреждения структуры системы (например, органические изменения в центральной нервной системе). В онтогенезе под воздействием многочисленных патогенных факторов может наступить относительное постоянное (т. е. в виде лишь более или менее длительного торможения существующего потенциала развития) недоразвитие системы, например, в расстройствах личности (задержка развития познавательных структур, особенно структуры «я», и т. п.). В таком значении относительно постоянным нарушением развития и спонтанной активности системы (выражающимся главным образом в сосредоточении на восстановлении нарушенного внутрисистемного равновесия) следует также признать неврозы и реактивные расстройства, в том числе, следовательно, истерические синдромы. Они имеют функциональный (в клиническом значении этого термина), т. е. преходящий и обратимый, характер и проявляются нарушением функционирования всей системы, особенно более высокоорганизованных регуляционно-интеграционных функций. Ведь неврозы и реактивные синдромы являются общесистемным расстройством, а не нарушением одной или нескольких функций. Такая обобщающая точка зрения приводит, в частности, к распространению широко применяемого понятия регрессии на определение различных форм психических нарушений. В литературе по психиатрии и психологии под понятием «регрессия» подразумевают либо снижение уровня организации поведения (например, под влиянием эмоционального напряжения) —-так называемое примитивное поведение, либо возврат к онтогенетически более ранним типам поведения (например, когда имеется большая опасность) — инфантильное поведение. В таком значении понятие регрессии широко используется по отношению к поведению больных с истерическими симптомами. В общей теории систем регрессия обозначает не утрату высокоорганизованных функций, т. е. возврат к более примитивному или инфантильному поведению, а нарушение дифференцирования и интеграции системы [Bertalanffy, 1969]. Несмотря на системный подход, Menninger и соавт (1963) рассматривают углубление психических расстройств как форму последовательного приспособления ко все более низким уровням гомеостаза (согласно концепции гомеостаза, психическое здоровье наблюдается в условиях удовлетворения инстинктов, потребностей и низкого эмоционального напряжения). Однако эта гомеостатическая модель человека ошибочна, поскольку действия человека выходят за рамки схемы гомеостаза; об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что в ситуациях экстремального стресса и неудовлетворенных потребностей (военное время, заключение в концлагере и т. п.) количество неврозов [Bilikiewicz, 1973; Jarocz, 1975] и психозов [Bertalanffy, 1969J не увеличивалось, а уменьшалось. Человек — это активная, саморегулирующаяся, целенаправленная и способная к обучению система, и поэтому по отношению к ней мы говорим о гомеокинетической (функциональное равновесие), а не о гомеостатической регуляции.

На основании положений общей теории систем можно выдвинуть предположение, что сущность истерии — нарушение механизмов интеграции системы. В отличие от применяемого в литературе понятия «дезинтеграция» (от франц. des, восходящего к лат. dis — приставка, обозначающая уничтожение, распад, утрату или отрицание), определяющего потерю способности к интеграции, нам представляется более правильным применительно к истерическим расстройствам использовать термин «д изинтегр ация» (от греч. dys — приставка, обозначающая исключение, нарушение). Согласно принципу, предложенному Manninger и соавт. (1963), чтобы подчеркнуть обратимость патологических состояний системы, которые являются следствием дизин-теграции, мы можем говорить о дисфункции (например, сенсорно-моторная дисфункция), дизрегуляции, дисконтроле, дизорганизации (например, поведения). Аналогичное дифференцирование значений встречается и в других понятиях психопатологии: «расщепление» личности (шизофреническая дезинтеграция) и «диссоциация» личности (истерическая дизинтеграция). Вероятность проявления истерических расстройств возрастает в зависимости от силы воздействия на систему отдельных патогенных, т. е. конституциональных (высокая реактивность, низкий оптимальный уровень активации), личностных (низкий уровень развития познавательных структур, особенно структуры «я», функциональное преобладание инстинктивно-эмоциональных структур над познавательными) и ситуационных (актуальные или предвосхищаемые трудные ситуации, в особенности травмирующие) факторов (или их взаимодействия), а также от степени эффективности приспособительных механизмов (например, защитных, разряжающих, манипуляционных). Как следует из приведенного описания эссенциальных структур, истерические расстройства могут возникать и при интенсивном воздействии одного из главных факторов, в то время как остальные не имеют патогенного характера; например, истерические реактивные синдромы нередко наблюдаются у «нормальных» личностей, если они попадают в травмирующие ситуации, составляющие реальную угрозу для «я» (землетрясение, пожар, наводнение, транспортные катастрофы и т. п.). Истерическая дизинтеграция приводит к:

1) задержке спонтанной активности и развития системы;

2) нарушению дифференцирования в системе (например, различие «я»—«не-я» и «я» — «мир»); 3) нарушениям иерархического централизованного и комплексного уровня организации системы (например, в виде реактивного или направленного на восстановление гомеокинетического равновесия поведения, преобладания сенсорно-моторной системы над ориентировочно-программирующей, подкорковых структур над корковыми и т. п); 4) дизрегуляции и дисконтролю системы и некоторых ее подсистем; 5) разнообразным дисфункциям (например, сенсорно-моторным); 6) снижению уровня сознания (блокирование системой входа для внешней информации, использование образного, конкретного кода); 7) изменению принципов регуляции системы (например, дихотомическая регуляция, в частности по принципу оценочного соответствия — повышение регуляционной функции закодированной информации с ограничением приема внешней информации и т. п.).

Механизм формирования богатой клинической картины истерической симптоматики еще не известен и не объяснен. Предположив, что сущность истерических синдромов в расстройстве механизмов интеграции системы, можно попытаться построить гипотетическую теоретическую модель формирования истерических расстройств. Из принятых ранее (см. раздел 4.6) принципов вытекает, что основой всего целенаправленного поведения индивида (управления системой) является информационное несоответствие. Целенаправленное поведение (реализация задач) мотивируется несоответствием информации, касающейся одного и того же состояния вещей, что Lukaczewski (1974) выражает формулой:

где М — мотивация, f — знак функции, — ;3- —величина несоответствия информации. Отдельные формы активности (виды поведения) зависят от трех переменных: возможности устранения несоответствия (U); прочности информационной структуры (Т), т. е. прочности информации, закодированной познавательной системой, и от величины информационного несоответствия — f1 Эта зависимость выражается формулой:

где А — конкретная форма активности [Lukaszewski, 1974, с. 247]. Функцию обнаружения несоответствия формальных аспектов информации (на уровне стандартов восприятия и моторных процессов) выполняет активация коры неспецифическими импульсами сетчатого образования, а функцию выявления несоответствия семантических аспектов (содержания) информации выполняют операции самосознания субъекта. Механизм выявления информационного несоответствия складывается из нескольких последовательных фаз: 1) поступление информации возбуждает сетчатое образование, которая активирует кору мозга, что является условием восприятия раздражителей (формальных аспектов информации) корой; 2) раздражители приводят в действие стандарты восприятия (отражение физических свойств раздражителя), которые по некоторым или по всем чертам отличаются от поступающего раздражителя; 3) сопоставление двух комплексов раздражителей, отличных друг от друга, вызывает реципрокное увеличение стимуляции сетчатого образования, что в свою очередь дополнительно активирует кору; 4) повышение уровня активации коры активизирует сознание субъекта, которое регистрирует поступление информации; 5) происходят сложные операции сравнивания содержания информации (поступающей и закодированной) на уровне самосознания, и если информации отличаются, продолжается повышение уровня активации и периферического возбуждения; 6) оценивается величина и направление информационного несоответствия; 7) данные о величине и направлении несоответствия становятся основой формирования эмоционального процесса, характеризующегося повышенным уровнем возбуждения, знаком (положительный или отрицательный) и содержанием; 8) знак и содержание эмоционального процесса, а также информация о величине и направлении несоответствия регистрируются сознанием субъекта; 9) возникает мотивация (эмоция плюс направление) для устранения информационного несоответствия, причем эмоция является энергетической основой возбуждения и поддержания активности, а информация о величине и направлении несоответствия служит фактором, который направляет активность в правильную сторону и поддерживает это направление [Lukaszewski, 1974]. Пользуясь терминологией Reykowski, можно сказать, что информационное несоответствие генерирует эмоционально-мотивационное напряжение. Тенденция к уменьшению несоответствия обусловлена стремлением познавательных структур восстановить пошатнувшееся функциональное равновесие [Piaget, 1975] и вытекает из обязательного для живых систем закона сохранения гомеокинеза.

Информационное несоответствие в широком смысле слова возникает не только в ситуациях восприятия информации (например, противоречивой, новой, неожиданной, неточной, неоднозначной, сложной), которая не соответствует закодированной информации, но и при отсутствии информации (информационного дефицита), особенно если информация необходима для поддержания структуры «я» (т. е. информация, подтверждающая интегральность субъекта, контроль над окружением и собственную ценность субъекта). Несоответствие информации может также проявляться в форме противоречия двух систем закодированной информации. Индивидуальная переносимость информационного несоответствия уменьшается в зависимости от следующих переменных величин: 1) высокого исходного уровня активации; 2) ситуации предвосхищения несоответствия (в этом случае даже объективно соответствующая друг другу информация будет восприниматься как противоречивая); 3) низкого уровня развития познавательных структур (непрочность, ригидность или низкий уровень интеграции закодированной информации и т. п.); 4) высокой потребности структуры «я» в поддерживающей ее информации; 5) значимости места, которое закодированная информация занимает в ценностной иерархии субъекта (т. е. степени преобладания данной структуры в познавательной системе); 6) «идеального я» как

стандарта регуляции; 7) высокой реактивности; 8) неэффективности приспособительных (защитных, разряжающих, манипуляционных) механизмов. Источник больших информационных несоответствий — трудные ситуации, которые в случае невозможности уменьшения несоответствия приобретают травмирующий характер. При «благоприятствующем», патогенном влиянии перечисленных факторов информационное несоответствие легко приводит к сверхоптимальному росту активации, снижению или нарушению регуляционных функций системы.

С моментом превышения оптимального уровня активации человек приводит в действие соответствующие (защитные, разряжающие, манипуляционные) механизмы приспособления, задачей которых является уменьшить несоответствие, а тем самым снизить сверхоптимальную активацию (см. разделы 4.7 и 4.9). В случае отсутствия или неэффективности приспособительных механизмов устранения несоответствия не происходит, и потому сверхоптимальный уровень активации и периферическое возбуждение (обнаруживаемое как интенсивное эмоциональное напряжение и возбуждение вегетативной системы) по-прежнему нарастают. Одновременно отмечается постепенное снижение уровня сознания (сужение сознания) в соответствии с правилом криволинейной зависимости между уровнем активации и сознания, следствием этого является нарушение саморегуляции системы. Прежде всего нарушаются функции интеграции структуры «я», которая является центром интеграции поведения. Так возникает истерическая дезинтеграция, проявляющаяся особым комплексом клинических симптомов. Дизинтеграция структуры «я» проявляется главным образом нарушениями интегральности «я» (расстройства дифференцировки «я»—«мир» и «я» — «не-я» различной выраженности, например, в форме деперсонализации, раздвоения личности, сумеречного состояния или других проявлений так называемой истерической диссоциации), расстройствами контроля над собой и своим окружением (отсутствие целенаправленного и преобладание реактивного поведения, потеря эмоционального контроля, растормаживание моторных реакций и т. п.). Дефект дифференцирования «я» и контроля над окружающим углубляется вследствие прогрессирующего снижения уровня сознания и связанного с этим исключения поступления информации, существенной для целенаправленного поведения [Easterbrook, см. Frczek, Kofta, 1975]. Реактивное поведение может проявляться как по типу возбуждения (двигательное беспокойство, истерические припадки и т. п.), так и по типу торможения (например, истерическая кататония). В вегетативной системе наблюдается возбуждение парасимпатического или симпатического отдела.

Истерическая дизинтеграция проявляется также разнообразными формами сенсорно-моторных дисфункций (в литературе по психиатрии называются конверсивны-ми симптомами) как в виде торможения (например, анестезия, слепота, глухота, афония, парезы, параличи), так и возбуждения, т. е. гиперфункции (например, гиперчувствительность, гиперкинезы). Что касается сенсорно-моторных дисфункций (гиперфункции и гипофункции), Кепиньский (1972а) считает их признаком выделения из целостной системы отдельного, автономного центра управления, благодаря чему «в истерической конверсии сохраняется кажущаяся интеграция (…), освобождая таким образом остальное от усилия интеграции» [Kepiriski, 1972a]. Однако дисфункции следует считать скорее результатом выключения интеграционных функций структуры «я», которые имеют преимущественно сознательный характер. Лишь в очень небольшой степени возможно бессознательное создание информационного синтеза. В процессе онтогенетического развития по мере обучения и приобретения навыков происходит автоматизация сенсорно-моторных функций; при этом контроль сознания становится излишним и даже может мешать этим функциям. Этому процессу сопутствует, хотя и не всегда, постепенный выход информации об этих функциях из-под контроля сознания. Вероятно, в результате истерической дизинтеграции определенные моторные и перцептивные стандарты появляются в поле сознания и нарушаются, но причина этого нарушения — расстройства интеграционной активности структуры «я», которая необходима для сохранения иерархической организации системы. «Высвобождение» автоматизированных функций, находившихся на низшем уровне внутрисистемной организации, является результатом повреждения многоступенчатой системы механизмов регуляции.

В начальной фазе сверхоптимального роста активизации может произойти переход к менее сложным принципам регуляции познавательных структур (например к «полярной» схеме), которые уменьшают величину информационного несоответствия, сравнивая информацию только в дихотомическом измерении (например, «похожий — непохожий»), что позволяет исключить несоответствия, обнаруживавшиеся прежде при использовании более сложных измерений. Если даже при дихотомическом принципе регуляции информационное несоответствие значительно не уменьшается, происходит дальнейший рост активации и периферического возбуждения, повышается эмоционально-мотивационное напряжение (нарастают отрицательные эмоции в форме страха или беспокойства), снижается уровень сознания. Как известно, уровень сознания определяется типом кодирования информации (например, сенсорным или семантическим). Высокий уровень сознания всегда связан с семантическим кодом (понятийное отражение мира, собственной личности, отношений «я» — «мир»). Снижение уровня сознания (истерическое сужение сознания) обозначает в порядке очередности: выключение самосознания (оперирование понятийными кодами наивысшей степени обобщения), затем, по мере роста активации, переход с уровня семантического сознания (оперирование понятийными кодами) на уровень перцептивного сознания (оперирование конкретными, образными кодами). Obuchowski (1970) говорит о замене иерархического кода поликонкретным кодом. При истерических расстройствах этот процесс может носить волнообразный характер: возможен противоположный переход с одного уровня сознания на другой (например, возвращение к уровню семантического сознания или самосознания, как только исчезнет трудная ситуация, которая является источником информационного несоответствия). На уровне перцептивного сознания кодирование, или интеграция информации, происходит по принципу физического сходства воспринимаемых объектов и явлений [см. концепцию гностических элементов; Konorski, 1969], а на уровне семантического сознания — по принципу сходства содержания. Различие двух принципов кодирования проявляется также и в отличии связанных с ними основных механизмов: генерализации (конкретный, перцептивный уровень) и обобщения (семантический уровень) [Lukaszewski, 1974; Obuchowski, 1970].

Нарастание истерической дизинтеграции может приводить к тому, что основой саморегуляции становится уровень перцептивного сознания, тесно связанного с опытом прошлого (условнорефлекторным обучением) и направленного на выделение из ситуации аспекта ее как раздражителя (формального значения информации), пренебрегая ее аспектом как задачей (значением информации по содержанию). Таким образом устраняется семантическое информационное несоответствие, а сопутствующее этому действие механизма генерализации дополнительно увеличивает перестройку поступающей информации, которая начинает соответствовать даже перцептивному стандарту (конкретно-образному отражению мира). Одновременно сильное эмоциональное возбуждение и сужение сознания вызывают защитное ограничение п