ОНЕЙРОИДНАЯ КАТАТОНИЯ

Изучено 19 больных (17 женщин, 2 мужчин) с онейроидно-кататонической формой шизофрении. По возрасту больные распределялись: от 21 до 25 лет— 8чел., от26 до 30лет— 2 чел., от 31 до 40 лет — 5 чел., от 41 до 50 лет — 2 чел., от 51 до 65 лет —2 человека.

Давность заболевания была: до 1 года — 7 чел., до 3 лет — 6 чел., до 5 лет—1 чел., до 10 лет—1 чел., до 25 лет —2 человека, до 35 лет — 1 чел., до 45 лет — 1 человек.

Заболевание началось в возрасте от 15 до 20 лет у 6 чел., от 21 до 25 лет — 7 чел., от 26 до 30 лет — 2 чел., от 31 до 40 лет — 4 человека.

Во всех случаях заболевание имело ремиттирующее течение, онейроидные расстройства возникали рано и занимали значительное место во всей картине приступа.

НАБЛЮДЕНИЕ No 1

Г-ва, М. Г., 1912 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина 4 раза.

Первое поступление — с 20/VII по 28/Х—1945 г. Ист. б. No 1783.

Второе поступление — с 2/IV по 19/VI—1954 г. Ист. б. No 1084.

Третье поступление — с КУШ по 16 IV—1959 г.

Четвертое поступление — с 11/XI по 27 XII—1959 г.

Анамнез. Наследственность не отягощена. Родилась в семье рабочего, четвертой по счету. Развивалась правильно. В детстве перенесла тиф и корь. Училась хорошо. Окончила 7 классов школы и 2 курса мелиоративного техникума. Жила в тяжелых материальных условиях.

Менструации начались в 17 лет, установились не сразу, всегда были нерегулярными.

По характеру была активная, общительная, прямолинейная, малооткровенная, несколько раздражительная. В 1932 г. по окончании 2-го курса была послана в Среднюю Азию на практику. Там заболела малярией и ревматизмом. Очень ослабела: решила оставить техникум и уехала в деревню, где жила год, помогала по хозяйству. В 1934 г. вернулась в Москву. Устроилась работать счетоводом. В 1935 г., в возрасте 23 лет, много работала, переутомилась, сильно похудела. Внезапно начались бессонница, говорливость, чрезмерная подвижность, стала беспокойной. Высказывала нелепые идеи, что она очень богата и знатна, у нее много денег и ее ждут «вожди». Категорически отказывалась от стационирования. С принуждением была помещена в больницу им. Ганнушкина, где находилась более двух месяцев. Первое время была сильно возбуждена, никого не узнавала, кричала, что «наступает потоп», призывала всех спасаться. Лечилась инсулином (22 шока) и выписалась в хорошем состоянии.

Поступила на работу в редакцию, чувствовала себя хорошо. По характеру не изменилась. В 1938 году вышла замуж. В 1939 г. родила дочь и оставила работу. После рождения ребенка стала более замкнутой, весь смысл жизни видела в воспитании ребенка и в хозяйстве, мало общалась с окружающими. После отъезда мужа на фронт жила в трудных материальных условиях. Устроилась работать бухгалтером. Сильно похудела, стала раздражительной. 7/VII—45 г., вернувшись домой из армии, муж больной застал ее нездоровой. Она продолжала ходить на работу, но была напряжена, говорлива, много «философствовала», оживленно жестикулировала. Плохо спала, иногда плакала. Возвращаясь с работы, жаловалась на головную боль, ложилась в постель, говорила, что надо питаться сахаром и заниматься физическим трудом, чтобы «укреплять мозг».

19/VII—45 г. утром была очень весела, шумела, не стала есть. На работе внезапно возникла вспышка резкого возбуждения, однако, без сопровождающего добралась до поликлиники. После консультации врача куда-то исчезла. Потом оказалось, что она ходила по городу, посетила всех родных. Вернувшись домой, заявила, что заболела. Говорила, что она боялась нищеты и одиночества, что она построила коммунизм, что она окружена агентами, желающими узнать ее мысли. Ждала какого-то объявления по радио, после которого «всем станет легко жить». Периодически успокаивалась, подчинялась родным, но была боязливой, растерянной. 20/VII возбуждение продолжало нарастать, речь стала совершенно бессвязной. Больная пела, смеялась, высказывала идеи преследования.

20/VII—45 г. была стационирована в психиатрическую больницу им. Ганнушкина. На приеме то плачет, то смеется, называет себя заболевшей, говорит, что с ней «что-то случилось», что за ней следят шпионы, агенты. По существу малодоступна.

В отделении в течение двух недель находилась в состоянии непрерывного двигательного и речевого возбуждения. Без умолку говорит, бранится, набрасывается на больных, на персонал. То ложится и стучит по стенкам кровати, то соскакивает на пол, крестится, кладет земные поклоны, то вырывается из палаты, бегает по отделению, стучит в дверь, стремится выбежать из отделения. Ночью не спит. Подбегает к койкам других больных, бьет их по спине кулаками, временами плачет, кричит. При беседе с врачом на вопросы не отвечает, на стуле не сидит, сваливается на пол, к чему-то прислушивается, куда-то стремится, принимает вычурные позы. Злобна, боязлива, временами крайне растеряна. Речь больной быстрая, бессвязная. Высказывает отрывочные бредовые идеи преследования, кого-то бранит, кому-то грозит расстрелом. Иногда на короткое время возбуждение стихает, удается получить ответы на некоторые вопросы. Говорит, что «все вокруг пропитано током», что «ее уничтожат», что ей «уже сломали руки и позвоночник».

Через две недели становится спокойнее, подолгу тихо сидит одна, отвечает на вопросы, но малодоступна, подозрительна, напряжена. Отрицает неправильное поведение дома и в больнице, считает себя здоровой. На прогулках пытается бежать. Иногда говорит, что «ничего не понимает», кто-то «путает ее мысли, отнимает их», руки ощущает «как не свои». С родными держится злобно и агрессивно. Речь то достаточно последовательная, то становится бессвязной. Временами появляется суетливость. Бегает по отделению, рвется к двери, кого-то ругает, обвиняет. Затем успокаивается, становится мягче, спрашивает — долго ли ее будут держать в больнице.

С 5/IX начата инсулинотерапия. Первые 10 дней перемен в состоянии нет. Гипогликемические состояния выражены на 16—20 ед. В гипогликемических состояниях сонлива, оглушена, потеет. Растеряна, «не понимает, что с ней происходит». На 24 ед. инсулина появились шоки, протекавшие без осложнений. Больная в однообразных выражениях просит о выписке, считает себя здоровой, бывает резка с персоналом, иногда на короткое время возбуждается. После 10-го шока поведение стало более ровным и упорядоченным. Начала общаться с больными, однако остается недоступной, уклоняется от расспросов о болезненных переживаниях, всегда отвечает, что «прежнего уже нет и чувствует она себя хорошо». Держится несколько настороженно, склонна предъявлять различные требования и претензии.

В гипогликемических состояниях появляется возбуждение, иногда наблюдается замедленный выход из коматозного состояния. В отделении малозаметна, вяла, настроение несколько пониженное. Бредовых идей не обнаруживает, галлюцинации отрицает. Критика к заболеванию недостаточная. Считает, что заболела в связи с истощением. Жалуется на слабость и апатию.

Получила 25 шоков (на 24—30 ед. инсулина). По окончании лечения тосклива, часто на глазах слезы, астенизирована, вяловата. Появилось сознание болезни и критическое отношение к пережитому. Сообщила, что о первом месяце пребывания в больнице не все помнит, казалось, что ее хотят умертвить. Через 2 недели после начала лечения инсулином «все прояснилось».

Больная мягка, доступна, естественна, скучает по ребенку.

Соматическое состояние. Истощена, бледна, тахикардия. Внутренние органы и неврологический статус — норма.

РВ крови отрицательная. Сахар крови — 77 мг%.

Кровь от 4/VIII—45 г.: гемоглобин — 57г/л, лейкоц. 8000, эоз. —-1,5, пал. — 10, сегм. — 63. лимф. — 22,5, мон. — 3 РОЭ — 13 мм/ час. Плазмодии малярии не обнаружены.

С 31/VII по 6/VIII у больной была субфебрильная температура от 37,2—37,3° до 37,9°.

Было неподтвердившееся предположение о малярии, но ничего по органам терапевтом обнаружено не было.

28/Х выписана в хорошем состоянии с диагнозом — «шизофрения».

Катамнез. После выписки продолжала работать бухгалтером. С работой хорошо справлялась, изменений в характере близкие не отмечали. Была мягкой, заботливой, активной, как и раньше — несколько раздражительной.

В 1946 году уехала с мужем в Венгрию и там пробыла с ним до 1949 г. По возвращении муж заболел злокачественным малокровием и в 1950 г. умер. Больная много ухаживала за ним. После его смерти очень горевала, много плакала, но затем успокоилась, устроилась на работу и успешно работала на своей прежней должности бухгалтером в Министерстве внешней торговли. Воспитывала дочь, имела небольшой круг друзей, поддерживала теплые отношения с родными, следила за своей внешностью. 24 марта 1954 г. была сокращена на работе в связи с сокращением аппарата. Пришла домой в возбужденном состоянии. Кричала, что «нигде нет правды». После этого появилась бессонница, по ночам тяжело вздыхала или подходила к форточке и кричала, что «правды нет». Разговаривала сама с собой, иногда громко кричала, цинично бранилась, речь временами становилась непоследовательной, непонятной, отдавала какие-то распоряжения, вмешивалась невпопад в разговоры окружающих. В связи с нарастающим возбуждением 2 апреля 1954 г. больная была вновь помещена в больницу им. Ганнушкина.

На приеме сначала спокойна, с улыбкой говорит, что вполне здорова. При упоминании об увольнении сразу становится злобной, кричит, бьет руками по столу. Успокаиваясь, объясняет, что «если рассердится, то делается как тигр».

В отделении обнаруживает правильную ориентировку в месте, времени и окружающей обстановке. Правильно отвечает на вопросы, но держится напряженно, подозрительно. Сообщает, что ее уволили и она ходила к разным начальникам и доказывала, что с ней поступили неправильно. Она плакала, перестала спать ночью. Однажны увидела на улице своего двоюродного брата, который был расстрелян в 1917 г. Показалось, что и ее увольнение связано с событиями 1917 г. Не понимала, что вокруг происходит. В отделении ни с кем не общается, подавлена, часто плачет, требует выписки. Подолгу ходит по палате. Отрицает галлюцинации, скрывает и диссимулирует свои переживания в настоящее время.

В следующие два дня злобна, напряжена, неряшлива, не причесывает волосы, ходит с распущенными косами. Больных принимает за знакомых. Считает, что должна начаться война «из-за истории ее жизни». Электрический свет называет солнцем, заявляет, что в палате работают какие-то моторы. Речь носит отрывистый характер. Внезапно набросилась на санитарку и избила ее. Была переведена в беспокойное отделение. Заявляет, что в ее стационировании виноваты соседи по квартире и сотрудники по работе, они плохо к ней относились. Жалуется, что у нее часто бывает ощущение отсутствия мыслей в голове. Она знает, что это происходит от того, что «капилляры мозга, наполненные вкусовыми сладостями, высасываются определенными людьми, чтобы им плясать и танцевать». Знает, что находится в Институте им. Ганнушкина, в то же время называет его «малой землей». Правильно называет текущую дату, сообщает о себе отдельные анамнестические сведения. В последующие дни состояние больной меняется. То она аккуратно причесана, правильно отвечает на вопросы, рассказывает о своих переживаниях, то сидит в постели с закрытыми глазами и руками производит сложные движения, как бы управляя чем-то, то внезапно вскакивает и с гневом набрасывается на окружающих с побоями и циничной бранью. Неожиданно сбрасывает с себя рубашку, топчет ее ногами, злобно кричит, что она «пахнет мертвечиной», затем тут же сама надевает рубашку. Подолгу стоит у окна, смотрит в окно и тихо что-то бормочет про себя. Иногда сидит голая с распущенными волосами, причудливо повязав вокруг пояса простыню. Спит мало, тревожно, иногда совсем не спит; бродит по палате, что-то шепчет, присматривается к больным, выражение лица злобное, напряженное, иногда растерянное. Речь громкая, выразительная, мимика подвижная, иногда преувеличенно экспрессивная. Если удается вовлечь больную в беседу, она сообщает о множестве разнообразных переживаний. Так, она считает Институт им. Ганнушкина «малой землей», а все остальное «большой землей». Еще в доисторические времена жили два брата — хороший и нехороший. И некто «третий» разделил землю на две половины и нехорошего брата направил на «малую землю». Так был основан научно-исследовательский институт им. Ганнушкина. Она видит, как перемещается «большая земля» вокруг «маленькой». Центр управления этим движением находится на «экваторе», здесь на нижнем этаже. Она не может управлять этим движением, так как ее не выпускают из палаты. Если бы ее выпустили, она сделала бы так, чтобы всем было хорошо. Атак как здесь властвуют «рыжие люди», которые не хотят работать, пилить дрова, есть хлеб, то от этого происходят все беспорядки на земле. Она видит, как во сне, картину распятия Христа. Его распяли рыжие люди. Эти же люди высасывают у нее из капилляров мозга вкусовые сладости и от этого у нее в голове пустота, отсутствие мысли. Она видит другие картины: луга и поля, уборку урожая, поэтому она повязывает вокруг пояса простыню, чтобы в нее собирать урожай. Здесь у нее много знакомых и родных. Так, рядом с ней лежит ее отец, только теперь его называют старухой. Другая больная — это учительница из школы, где училась больная. Кроме того, двое больных являются ее единственной дочерью. Одна из них — «ее кровь», а другая — «гибрид отцовской крови». Ее дочь помещена сюда для того, чтобы ей было произведено искусственное оплодотворение. Этим делом занимаются врачи и «рыжие». Она уже сама испытывает воздействие на свои половые органы. У нее накачивание воздуха и пыли вызывает возбуждение. Она с этим борется, закрываясь рубашкой, простыней и т. д., подкладывая под матрац бумагу, особым способом перевязывая простыней свое тело, укрываясь одеалом, произнося слова-заклинания.

Пытаются воздействовать и на ее сердце, заставляя его сжиматься, действуют также и на позвоночник. Из ее кожи хотят сделать резину, для этого кожу отсепаровывают. Воздействие на нее происходит не то при помощи гипноза, не то рентгена, она точно не знает. Она ощущает вокруг нехорошие запахи: мочи, кала, мертвечины, спирта. Иногда она слышит как кто-то ее окликает по имени. Рассказывает больная этих переживаниях подробно, богатым, образным языком, но часто непоследовательно. Говорит, что они существуют постоянно, но усиливаются к вечеру. Иногда же полностью их отрицает.

Временами больная совершенно недоступна, злобна, напряжена, произносит какие-то отрывки фраз, циничную брань, смотрит многозначительно, делает то пренебрежительную, то угрожающую гримасу. Часто возвращается к вопросу о революции 1917 года, спрашивает — почему и зачем она произошла, внезапно кладет голову на колени врачу и объясняет, что так «ей нужно и так лучше».

Через 3 недели, 27/IV—54 г. больной начата инсулинотерапия. К лечению относится отрицательно, требует еды, злобна. Во время завтрака бросила кусок хлеба в больную. На 12 ед. инсулина при выраженных гипогликемических явлениях испытывает наплывы воспоминаний детства, ранее виденных театральных постановок, особенно касающихся «нашествия французов» в 1812 г. Видит рядом с собой на месте другой больной своего мужа, вместе с тем понимает, что он умер. Высказывает сомнения жива ли дочь. На 20—28 ед. сонливость, потливость. После инсулина нелепое поведение — становится во весь рост в постели, пытается обнимать окружающих, речь бессвязная. Однажды говорила, что находится в Большом театре, но почему-то вокруг так много кроватей и нельзя танцевать; она же любит балет и сама хочет учиться. В то же время знает, что находится в больнице, но больница и Большой театр составляют одно целое.

Иногда становится дезориентированной, всех окружающих называет мучениками, повторяет стереотипные движения руками, бывает суетлива в постели. Спит и ест хорошо.

10/V на 48 ед. инсулина появился первый шок, затем в течение двух недель были прекоматозные состояния на дозах 64—88 ед.

Больная утверждает, что ей в живот «набили волосы и действуют на нее электричеством», жаловалась на боли в животе, обнажалась, пряталась за дверями, отказывалась от еды. После третьего пред-шока стала спокойнее, в приветливом тоне разговаривала с врачом, сама отмечала, что ей стало лучше, она поняла что находится в больнице, а раньше казалось, что здесь театр. Просила о выписке. Поведение стало упорядоченным, говорила, что скучает о семье, однако, в отдельные дни становилась напряженной, подозрительной, высказывала идеи отношения, не понимала, где находится.

27/V после 2-го и 3-го шока на 22 ед. растеряна, загружена, видит каких-то животных и акул, заявляет, что ее по частям смешивают с животными, змеями, акулами, проделывают над ней эксперименты, а на улицах люди гуляют и получают за нее деньги. Иногда после выхода из шока эйфорична, некритична; после 4-го шока бредовые высказывания и онейроидные переживания исчезли. Поведение стало устойчиво правильным, появилось критическое отношение к болезни, стала мягче, доступнее.

После 19 шоков лечение закончено. Отмечалась некоторая вялость. Жаловалась на головные боли, одышку, общую слабость. Тепло встречалась с родными, интересовалась домашними делами, обсуждала свои дела с врачами. Проявляла, однако, некоторую настороженность при расспросах о болезненных переживаниях. Рассказывала, что не все ясно помнит, что «это было похоже на сон». Вокруг была и больница, и «малая земля», и театр. Улетала в межпланетное пространство, все предметы казались колеблющимися. Считала, что окружающие ее преследуют, что из постели исходит электрический ток, ощущала на себе его действие, принимала это за способ лечения. Домашние дела в тот период ее не интересовали, ни о ком из близких не беспокоилась. Категорически отрицает галлюцинации и идеи отравления. Признавала сходство болезненных проявлений в предыдущих и настоящем приступе.

Соматическое состояние. Среднего роста, правильного телосложения, хорошего питания. Тахикардия непостоянная. Сердце, легкие и органы брюшной полости — без патологии. Кровяное давление 115/60. Неврологически —норма.

19/VI больная выписана в вполне удовлетворительном психическом состоянии, с восстановленной критикой и сохранной работоспособностью.

По выписке приступила к работе экспедитором (ранее работала бухгалтером). С обязанностями справлялась.

В феврале 1959 года появились сильные упорные головные боли, расстроился сон, стала раздражительной, подавленной. Конфликтовала с соседями, считая, что они портят ее пищу (сжигают сухари, которые она сушила в духовке).

Была направлена в больницу.

Психическое состояние. 12/111 — подавлена. На вопросы отвечает с недовольством, односложно. Ориентирована. Внезапно начинает плакать, заявляет, что у нее в доме живет портной, которого посещают шпионы.

Анализы:

Сахарная кривая:

С 16/III начато лечение аминазином (до 300 мг в день). Остается подавленной. Держится незаметно. В часы трудотерапии работает. Врачу отвечает неохотно, формально.

С 27/III спокойнее, охотнее отвечает врачу. Говорит, что уменьшилась подозрительность, о которой раньше умалчивала. В последующем состояние неустойчивое, периодически ухудшается настроение, появляется головная боль.

С 6/IV — спокойна, упорядочена. Тяготится пребыванием в больнице. Обрадовалась, узнав, что ее ожидают на работе. Высказывает реальные жизненные планы.

С 7/IV в связи с аминазиновым дерматитом аминазин отменен.

16/IV Выписана домой.

По выписке работала экспедитором, с обязанностями справлялась. Незадолго до поступления, в сентябре 1959 г. появилась сонливость днем, перестала справляться с работой, с соседями стала подозрительной, раздражительной, говорила, что они смотрят на нее как-то особенно, над ней смеются.

Была стационирована.

Психическое состояние 11/X. При поступлении движения замедлены, хмура, отвечает неохотно. Жалуется на недомогание, сонливость днем и плохой сон ночью.

12/Х. Движения замедлены, растеряна, временами появляется и тревога. Больше лежит в постели, иногда медленно ходит по коридору. Выражение лица безучастное, к окружающему интереса не проявляет. Пассивно подчиняется персоналу.

В беседе на вопросы отвечает с задержками, не всегда. Уверена, что вокруг идет «война, спор между людьми», чувствует, что ей «надо вмешаться», чтобы не произошло несчастья, «кровопролития». Поэтому иногда переговаривается с людьми «мысленно». «Ссора между людьми»

возникла из-за того, что «Иван Грозный несправедливо наказал купца Калашникова, а русская кровь должна победить, так как пятиконечная звезда объединяет все пять пальцев, объединяет пять великих планет: Юпитер, Венеру, Марс и другие».

Год и месяц называет правильно, число путает. Говорит, что вокруг все какое-то «подделанное». Временами не понимает где находится, растерянность усиливается. Спрашивает врача, может ли он перелетать на другие планеты.

С 13/XI начато лечение аминазином (75 мг в сутки).

С 19/XI — спокойнее. Сидит с книгой. Говорит, что улучшилось самочувствие, наладился сон. Но когда слышит в отделении шум, «на душе становится тревожно, кажется, что идет война». В последнем уверенность постоянно меняется. Рассказывает, что, будучи на работе, слышала взрывы бомб, подземный гул, заметила тревожную суетливость окружающих людей.

20/ХI. Часто раздражительна, громко бранит персонал. В связи с явлениями аминазинового дерматита аминазин отменен.

26/XI начато лечение плежисилом (10 мг х 3 р. в день). В дальнейшем упорядочена, хмура, малообщительна. В часы трудотерапии работает. При обращении к ней врача отвечает охотнее, много говорит о всевозможных полезных мероприятиях «для человечества». «Войны» вокруг не замечает, но к пережитому относится без критики. Просит о выписке.

С 15/XII стала общительнее, приветливее. Всегда занят в часы трудотерапии. Остается вялой. Сон и аппетит хорошие.

19/XII упорядочена, приветлива. Утверждает, что совершенно не помнит о своих переживаниях, связанных с «войной» — «как я могла говорить такую глупость».

В последующем спокойна, просит о выписке, высказывает желание приступить к работе. Временами немотивированно ухудшается настроение, но вскоре выравнивается.

Соматическое состояние. Повышенного питания. На передней стенке живота поперечный старый рубец (после резекции матки). Тоны сердца приглашены. АД- 130/90. Пульс удовлетворительный. В легких везикулярное дыхание. По заключению терапевта — миокардиосклероз.

Неврологическое состояние. Зрачки узкие, слева меньше, чем справа. Реакция на свет удовлетворительная. Конвергенция не нарушена. Сухожильные рефлексы живые, равномерные. Патологических рефлексов нет.

Анализ крови: эритроцитов 4 130 000; Гб — 13,4 г%, лейкоц. 7600, эозинофилов — 1, палочкоядерных — 5, сегмент. —48, лимфоц. — 40, моноцит. — 6, РОЭ — 12 мм в час. Билирубин в крови — 0,25 мг%. Прямая реакция — отрицательная. Протромбиновый коэффициент — 95 %.

Анализ мочи: уд. вес. — 1015, эпителий плоский в значительном количестве, лейкоцит. — 1—3 в поле зрения.

Рентгеноскопия грудной клетки: Сердце увеличено за счет расширения левого желудочка.

25 XII—59 г. выписана на поддерживающую терапию плежисилом по 100 мг на ночь.

Катамнез. 23/VI—1961 г. Медлительна, вяла, астенизирована. Частые головные боли. Сон поверхностный. Временами беспричинно тревожна, жалуется, что боится воров. Малообщительна: «тяжело быть с людьми». С дочерью, с которой живет вместе, отношения удовлетворительные. Работает экспедитором в Управлении Главмособлстроя, с обязанностями справляется.

Заболевание началось в 1935 г. в 23-летнем возрасте с бессонницы, аффективных расстройств. Затем проявился бред значения, перешедший в острый фантастический бред; на высоте приступа развился онейроид. Ремиссия продолжалась около 10 лет.

Второй приступ возник в 1945 г. на фоне переутомления, в связи с тяжелыми материальными условиями, психической травмой. Появились бессонница, аффективные расстройства, ложные узнавания. Затем возник острый фантастический бред, отличавшийся ярким образно-чувственным характером переживаний.

При нарастающих растерянности, напряжении аффекта, речедвигательном возбуждении развилось состояние ориентированного онейроида. Последнее перешло в истинный онейроид, продолжавшийся две недели и на своем протяжении перемежавшийся с состоянием ориентированного онейроида, бредовым состоянием. Выздоровление наступило после периода с пониженным настроением, астеническими явлениями. Последующие приступы имели аналогичное течение.

Как это видно из вышеописанного, инициальный период всех приступов выражался бессонницей, аффективными расстройствами. На протяжении каждого приступа ясно и четко проявлялся последовательный переход этапов его развития. Течение заболевания было ремиттирующим, отличалось значительным числом приступов с повторяющейся психопатологической картиной.

Заболевание проявлялось недоступностью, неадекватностью эмоциональных реакций, типичными расстройствами мышления, шизофренными изменениями личности, наряду с занимавшими большое место онейроидно-кататонными расстройствами.

НАБЛЮДЕНИЕ No 2

П-на, А. Ф., 1897 г. рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина с 17/Х—1955 г. по 12/IV—1956 г. История болезни No 2346.

Анамнез. У отца было психическое заболевание. Бывал то тосклив, то беспокоен, высказывал религиозный бред. Стационировался в Орловскую психиатрическую больницу. Умер спустя 6 лет от начала заболевания (1914 г.) в психиатрической больнице в состоянии физического истощения, с пролежнями. Мать, со слов врачей, говорила, что диагноз отца —прогрессивный паралич. Мать была уравновешенной. По материнской линии в семье имеются алкоголики и психопаты. Родная сестра больной психически больна с 37 лет. Диагноз — шизофрения — параноидная форма. Сын больной болен шизофренией с 14-летнего возраста.

Больная старшая в семье. Росла физически крепкой. Блестяще училась. Была способной, целеустремленной и серьезной. При внешней общительности была замкнута, неоткровенна. Любила мечтать, фантазировать, была впечатлительна и ранима. Увлекалась литературой, рисованием, лепкой, художественным чтением.

В 1917 году окончила учительскую семинарию и стала учительствовать в деревне. Работала с увлечением, на ее иждивении были мать и младшие дети.

В 1919 году была выдвинута на работу инструктором района, переселилась в город. Психически заболела впервые в 1920 году в 23-летнем возрасте. Вскоре после перенесенного сыпного тифа стало казаться, что на нее странно действуют, гипнотизируют. Однажды ночью, идя со знакомым через лес, испытала сильнейшее чувство страха, показалось, что она затравлена собаками, что началась стрельба. Стремглав бросилась бежать из леса. О событиях последующих дней сохранила фрагментарные воспоминания. Была скована, не могла говорить, речь окружающих казалась непонятной, словно произносимой на иностранном языке. Была отвезена в Орел родными, жила у дедушки и амбулаторно лечилась внушением у психиатра. По ночам видела повторяющиеся кошмарные сновидения, видела молящихся и манящих ее к себе умерших родных. Была малоподвижна, мало говорила. Улучшение наступило постепенно, месяца через три. Появились идеи малоценности, неуверенность в себе, винила себя в прошлых мелких ошибках в работе, думала о своей бездарности и о том, что плохо учительствовала. Искала работу менее ответственную и менее сложную. Поступила работать счетоводом. Это состояние обошлось в несколько месяцев и ремиссия продолжалась около двух лет, в период которой больная поступила в учительский институт и очень успешно училась, совмещая учебу в институте с работой. Была энергичной, деятельной, о перенесенном состоянии не вспоминала. Училась с увлечением. В 1922 году в трудной жизненной ситуации и упадке питания заболела психически вторично. Заболевание началось подавленным настроением, опасениями психического заболевания, воспоминаниями о заболевании отца, подозрительностью, на этом фоне острое состояние с расстройством сознания и фрагментарными воспоминаниями в разных ситуациях, в одной из которых помнит, что вдруг увидела через окно двор, в котором росла, фигуру деда, запрягающего лошадей. Воздух казался вибрирующим. Была помещена в больницу им. Кащенко. Сразу решила, что привезена в тюрьму. Считала, что окружающие — враги. По мотивам опасения отравления упорно отказывалась от пищи. Одну из медсестер принимала за посланца своих друзей и в дальнейшем принимала пищу только от нее. Была возбуждена. На стене видела картины смерти друга. Мысленно общалась с проф. Гиляровским. Казалось временами, что от кровати исходит электрический ток. Психотическое состояние продолжалось с полгода. После выписки была вялой, апатичной, все было как-то далеко и неинтересно. Появились субъективное затруднение в общении с людьми и отсутствие интересов.

Ремиссия продолжалась 8 лет, работала библиотекарем. Было амбулаторное ухудшение в 1929 г., когда испытывала тревожное опасение возникновения психического заболевания и всюду чувствовала электрический ток, не пользовалась из-за этого трамваем. От кого-то слышала о целебном влиянии половой жизни на психическое заболевание. Тогда по рациональным соображениям сошлась со студентом. Все болезненные явления исчезли в период беременности, физически окрепла. Сделала аборт, узнав, что у любовника тяжелая психическая наследственность. На работе ее ценили и уважали. Училась на различных институтах и курсах, без практической надобности, испытывала постоянную тягу к знаниям, к самоусовершенствованию.

После аборта связь прекратила по рациональным же соображениям (не желая калечить себя абортами). В 28 лет вышла замуж. В отношениях с мужем была неровной, требовательной, противоречивой. В 30 лет (1926 г.) родила сына. По вопросу сохранения беременности в связи с отягощенной наследственностью консультировалась с проф. Гиляровским.

С увлечением и ответственностью занималась воспитанием сына, неоднократно возила его к педагогам, контролировала его психику. После рождения ребенка продолжала работать, участвовала в кружках по художественному чтению.

Третье психотическое состояние в 1930 году, ему предшествовали напряженная работа, недоедание, повторное маточное кровотечение. Заболела остро в поезде, следуя из служебной командировки в Москву. Появилось подозрение, что ее попутчик — шпион. Следующей ночью впала в состояние двигательного возбуждения. Была помещена в больницу им. Ганнушкина, где поняла, что есть два лагеря людей в отношении к ней: ее враги и друзья, видела какие-то меняющиеся картины, ощущала на себе постороннее воздействие. Выздоровела через 3—4 месяца и возвратилась к работе. Вскоре разошлась с мужем, испытывала от этого определенное облегчение.

В 1931 и 1933 гг. были короткие, по 2—3 недели приступы болезни. Помещалась в больницу в состоянии возбуждения, бессонницы, с различными «бредами» и «видениями». В промежутках продолжала работать, хотя чувствовала себя «дезорганизованной», утомляемой.

В 1934 г. снова заболела. В течение месяца была подавлена, замкнута, испытывала боязнь прикосновений, страх заболеть психически. Сама обратилась в больницу с жалобами на бессонницу, «внутреннее напряжение», «потерю самообладания». Испытывала наплыв воспоминаний и рифмованных мыслей. Затем развилось состояние резкого возбуждения. В течение недели кричала до хрипоты, ораторствовала, пела, речь была бессвязной. Прыгала по кровати, рвалась к окнам, сбрасывала одежду, стучала ногами, производила сложные гимнастические движения, кусалась, нападала на персонал. Обращенных вопросов словно не понимала. После прекращения возбуждения рассказала, что у нее был бред, о котором она не все помнит. Казалось, что она «центр мира», участвует в опыте внушения на расстоянии, происходили необыкновенные события, в которых она жила, как в реальной жизни. Выписана была с критическим отношением к болезни.

Не приступила к работе, так как вынуждена была вести хозяйство психически заболевшей сестры. После выписки первое время появлялся навязчивый страх облить кипятком любимого племянника. С обязанностями справлялась, огорчалась, что не может приступить к работе; чувствовала себя «ущемленной», проявляла обидчивость, мнительность, легко возникали нестойкие идеи отношения. Окружающими считалась вполне здоровой.

В апреле 1935 года, ровно через год, вновь начался приступ, длившийся более двух месяцев. В течение этого приступа было как бы два обострения, сопровождавшиеся психомоторным возбуждением, с речевой бессвязностью. Между приступами интервал был 10—12 дней. Она была тогда растерянной, плохо спала, испытывала непроизвольное возникновение в мозгу слов, забытых понятий, нелепых фраз, воспоминаний.

При выходе рассказала, что вокруг прошла война, она была «герцогиней», испытывала неприятные запахи. Критически относилась к своему состоянию, жаловалась на повышенную раздражительность, «напряжение в голове», чувство неуверенности в себе. Появился навязчивый страх, что ей выстрелят в спину.

Выписана в хорошем состоянии и три последующих года была здорова, работала зав. библиотекой. По объективным данным была ровной, выдержанной, общительной, любовно и заботливо относилась к сыну и к родным. С соседями и сослуживцами были хорошие, ровные отношения. Следила за собой, успевала читать и бывать в театрах. В течение двух лет была в близких отношениях с одним из сослуживцев, предполагала выйти за него замуж. Сама же больная отмечает, что все эти три года она испытывала какую-то внутреннюю «приглушенность», чувство «усталости», будто вся текущая жизнь была подготовкой к какой-то настоящей, яркой и реальной жизни, которая была ей недоступна. Казалось, что ее «я» так обессилено, что она не в состоянии проявить себя. После разрыва с близким человеком в феврале 1938 года появилась растерянность, усталость, не спала две ночи, но на работу ходила. Люди на улице и в трамвае казались особыми, «превращенными». В голове было много мыслей о прошлой жизни, о взаимоотношениях с мужем. На второй день на работе началось возбуждение. Плакала, кричала, смеялась. Ночью речь стала бессвязной, возбуждение усиливалось. Больная вновь была помещена в больницу, где находилась 4 месяца. Почти все время была возбуждена. Возбуждение появилось в общем однообразно. У больной были красное лицо, мутно блестящие глаза, сухой полуоткрытый рот с потрескавшимися и запекшимися губами, голос хриплый от крика. На лице появлялись различные, часто противоположные выражения: страх, злоба, экстаз, мечтательность. Иногда просто гримасы: оскаливала зубы, двигала челюстями и губами, зажмуривала или таращила глаза. Не спала. Бывала неопрятна, с мочой и калом в постели. Питалась то с принуждением, то сама, поедала много пищи, пила много воды. Рвала белье, сбрасывала постельные принадлежности. Неожиданно нападала на врачей, на больных, на дежурный персонал. Сопротивлялась всем медицинским мероприятиям. При попытке привести ее к врачу упиралась ногами в пол или волочила ноги.

На вопросы большей частью не отвечала, если же удавалось получить ответ, то обнаруживалось, что больная понимает обращенные к ней вопросы, понимает, что перед ней врач, правильно ориентируется в месте. Однако ориентировка во времени всегда была расстроена, не могла определить срока своего пребывания в больнице, текущего месяца и числа. Больная непрерывно говорила, речь была бессвязная, но быстрая, громкая, то медленная, как бы растянутая, с паузами между каждым слогом, то скандированная, иногда говорила только шепотом. Цинично бранилась. Принимала различные позы, делала сложные, как бы гимнастические движения, по-особому наискось и под различными углами ложилась на постель, перекашивала ноги, особым образом спеленывала себе ноги простыней. От чего-то отмахивалась, как бы кому-то отвечала. Приглядывалась к больным, подходила к каждой кровати. Иногда рычала, лаяла по-собачьи, выкрикивала одну букву. Из речи больной удавалось понять, что она ведет разговор с членами правительства, испытывает на себе влияние гипноза, произносит команду, кому-то угрожает. Временами наступало успокоение на несколько дней, в течение которых появилось сознание болезни. Больная говорила, что у нее был «бред» и «галлюцинации», но отказывалась рассказать о них, то ссылаясь на запамятование, то просто на нежелание. Речь больной в эти периоды становилась последовательной, но изобиловала подробностями. Больная много рассуждала, резонерствовала, отвлекалась на случайные воспоминания. Жаловалась, что в голове «идут потоки» большей частью рифмованных мыслей. Принималась писать «дневник» с воспоминаниями о прошлой жизни и о прошлых приступах болезни. Затем этот период улучшения вновь сменялся прежним возбуждением.

Инсулином больную не лечили. На высоте возбуждения получала наркотические средства.

В середине июня 1938 года наступило стойкое улучшение. Больная рассказала о пережитом. О первых днях пребывания в больнице воспоминаний почти не сохранилось. Данный приступ считала сходным с предыдущим, но более тяжелым. Жила в каком-то «символическом» мире, чувствовала себя «центром всего», была участницей разных событий, важной особой. Происходили военные события, через нее предупреждалась опасность, грозящая Советсткому Союзу. Видела голубые и золотистые звезды, они означали включение разных мысленных диалогов. Она ложилась на пол или на кровать в направлении на север и на юг, с мыслью охватить весь мир. Падающий снег принимала за цветочные лепестки, видела восход солнца с противоположной стороны. Электрические лампы казались окружающим серпом луны. Она могла говорить со всем миром, была радиомозгом. Собственное тело казалось разделенным на три части; вокруг ее тела спиральные ходили токи. Она превращалась из женщины в «идею», звали ее «Евой». Воздух дрожал и вибрировал от гипнотического воздействия и от беззвучной передачи мыслей на расстоянии. Души умерших композиторов прилетали к ней. Видела она, на руках приносили человеческую душу. Боялась отравления, защищалась «движением». Все тело было как бы «воспалено». Мозг, нервы горели, испытывала сильную жажду, мышцы напрягались до «тетануса», то за «рыжего рыцаря», больные казались преступниками, «воюющими сторонами».

В течение месяца после окончания возбуждения больная уже критически оценивала свое состояние, по ночам у нее продолжали появляться потоки мыслей и «ощущение несвободы, как бы гипноза». Видела неприятные сновидения. Днем она испытывала чувство «раскрепощения» от пассивного потока мыслей. Беспокоил навязчивый страх острых предметов, навязчивое стремление порезать себе вены. Возникало навязчивое представление, как она лежит с перерезанными венами.

Настроение отличалось неустойчивостью, бывала тревожна, выражала опасение, что болезнь вернется, говорила, что тратит много сил на «самоорганизацию», что она не уверена в будущем. Не может иметь никаких определенных планов. Вместе с тем проявляла заботу о сыне, читала, избирательно общалась с больными, охотно рисовала и вышивала. Много времени уделяла писанию «дневника душевнобольной», в котором описывала свои психотические состояния, сравнивала их между собой, анализировала свое состояние в ремиссиях. Всего находилась в больнице около 4 месяцев. В июне 1938 года была выписана в хорошем состоянии. «Потоки» мыслей, навязчивые страхи и представления, неустойчивость настроения исчезли.

После выписки уехала в деревню. Первое время чувствовала «психическую подавленность», боялась «столкновения с жизнью», чуждалась знакомых, чувствовала себя беспомощной. С осени 1938 года приступила к работе библиотекарем, имела также общественную нагрузку (была выбрана профоргом), с работой справлялась, взаимоотношения с сослуживцами были хорошими. Дома вела сама хозяйство, обслуживала сына. Внешне производила впечатление увлекающейся, поглощенной работой, но внутреннего «захвата» не было. Быстро утомлялась. Стала заметно менее общительна, уединялась, избегала людей. За этот период у больной несколько раз возникало чувство влюбленности и влечение к разным мужчинам, однако чувства эти не реализовались.

До января 1941 года в больницу не поступала, однако в течение этих 2—5 лет у нее дважды после неприятностей возникали кратковременные, по 1—2 недели, приступы болезни. Начинались бессонница, сильнейшее половое возбуждение, внутренняя напряженность, «возбужденность» и вместе с тем особая физическая скованность, из-за которой целыми днями лежала в постели (имела больничный лист). По ночам появлялись «оборонные идеи», начинала писать письма в правительство, однако до «настоящего бреда» это не доходило. Состояние быстро выравнивалось. Во время такого обострения весной 1940 года казалось, что нравившийся ей знакомый инженер подослан с целью «выбить ее из колеи», что он путем гипноза должен ей доказать ее «неполноценность». Во время этого обострения больная оставила работу библиотекаря, решила «отдохнуть», устроить себе «самоизоляцию», чтобы освободиться от «сверхценных идей шизофреника».

Не работала нигде полгода. За это время, по объективным данным, стала особенно необщительна, неряшлива, ходила с непричесанными волосами, подолгу отсутствовала из дома, чего раньше не случалось. В конце 1940 года около двух месяцев посещала дневной стационар. Работала плохо.

В январе 1941 года началась бессонница и вскоре ночью развилось возбуждение. 16 января 1941 года была вновь доставлена в больницу, где находилась 4 месяца. Как и в предыдущих приступах, возбуждение прерывалось кратковременным успокоением, но периоды сплошного возбуждения длились более чем по месяцу. В состоянии возбуждения проявлялось больше дурашливости, бессмысленности, негативизма, грубой эротичности и злобности по сравнению с прежними приступами. Так же высказывала бессвязные идеи воздействия, величия, как будто общалась мысленно с правительством. Выздоровление наступило также постепенно, но на этот раз после трех камфорных судорожных припадков. Об остром периоде больная рассказала, что «на ее глазах развертывалась революция в Германии», она являлась центром событий, время двигалось с необыкновенной быстротой. Смены санитарок происходили через каждые 2 часа. Видела «военную тревогу», было много других фантастических, зрительных переживаний.

После выписки в апреле 1941 года посещала дневной стационар. Работала крайне медленно, неохотно, жаловалась на усталость, недомогание, часто опаздывала, или уходила среди дня, не окончив работу. Говорила, что она совсем «беспомощна». Отмечалось резонерство. В середине июня 1941 года была отчислена из дневного стационара. Имела инвалидность III группы.

Во время войны и затем до 1948 года не болела. Работала в разных местах: шила белье для фронта, была счетоводом, библиотекарем, помогала в уходе за ранеными, была чтицей при тяжело раненных в госпитале. Чувствовала себя нужным и полезным человеком, но быстро уставала, при этом появлялись медлительность, безразличие ко всему. В 1944 году получила инвалидность II группы.

В 1945 году, после возвращения в Москву, начала заниматься разрисовкой тканей в инвалидной артели. Была неспособна к систематическому труду, не выполняла норму, но работала очень искусно, придумывала красивые узоры. Время от времени прекращала работу и поселялась у сестры, вела у нее хозяйство. В 1947 году поступила на курсы садоводства. Училась с увлечением, получила высокие оценки, но сильно утомлялась.

В октябре 1948 года заболела. В течение полутора месяцев была без сознания, поток мыслей, «внутренняя возбужденность», ощущение «круговых волн тока в теле». По ночам при закрытых глазах видела работу своего мозга, движение крови по сосудам, борозды и извилины. Больная в это время самостоятельно обратилась к психиатру и была принята в больницу.

Затем развилось психомоторное возбуждение, как и в прежних приступах с бессвязностью, вычурностью, театральностью. Через три недели возбуждение прекратилось. Рассказала, что высоко над землей видела вождя, бросающего вокруг «зерна коммунизма». Она была медиумом, ее любви добивались все великие люди. По воздуху проплывали»скелеты супругов, породивших больных детей». Перед ней вздымалась гора в ярко-синем пунктире. Одна светящаяся точка передвигалась вверх по горе. Это была ее душа, искавшая дорогу в реальный мир. Она могла передавать миру внушенные ей мысли. Работали особые аппараты. Вокруг все имело отношение к борьбе за мир. Дома и двор, видимые из окна, казались Нью-Йорком, Лондоном. Она была Жанной Д'Арк, «вселенской проституткой». Казалось, что вся жизнь замерла, поезда не идут, люди перестали принимать пищу и питаются ион-электронами. Происходила биологическая война. Все это больная называет «бредами». После прекращения возбуждения, уже при появившемся сознании болезни, в течение почти двух месяцев продолжались, особенно по ночам, потоки мыслей, фантастические сновидения, «напоминающие бреды» острого периода (по собственному определению больной).

Отмечалась речь со склонностью к детализации, недостаточно последовательная, с резонерством.

Находилась в больнице более четырех месяцев. Через два месяца после выписки больная на «отлично» сдала экзамены на курсы садоводства и поступила на работу в Дом пионеров в качестве руководительницы кружка юннатов. Чувствовала неуверенность в своих силах, утомлялась, постоянно вела сама с собой борьбу, «самоорганизовалась». Вне работы старалась не встречаться с людьми. Много забот уделяла своему сыну, который в это время тоже заболел психически.

Новый приступ в январе 1950 года. После гриппа, ангины и фурункулеза появились вялость, плохой сон. Не было ни мыслей, ни желаний. По выражению больной, наступило «заторможение». Много лежала в постели, почти не работала. В марте 1950 года — бессонница, наплыв мыслей, «внутреннее возбуждение». По ночам не могла лежать, вставала, принималась за стирку и уборку: шумела, не считалась с соседями.

В конце апреля 1950 года поступила в больницу. Вела себя правильно. Жаловалась на кошмарные сновидения, наплыв насильственных мыслей. По утрам, при пробуждении, казалось, что кто-то на нее действует гипнозом, проводит над ней эксперименты. Днем относилась к этому с критикой. Через месяц, в июне 1950 года наступила полная бессонница. Стала злобной, придирчивой, и с 15 июня развилось состояние возбуждения. То с пафосом ломает руки, закрывает лицо волосами, поет, танцует, драпируется особым образом в одеяло, называет себя великой актрисой «Алисой Гессен», то дурашлива, груба, агрессивна, высказывает идеи воздействия. Не держит белья, бывает неопрятна мочой. Питается самостоятельно. Возбуждение протекало на этот раз без «светлых промежутков» подряд около двух месяцев.

Во второй половине августа 1950 года больная стала спокойна, но еще в течение месяца продолжались, как и в прежних приступах, кошмарные сны, напливы рифмованных и «ритмических» мыслей, неустойчивость настроения, неуверенность в своих силах. Больная целыми днями писала свой «дневник», где снова и снова анализировала все переживания острого периода. «В бреду» она была то «Врубелем», то «Прометеем» прикованным к скале и внутренности ее терзали хищные птицы. Как и в прежних приступах, она испытывала передачу мыслей на расстоянии. Была главным медиумом, «центром борьбы за мир». Через нее осуществлялись какие-то «высшие указания».

После выписки 24 сентября 1950 года (в общем приступ продолжался 9 месяцев) было чувство беспомощности, которому старалась не поддаваться, так как понимала, что нужна сыну. Испытывала смущение, жар по всей коже. половое возбуждение; голова, помимо ее воли, была переполнена мыслями, происходила «ритмическая волнообразная работа мозга». Настроение в общем преобладало повышенное. Необычайно ярко воспринимала жизнь. Строила нереальные планы на будущее, мечтала поступить в Тимирязевскую академию. Дома много возилась по хозяйству, совершенно не считалась с соседями. Так, например, устроила большую стирку в праздник 7 ноября. По ночам писала стихи, письма. Бралась за много дел сразу, но ни одного не доводила до конца.

Без нужды перекроила всю бывшую в доме материю, накупила гравюр, начала посещать публичные лекции по медицинским вопросам. Не было усидчивости и быстро утомлялась. С надомной работой по шитью, которую получила в дневном стационаре, не справлялась, так как быстро уставала, начиналась головная боль.

Пробыла дома около четырех месяцев и в декабре 1950 года снова расстроился сон, стала угнетенной, раздражительной и вновь была помещена в больницу, где находилась два месяца (по 26 февраля 1951 года). Настроение было неустойчиво, больше пониженное и раздраженное. Обвиняла себя в том, что не умеет организовать для сына сносную жизнь и вместе с тем говорила, что если бы ее убедили, что она имеет право уехать от сына, она с удовольствием это сделала бы. Жаловалась на кошмарные сны. Много резонерствовала по поводу своего заболевания. Занималась разрисовкой тканей. Возбуждения на этот раз не наступало и больная была выписана в удовлетворительном состоянии.

После выписки, в феврале 1951 года, в течение трех лет не поступала в больницу, только время от времени получала больничный лист. Сама назначала себе лечение разными витаминами и эндокринными препаратами. Работала библиотекарем в читальне парка культуры и отдыха. Некоторое время замещала заведующую библиотекой. С работой справлялась, но сильно утомлялась. Утром с трудом вставала,

не могла «раскачаться», из-за этого часто опаздывала на работу. Временами испытывала чувство неуверенности в себе, волновалась, что сделает ошибку в работе. Была очень чувствительна к отношению читателей и сотрудников. Иногда становилась подозрительной, казалось что заведующая ее «проверяет», ведет «провокационную политику».

В 1952 году в течение трех месяцев плохо спала, временами появлялся наплыв мыслей и воспоминаний. По ночам писала «дневник», но никаких зрительных образов, фантазий не возникало, не было даже кошмарных сновидений. Пользовалась больничным листом, некоторое время посещала дневной стационар, затем в начале 1953 года вновь возобновила работу в библиотеке при школе садоводства. Жила замкнуто, мало следила за собой, встречалась только с одной своей знакомой, тоже психически больной. Много времени посвящала уходу за больным сыном, который то помещался в больницу, то жил дома. К сыну не испытывала материнского чувства, тяготилась его присутствием. Только повышенное чувство долга и жалость заставляли ее усиленно заботиться о нем.

В январе 1954 года оставила работу, так как сына выписали из психиатрической больницы и ей надо было ухаживать за ним и вести хозяйство. Состояние ее снова ухудшилось, расстроился сон, при закрытых глазах появлялись видения. По ночам писала письма профессорам, правительству, бывшему мужу, всех обвиняла в том, что ей разрешили родить, не помогли устроить сына целиком на попечение мужа и т. д. Письма эти не отправляла, но не писать их не могла, так как мозг был «лихорадочно возбужден». Начала сама себя лечить. Принимала витамин «Е», делала особую гимнастику, ела лимоны с сахаром. Затем добилась, чтобы ей назначили в диспансере инъекции нового препарата ФИБС (Филатовский биологический стимулятор). Наступило улучшение. Настроение стало бодрое, наладился сон, исчезло напряжение в мыслях. Однако, в конце марта 1954 года снова перестала спать. Появились кошмарные сновидения, поток воспоминании. Днем и ночью писала «дневник шизофреника». Ничего себе не готовила, не убирала в комнате, однако заставляла себя через день носить передачи сыну в больницу, где он снова находится. Несколько раз появлялись не то кошмарные сны, не то «бред». Видела «конец мира, поднималась вверх и вниз по лестнице, от озера к озеру, а потом оказалась в каменном мешке, причем стены мешка вырастали одна за другой вокруг нее. Переживала чувство ужаса и полного одиночества.

12 июня, т. е. через полтора месяца была помещена в клинику 1 МОЛМИ. Там старалась бороться с «наступающим психозом», но постепенно «биологически и физиологически стала чувствовать себя по-новому», развивалось «расторможение», чувствовала, как тело и мозг насыщаются током, мозг работает помимо ее воли, мышление происходит ритмически и в голове складываются стихи. По определению больной, от наплыва мыслей и воспоминаний, бывших в прошлых приступах, это мышление отличалось непрерывностью, насильственностью, ритмичностью и рифмованностью. Мысли в стихах назывались «Эрго сум». Однажды ночью ей беззвучно было подсказано, что стихи не ее, а только ею записаны. При закрытых глазах появлялись разноцветные огни, они имели особый, но тогда еще неприятный ей смысл. С необычайной яркостью протекали в мыслях представления о Марии Магдалине, Иисусе Христе и обо всех событиях, связанных с этой легендой. Затем стало казаться, что в палате собраны больные из всех стран мира. Одна из них была кореянкой. Больную в «решающую ночь», единственную в году, когда будет дан сигнал по всему миру, должен был увезти «муж». Все в мире творилось из-за нее и для нее. Мао-Цзе-дун прислал ей удивительные подарки. Они хранились в Кремле.

Такое состояние было около трех недель, а затем больную 23 июля перевели из клиники МОЛМИ в больницу им. Ганнушкина.

Из выписки клиники следует, что первое время она была правильно ориентирована, тонко анализировала свое состояние, обнаруживала резонерство. Жаловалась на периодическое ощущение сжимания, стягивания, жжения в теле, «перекручивание нервов».

Через месяц (т. е. около 12 июля) началось постоянное речедвигательное возбуждение с наплывом бредовых и галлюцинаторных преживаний. Не спала, отказывалась от приема лекарств, была неопрятна в постели. Слышала голоса; высказывала бредовые идеи отравления, преследования, воздействия.

В больницу им. Ганнушкина из клиники доставлена с диагнозом: шизофрения, галлюцинаторно-параноидный синдром.

На приеме возбуждена, сама с собой разговаривает, заявляет, что уже «все сделала», подходит к окну, считает узоры на занавесках. Ложится вместо постели на пол, закрывает глаза, производит руками беспорядочные движения. Вдруг вскакивает, стремится бежать, начинает кружиться, стаскивает с больных одеяла, смеется. Пищу размазывает по телу, говорит, что питается через кожу и ей это приятно. Речь бессвязна. Удается выяснить, что больная чувствует себя как «под хлороформ», ей нужен «сон под гипнозом», она сама может внушать при помощи «Фибса». Она улавливает мысленную энергию, а другие, те, кто сильнее ее, могут читать ее мысли.

Через 10 дней возбуждение прекратилось. Больная в повышенном настроении, говорит, что у нее сразу «наступил кризис». Многоречива, манерна, кокетлива, раздражительна, несколько суетлива. Стремится записывать свои переживания, сердится, если ей не дают бумаги. Спит и ест хорошо.

Через две недели вновь расстроился сон и развилось возбуждение. Разбрасывает постель, валяется на полу, распускает волосы. Цепляется за одежду персонала и больных, неопрятна, дурашлива. Возбуждение продолжалось 10 дней и прекратилось само собой. Больная много лежала в постели, но оставалась многоречивой. Высказывала бредовые идеи. Сообщила, что ей уже семь лет тому назад было известно о пуске атомной станции и об обладании миром при помощи атомов. Она и теперь мысленно ведет беседу с главой правительства, ощущает прохождение тока по телу. По ночам вокруг ее головы образуется «вихрь», это наступает «разрядка».

Требует содовых ванн, чтобы «омолодиться». По ночам спит тревожно. Иногда вскакивает, всматривается в окно, к чему-то прислушивается, что-то шепчет. Говорит, что «наблюдает за солнцем». Ко всему этому относится без критики, но вместе с тем понимает, что перенесла психоз, говорит, что в остром периоде у нее был «бред», который теперь прошел. Иногда говорит, что по ночам появляются остатки «бреда».

К середине сентября 1954 года перестала говорить о «токах» и «вихрях», появилось критическое отношение к этим высказываниям. Сама определяла свое состояние, как переход к здоровью, «выход из бреда». Жаловалась на неустойчивость настроения и самочувствия. Действительно была капризна, раздражительна, требовательна. Без устали могла говорить и писать о своей жизни и болезни, резонерствовать по поводу психиатрических диагнозов и лечения, но быстро утомлялась от непродолжительного чтения или вышивания. Утверждала, что никогда не выходила из приступа болезни с таким «ясным сознанием», «обращенностью к реальности», но вместе с тем называла себя «слепцом, прозревшим перед смертью», выражала неуверенность в своих силах. Тут же строила нелепые фантастические планы, например, о поступлении на биофак Университета, о путешествии на юг, о применении малых доз пантокрина для лечения ее психоза. Часами могла рассказывать всю свою жизнь, описывать психотические состояния. Охотно говорила на сексуальные темы. Утверждала, что у нее болезнь происходила от недостатка половых гормонов. Много писала «воспоминаний». Отмечались многословие, обстоятельность, резонерство.

С больными почти не общалась, хотя и оставалась среди них. Занималась разрисовкой тканей, но все делала очень медленно, с перерывами.

Рассказывала о переживаниях острого периода. Считает, что в период «бредов» живет ярче, чем в реальной жизни; и в ощущениях, и зрительно все очень ярко, фантастическое переплетается с тем, что она познает в реальной жизни. Она всегда «центр вселенной», в этот раз была «фосфорической дамой», «Лимоли», она «управляла» миром, отказавшись от личной жизни и превратившись в медиума. В мозгу происходил мысленный диалог с кем-то. Мозг говорил и за нее, и за другого. Реальная обстановка отдалялась, не интересовала, не замечалась, хотя, по-видимому, понимала, что находится в больнице. Ощущала горение кожи, не выносила прикосновения белья. Больных принимала за родственников, за членов правительства, за контролеров. Все они что-то разыгрывали, она ничего не могла понять. Происходили политические события, бескровная социалистическая революция в Германии. Настроение было торжественное, приподнятое. Все ее движения являлись символическими, медиумическими. Она очерчивала ногой круг и никто не мог его перешагнуть и приблизиться к ней. Она выходила за кого-то замуж, но «он» был невидимым, испытывала половое возбуждение. По ночам видела подземелье, войну, сомкнутый строй военных машин, какую-то странную висящую в воздухе керамику и многое другое, о чем обещает рассказать «после». Иногда являлась в уме мысль, что все это ей показывают, чтобы ей повредить. Каждый предмет, каждый сорт материала разговаривал. Тело ее тоже разговаривало, потом разговор передавался только через простыню, поэтому она по-особому наматывала ее на ноги. Разговоры эти зависили от ее прикосновения и движения.

Больная точно указывала день прекращения «бреда». Исчезал он постепенно, сначала только днем, а потом не появлялся и по ночам. После «бреда», как всегда, был поток «житейских» мыслей и воспоминаний прошлого, но они не были фантастическими и не имели насильственного «внушенного» характера, как в начале приступа. Это просто была чрезмерная болезненная возбужденность мозга.

С середины сентября до середины октября (когда больная была выписана) состояние ее все улучшалось. Настроение стало ровное, начала общаться с больными, читала, занималась разрисовкой тканей. Сон оставался неустойчивым. По ночам вставала и писала. Не тяготилась пребыванием в больнице. Отмечалось резонерство и неистощимое стремление в устном и письменном виде анализировать свое состояние, все прошлое и настоящие переживания. Много говорила о своем долге к матери, но встречи с сыном боялась и не делала. Утверждала, что впервые в ее организме «биологическая скованность». Оставались манерность, некоторая назойливость, монотонность, отсутствие чувства меры и такта. Иногда выражала недовольство поведением больных и персонала, раздражалась, плакала. Была недовольна, что ей мешают писать «дневник», говорила, что в ее состоянии наступил «третий период», т. е. необходимость «литературного оформления бреда». Склонна давать нелепые объяснения происхождению своей психической болезни. Полагает, что ее нервная система и мозговая деятельность были «испорчены» имевшим место гипнотическим влиянием со стороны ее знакомого белогвардейца в двадцатых годах и с тех пор функционируют неправильно. То объясняет болезнь дифтерией, перенесенной в детстве, сопровождавшейся коллапсом.

1 октября была выписана в состоянии ремиссии с дефектом. Больная дополнительно сообщила, что в тех обострениях, которые проходили амбулаторно, у нее иногда часами продолжалось состояние, когда «глаза смотрят, уши слышат», но ни одной мысли в голове нет, не может ответить, не может реагировать на окружающее, хотя всех узнает.

Иногда испытывает в эти периоды как бы «выключение» мозга, «слабодушие». (Ходила как кукла, не было правильного понимания мира, боялась выйти в город, так как переставала владеть своим телом, сознательно управлять своими поступками.)

Это состояние было тяжелее, чем возбуждение. Связывает его с недостатком полового гормона, считает, что умеет его лечить витаминами и пантокрином.

После выписки из больницы им. Ганнушкина, больная находилась Дома месяцев десять, не работала. Чувствовала себя неважно, добивалась госпитализации в психиатрическую больницу им. Соловьева, возлагала суеверные надежды на проф. Гиляровского.

17 октября 1955 года после настойчивых хлопот была госпитализирована в санаторное отделение. Лечилась малыми дозами инсулина. Организовала среди больных отделения изготовление рукоделий — подарков персоналу к Ноябрьским праздникам. Очень увлекалась и волновалась по этому поводу. Считает, что это явилось поводом к ухудшению ее состояния. Возбудилась и десять дней находилась в состоянии двигательного возбуждения.

В апреле 1956 года была выписана.

Соматическое состояние: Внутренние органы — без патологических изменений. Нервная система — без патологических признаков. Лабораторные данные — в норме.

Катамнез. С тех пор по апрель 1961 года больная не стационировалась, но состояние ее отмечалось неустойчивостью. До 1956 г. не работала как инвалид II группы, получала пенсию в размере 230 рублей. Периодами работала по общественной линии при домоуправлении, организовала работу среди детей дома, за что была награждена почетной грамотой. Регулярно посещала психически больного сына в больнице, делала это как тяжкий долг. Часто мечтала о чудесном исцелении сына. Рисовала, писала «мемуары», «дневник шизофреника», исписывала большое количество бумаги. Исписанное не рвала и не приводила в систему и порядок. Не могла ответить на вопрос — для чего она это пишет. Писала на многих страницах письма врачам, родным, а чаще всего Гиляровскому. Эти письма не отправляла и не рвала, написав, думала, что написала не так и не то и принималась писать вновь. Дружила с одной своей приятельницей, больной шизофренией, которая пишет, но нигде не печатает стихи. Других друзей не имела. Свою душевнобольную сестру почти не посещала. За городом получила земельный участок, самостоятельно обрабатывала его. Мечтала там построить домик. Часто ходила на популярные лекции, любила читать научную литературу. В 1958 году эпизодически работала в библиотеке с несколько облегченными условиями труда (два выходных). Относилась к обязанностям с большим чувством долга. Имела благодарность по работе. Утомлялась, при ухудшении состояния уходила с работы. Периодически работала в дневном стационаре.

Ухудшение проявляется заторможенностью, особенно трудно больной встать по утрам, «разойтись», принимает тогда кофеин. Испытывает неприятные и необычные ощущения в коже и в голове, словно жжение кожи, в особенности в области гениталий, и своеобразные ощущения в голове, словно «мерцает» мозг. Появились бредовые опасения за свое здоровье, мысли о том, не больна ли она раком или диабетом, навязчивый страх после взрыва газовой колонки, происшедшего не при ней, и после произведенного ремонта не пользовалась этой колонкой, навязчиво опасалась взрыва, тогда как все в квартире пользовались колонкой. Не переносила яркого света, «свет бил по нервам»; в таких случаях окна занавешивала.

С 1958 года по март 1960 года принимала аминазин. С марта 1960 года принимает регулярно по 750 мг в два приема. До 1 марта 1961 года работала в библиотеке, теперь в стационаре. В квартире живет более 30 лет с женой погибшего брата. Взаимоотношения с ней неприязненные, но больная побаивается невестки, болезненно переживает обиды, молчит. Добрососедские отношения поддерживает с интеллигентными семьями, других считает людьми «простыми» и нечестными, их старается избегать.

Выглядит моложе своего возраста. Несколько беспомощная, пришибленная, мечтательная, многословная. В речи множество несущественных деталей, неправильно и не к месту применяет медицинские термины. Может часами резонерствовать на тему своего психического заболевания. Чувство меры и такта заметно утрачены. Настроение неустойчивое, то сантиментально-грустное, то восторженное с некритическими планами. Выражение высокомерное. Нет материнского чувства к сыну. Склонна к тревожным опасениям за свое здоровье, навязчивость.

У данной больной в течение множественных

приступов очень рельефно проявлялись как своеобразие этапов фантастического бреда, ориентированного и истинного онейроида, так и переходы от одного периода к другому. Следует отметить однотипное начало приступов с аффективными колебаниями, наплыв рифмованных и «ритмических» мыслей (по содержанию имеющих отношение к последующему фантастическому бреду).

Аналогичное течение приступов отмечалось у большинства больных.

НАБЛЮДЕНИЕ No 3

Г-р, М. И., 1904 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина с 15/XI—1960 г. по 13/ХП—1960 г. Ист. бол. No 6702.

Анамнез. Больна с 1927 года. Течение заболевания приступообразное. С 1927 года по 1940 г. девять-десять приступов непродолжительных (по 3 недель до 2—3 мес). В течение 1940 г. было три коротких приступа. С 1929 г. — инвалид III группы. С 1944 по 1948 гг. приступов не было.

Работала машинисткой, с работой справлялась. С 1948 г. ежегодные приступы до 1957 г., последний приступ был в 1960 г. Всего приступов 26—28.

Согласно данным истории болезни, консультаций (Кронфельд и др.) психотические состояния определяются как кататоническое возбуждение; некоторые протекали с ясно выраженным повышенным настроением и дурашливостью и определялись как кататоно-гебефренные. Проводилась судорожно-камфорная терапия в 1940 году.

Между приступами работала нерегулярно, часто меняла место службы. Несколько раз посещала дневной стационар. Последние два-три года до 1956 года работала в инвалидной артели.

Дома в последние несколько лет была неряшлива, часто раздражалась и цинично бранилась; в комнате на убирала, часто разливала на пол воды, не оплачивала коммунальных услуг. Жила одиноко, но иногда приводила к себе неизвестных соседям мужчин. Часто голодала. Периодически (перед помещением в больницу) становилась возбужденной, ходила по квартире обнаженной, ночью выбегала на улицу, оставляя открытыми все двери, отворачивала газовые краны, не зажигая газ. Плясала, пела. Бросала мусор в кастрюли и ведра соседей.

При выписке из больницы до конца сороковых годов отмечается выход в хорошие ремиссии с полной критикой, доступностью, вполне правильным поведением.

Приступы болезни начинаются однообразно. Появляется апатия, ничего не хочет делать. Приходит с работы и ложится, затем на работе сидит вялая, все безразлично. Бессонницы не наступает, но видит много снов; сон неглубокий, не освежает. Появляются «наплывы мыслей» — «пассивное действие мозга», «мозг своевольно производит мысль». Затем, через несколько дней начинается половое возбуждение с онанизмом, «теряет стыд», а затем появляется двигательное возбуждение, выбегает по ночам, ощущает на себе воздействие какой-то силы. Появляется образ Пушкина, сначала в виде неясной темной, как бы мраморной фигуры, а затем представляет себе памятник Пушкина. К нему тянет, ощущает его родным, живым. Однажды, раздетая, ночью побежала к памятнику, подняла руки и так застыла, чувствовала, как она устремлена к нему, а он все ближе склоняется, сливается с ней. Окружающего не замечала.

В больнице при каждом поступлении развитию кататонического возбуждения предшествует повышенное настроение с экстазом. Становится деятельной, интересуется событиями, читает стихи, отмечаются эйфория, дурашливость, «поток мыслей». Высказывает идеи, что в мире существует «особое притяжение», благодаря которому происходит «притягивание всех», так как у каждого человека есть «свой симптом».

Дальше развивается психомоторное возбуждение с бессвязностью речи, эротичностью. Оголяется, мажется калом и мочой, умывается мочой, обмазывается пищей, залезает под кровать, ползает по полу, берет в рот ботинки встречающихся людей, всех называет именами ученых и политических деятелей. Иногда набрасывается на больных и персонал. Громко кричит. По-особому обвязывается простынями. Говорит, что вокруг «блаженный рай». Мимика живая, жестикуляция выразительная, настроение повышенное, благодушное. Громко хохочет, поет, забирается в чужие постели, произносит бессвязные речи, иногда с непонятной речью обращается поочередно к больным, к персоналу. Принимает патетические позы, гримасничает, говорит с пафосом, то шепотом, то по-особому растягивая слова. Нецензурно бранится, поет нецензурные песни. Шумлива, суетлива. По ночам бродит, трогает больных, стаскивает их с кроватей, не поддается уговорам, как будто не понимает обращенные к ней слова. Говорит «требуют корпий — значит война будет». «В наших войнах две половины — одна мир, другая война. Я за всех, я за мир, я за виноград, за электричество. Потолок Магомета в голове, он делает изящную постель».

По выходе (впервые это описано врачом в 1953 г.) сообщает о своих переживаниях в период возбуждения: ей казалось, что люди земли узнали жизнь планет, они были на луне, имели дело с планетами солнечной системы. Все казалось освещенным особым светом, люди в белых халатах казались людьми с луны. Ощущала, что поднимается в воздух, вокруг были ангелы, слышала голоса ангелов, тихую музыку. В воздухе появлялись какие-то женщины. Все это было очень интересно. Ей было легко и радостно, какая-то сила была в ней. При помощи «электрического тока» в «наш век авиации» люди могут особым образом чувствовать друг друга. Во время этих переживаний «не замечает как текут дни, не понимает — где находится, не понимает, что больна». Затем вдруг появляется понимание где она находится, является сознание, что больна, становится тяжело, хорошее настроение исчезает.

Перед поступлением 6/Х—54 г. больная сама явилась к врачам в больницу, жаловалась на плохое состояние, беспокойство, работать «мешают мысли», «состояния противоречия и сомнения». Высказывала идеи отношения к сотрудникам и подозрения, что ее начальник добивается с ней сожительства, хочет использовать свое служебное положение. Он как-то дает ей это понять, заставляет думать о нем, каким-то способом принуждает к сожительству с ним, хотя никогда к ней не обращается. По секрету сообщила, что испытывает сильное половое возбуждение. Была многоречива, несколько напряжена, подавлена. Повышения настроения не было. В отделении в течение двух недель была малозаметна, вела себя правильно, работала на трудотерапии, рассказывала о своей неустроенной жизни.

С 30/Х состояние изменилось: отказалась от разговора с врачом, от работы. Целый день лежала, спала хорошо. Через два дня настроение повышенное, много движется, движения быстрые, порывистые. Говорит быстро, пишет врачу стихи, в которых, по ее словам, сочетается «революционный подъем с лиризмом». Украшает халат бумажными бантами, из-под халата выпустила рубашку, навешивает на руки браслеты из картона. В течение двух недель была в таком состоянии. Хорошо ела, спала. Затем возбуждение стало нарастать, обнажалась, приставала к больным.

С 15/XI—54 г. возбуждение в пределах постели. Выражение лица экстатическое, блаженное. Молитвенно складывает руки, поет монотонным голосом молитвы. Малодоступна. На вопросы отвечает не по-существу, не в плане вопроса. Например, на вопрос о самочувствии отвечает: «Я универсал», «вы не бойтесь зверей, я с вами пойду в лес». О соседней больной говорит: «Вот мой цветок стоит. Порода кота».

Больницу называет «наш общий дом», как будто сознает, что находится в больнице. Разговаривает сама с собой, речь бессвязная. Поет, громко смеется, иногда совершает плавные движения руками, тут же выхватывает у больных пищу и заталкивает ее в рот или размазывает по лицу. Белья не держит, ходит голая. Эротична. Вовлечь больную в беседу не удается, не слушает вопросов, не отвечает, говорит что-то свое, напевает обрывки арий. Женщину-врача иногда называет своим братом, иногда «Маргаритой», «Пушкиным». Неожиданно произносит слова «дансинг», «я дитя Пушкина, их свято охраняли. Я тоже яичко. Гром мне ударил в сто чертей. Японский переплет, я комар, а халат, а бабочки». Рифмует: «У меня туалет, да вот майский банкет. Может быть Шмираль убит. Я с ним знакома. Он всеми забыт», и т. д. Старается прикоснуться ко всем проходящим мимо. Иногда делает меткое замечание по поводу внешнего вида врача или его одежды, забирается в постель к больным. Драпируется в одеяло, что-то бормочет, принимает неестественные позы.

Под влиянием аминазина возбуждение прошло в течение трех дней.

Больная спокойна, упорядочена, несколько эйфорична, читает газеты, интересуется материалами съезда писателей. С врачами охотно, с умилением, в восторженном настроении разговаривает. Рассказывает о своих переживаниях.

Сообщила, что в каждом приступе психоза она «живет не в том мире, в котором находится». На этот раз она была «землей, а головы окружающих врачей казались планетами, луны нигде не было. Один человек был Марсом. Между землей и планетами действовало природное притяжение. Она желала, чтобы все было для земли. Одна из больных казалась кометой с хвостом, старалась избежать «столкновения» с этой больной, «чтобы хвост не разрушил землю». Она вела войну с планетами, оттого она иногда ударяла и отталкивала окружающих. По закону взаимодействия людей строились взаимоотношения планет. На земле находились люди, напоминающие неземных людей. Такая была «вычурность болезни».

В процедурной комнате металлический рефлектор кварцевой лампы казался особой головой, которая должна подрасти и воевать с землей. Поэтому каждый раз больная ударяла, отталкивала эту «голову», когда входила в процедурную. Однажды, еще в 12 отделении, в палату вошел профессор с врачами. Вокруг все стало очень красивым, все «раздвинулось», засияло, показалось, что это созвездие Ориона. В такие моменты полностью уходила от действительности в свои переживания, не видела, не сознавала, что делается вокруг, хотя как будто узнавала врачей.

Она плавала по морю, ныряла на дно морское, где был Садко, окруженный русалками, рыбинами. Сидя в постели с одной из больных, она сама была Степаном Разиным и вокруг плескались волны и они бросали княжну (больную) в воду. Все эти картины перед ней разворачивались очень ярко. Однажды она поднялась в воздух и лежала на облаках. Она была очень большая, внизу ходили небольшого размера люди.

Одну из больных принимала за девочку, свою племянницу и удивлялась, что она такая большая, когда девочка совсем маленькая.

Настроение все время было хорошее, блаженное. Когда кончилось возбужденное состояние, то «фантазии» исчезли, все стала правильно понимать и видеть.

По ночам сон неглубокий с «ненужными»1 беспорядочными сновидениями (фантастических снов нет). При закрытых глазах бывает «постоянное действие мозга» (наплывы мыслей «неинтересных», «ненужных»).

Последние две недели спокойна, упорядочена, занимается трудом. В разговор вступает легко. Спит хорошо.

Выписана 14/11—1955 г. домой.

После выписки из больницы около года поведение было правильным, чувствовала себя хорошо. Работала в артели инвалидов надомницей. Материально никто ей не помогал, к врачам не обращалась. В течение последних 2—3 недель имела неприятности с соседями. С тех пор ухудшилось состояние, периодически неправильно себя вела, то пела, то плясала, без причины смеялась.

Была стационирована с 5/1—56 г. по 5'V—1956 г.

В отделении оживлена, все время улыбается. Хочет «поделиться с врачами радостью», «она сама пришла в больницу». Заявляет, что она здорова. Речь непоследовательная, резонерствует. Манерна. Рассказывает, что соседи над ней издеваются, хотят получить ее комнату.

Быстро включилась в трудовые процессы. Временами суетлива, развязна, громко смеется, много говорит. Настроение приподнятое. Внешне упорядочена.

В дальнейшем — спокойна, упорядочена, на вопросы отвечает по существу, много читает, но заявляет, что с «мыслями собраться» не может.

С 26/1 вечером состояние резко изменилось. Внезапно развилось двигательное и речевое возбуждение, с агрессивностью, дурашливостью, эротичностью. Беспрерывно бегает, кричит, обнажается, непрерывно говорит, нападает на окружающих, бьет больных и персонал. В речи имеются элементы регистрации окружающего. Производит циничные жесты, гиперсексуальна. Ночью не спит. Кормится с рук персонала.

С 4/11—56 г. начато лечение аминазином 0,05x3 раза в день.

6/П (через 3 дня) значительно спокойнее. Лежит в постели, временами дурашлива, прячет посуду под халат, смеется, гримасничает. На вопросы отвечает кратко, с детскими интонациями, иногда гримасничает.

В дальнейшем спокойна, рассказывает о бывших очередных состояниях», в последнем приступе онейроидные расстройства отрицает Рассказывает о своих отношениях с соседями, считает их плохими людьми, «некультурными» за то, что они «неправильно» к ней относятся.

С 5/1II состояние снова ухудшилось. Напряжена, злобна, дурашлива, смеется. В окружающем ориентирована, в то же время несколько растеряна, врача называет то врачом, то дает название планеты, иногда обнажается, была неопрятна мочой в постели. Спит плохо.

С 8/III (через 3 дня) состояние изменилось. Спокойна, правильно отвечает на вопросы, несколько дурашлива, пуэрильна. Рассказала, что накануне ухудшения состояния, вечером, в отделении показывали кинокартину. Когда она вошла в зал, то решила что здесь идет съемка, она будет играть какую-то роль. Она раскланялась перед окружающими и подошла к экрану. Когда увидела героиню фильма, подбежала к полотну и обняла ее. Не помнит, что было дальше, но все последующие дни находилась как во сне. Вокруг видела родных и знакомых, знаменитых писателей прошлого, видела среди них Пушкина. Испытывала радость, было весело и забавно жить в этом мире, «где нет смерти и все живут вечно». Все было не таким, как обычно, все радовало. Врач казался родной сестрой, это тоже «было ей приятно». Никаких «голосов» не слышала. Постоянно казалось, что «идет съемка», она как будто под наблюдением, ее снимают для кино, здесь изображаются какие-то сцены.

В этот период потеряла счет дням, не знает — сколько что продолжалось, знает лишь, что недолго. Считает, что прошедший приступ болезни был очень легким, таких раньше не было. Все прошлые протекали с резким возбуждением, о чем она знает со слов окружающих и частично помнит о фантастических переживаниях. Все они длились гораздо дольше. Знает, что в последнем приступе возбуждение не было сильным, уверяет, что не было таких фантазий, как в прошлые годы, когда она видела себя в «ином мире», путешествовала по планетам, была на Марсе, видела марсиан, которые имели вид страшных и отталкивающих существ. На Луне обитатели имели более привлекательный вид, они похожи на «восковых людей» — белые и прозрачные. Растения на Луне тоже напоминают своей прозрачностью и белизной изделия из воска. Висела она и на земле «чудных существ», которых она называет «древлянами». Вначале они, как дрова, лежали в штабелях, затем поднимались и каждое дерево превращалось в существо «древлянина», которое двигалось тяжело и неуклюже.

В последние дни — когда стали лечить аминазином (помнит об этом лечении), много спала. Улучшение наступило сразу. Проснувшись, поняла, что вокруг больные и никакой съемки не идет.

В настоящее время жалуется на слабость, вялость, говорит, что ее угнетает вынужденное безделье в больнице, что она глупеет, что у нее «развивается деградация». Просит поскорее ее выписать, в то же время опасается ухудшения состояния, возможности повторения болезни.

В дальнейшем — спокойна, занимается трудотерапией. Иногда злобно говорит о соседях, уверена, что они хотели отравить ее, что они хотят добиться ее смерти, чтобы воспользоваться ее комнатой.

Временами бывает несколько повышенное настроение, смеется, просит выписать, повторяя, что соседи много лет преследуют ее и она не хочет из-за них находиться в больнице.

С 28/IV спокойна, поведение упорядоченное. Без прежней злобы говорит о соседях, просит выписать, рассказывает о том, что всегда любила свободу и стремилась к ней, а в больнице нет такой свободы. Тяготится пребыванием в больнице, просит поскорее выписать. Сон и аппетит не нарушены.

5/V—56 г. выписана домой самостоятельно.

Сомато-неврологический статус — без особенностей.

После выписки из больницы находилась в диспансере. С трудовыми процессами не справлялась, была малопродуктивна, лежала. В быту с трудом терпима, ссорилась с соседями, которые, по ее словам, «подбрасывали под дверь ее комнаты разную гадость».

Стационировалась с 3/1—57 г. по 13/1—57 г.

Возбуждена, не сидит на месте, принимает выразительные позы, внезапно набрасывается на больных, то вдруг с других больных сдирает одеяла. Настроение повышенное, весела, смеется, дурачится, временами ведет себя по-детски. В беседе перескакивает с одной темы на другую, то вдруг отвечает поговорками, читает стихи. Сказала, что видела сон, в котором она была Татьяной. Рассказывает, что ей представились русская зима, барышня, идущая с коромыслом на плечах. Вдруг заявляет, что она Кармен, за ней все ухаживают. Она демоническая личность, уверяет, что знает планеты Меркурий и Нептун. Вдруг говорит, что она «пустая бутылочка».

В таком состоянии через 10 дней была переведена в загородную больницу.

После выписки из загородной больницы, где пробыла с 13/1 до 5/111—57 г., приехала домой. Сразу установились конфликтные отношения с соседями. Считала, что они плохо к ней относятся, подсылают ей специально людей, чтобы они сожительствовали. Была с ними очень груба, плевалась. Часто ходила обнаженной по квартире, а на замечания отвечала грубо, оскорбительными словами. Внешне постоянно разболтана. По ночам пропадает из дому. Когда ночью бывает дома, шумит, кричит, пляшет, ни на какие уговоры не реагирует. В таких случаях соседи выключают свет, в темноте она быстрее затихает.

Вновь поступила в больницу им. Ганнушкина с 10/Х—57 г. до 22/ХН—57 г.

В отделении крайне суетлива, многоречива, в повышенном настроении. Гримасничает, кривляется. Во время беседы с врачом манерно улыбается, подмигивает, коверкает имя врача, прикладывает лист бумаги к голове, заявляет, что это «третий спутник» и тут же говорит: «Зачем нужны искусственные спутники, когда много небесных светил на небе?». Временами речь становится разорванной: «Я ем хлеб, они запустили спутник, мясо уже сварилось…» и т. п.

С 21/Х—57 г. значительно спокойнее. Занимается трудотерапией. Охотно беседует с врачом. Просит извинить за свое прежнее поведение. Несколько эйфорична, суетлива, но опрятна, ведет себя правильно. Бреда и галлюцинаций выявить не удается. Критика к пережитому недостаточная.

Лечится аминазином — 200 мг в сутки.

В последующем оживлена, временами многоречива. Познакомилась со всем персоналом и больными, знает всех по именам. Деятельна, кормит слабых больных.

Считает, что взаимоотношения с соседями не могут быть нормальными, так как они хотят, по ее мнению, ее отравить. Глядя на дементных больных, говорит, что она еще «не дошла до такого состояния».

22/ХН—57 г. выписана домой.

В течение трех лет периодически работала контролером на стадионе «Лужники». За три месяца до поступления в больницу работала машинисткой.

Последние 2 месяца стала повышенно деятельна на работе, часто даже ночевала. Перед Ноябрьскими праздниками было повышенное настроение, декламировала стихи, покупала цветы, книги. Затем не стала спать ночами.

13/XI ходила на кладбище, вернувшись, сказала начальнику, что она его там видела. Вымыла пол своей рубашкой. На предложение выпить чаю, бросила стакан, затем настольную лампу. Заявила, что она Ганнушкина — признанный народный врач.

Была госпитализирована 15/XI—60 г. в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние. Возбуждена, набрасывается на больных, рвет платье, оголяется. Цинично бранится. Ночью спит недостаточно. При попытке вступить с ней в беседу, многоречива, сравнивает себя со старухой из «Горе от ума», заявляет, что должна умереть от инфаркта, предлагает посмотреть в газету, где часто сообщают, что хорошие мужчины умирают в 50-летнем возрасте.

С 15/XI — начата аминазинотерапия.

С 18/XI спокойнее, охотно беседует с врачом, улыбается, довольна обстановкой в отделении. Ориентирована правильно. Сообщая о причинах своего поступления в отделение, помнит не все. Объясняет, что на работе решила жить в связи с плохим отношением к ней соседей. Рассказала, что перед заболеванием чувствовала слабость, вялость, ко всему испытывала равнодушие, забывала поесть. Слышала пение и голоса по радио, относящиеся к ней.

С 23/XI настроение повысилось, весело смеется, восторженно говорит о режиме отделения, активно включилась в трудовые процессы, поет за работой. Отмечает, что у нее есть склонность к рифмованию, читает стихи собственного сочинения, говорит, что она могла стать великим писателем. Много говорит о любви.

С 26 по 28/Х настроение изменилось: то весела, то угнетена. Тяготится пребыванием в больнице, говорит о неполадках в отделении.

С 30/XI разговаривает неохотно, с раздражением, настроение пониженное. Возмущается задержкой выписки. Отмечает какое-то внутреннее беспокойство.

С 6/ХП больная спокойна. Охотно беседует с врачом. Тяготится вынужденным бездельем. Просит о выписке. Продолжает рассказывать о плохом к ней отношении соседей.

В соматическом состоянии отмечено нарушение жирового обмена (ожирение).

Неврологическое состояние без патологических особенностей.

Лабораторные данные — холестерин в крови — 327 мг%.

Выписана 13/ХП—60 г. на поддерживающую аминазинотерапию.

Катамнестическое обследование 19/V—61 г. Внешне несколько неряшлива. Спокойна, охотно и приветливо говорит с врачом. Подробно рассказывает о своей жизни, работе и только в ответ на настойчивые вопросы говорит о состоянии. Работает с удовольствием, с обязанностями справляется, не утомляется. Живет одиноко: не чувствует потребности в общении с людьми. Кино и театрами интересуется мало, больше вопросами политики. В беседе выявляется знание международных событий, охотно и с оживлением рассуждает, резонерствует на эту тему; с соседями в удовлетворительных отношениях. Говорит «оттого, что я вылечилась, но и они вылечились».

Аминазин последние 2 месяца не принимает.

У вышеописанной больной обращает внимание значительное количество, в основном сходных по картине проявлений, приступов заболевания. В течении большинства приступов прослеживается обязательный переход очерченных нами ранее этапов. После каждого приступа все более выступало изменение личности. Вместе с тем и в период ремиссии упорно сохранялась параноидная симптоматика. Последняя исчезла через 34 года после начала заболевания, по-видимому, под влиянием аминазинотерапии.

НАБЛЮДЕНИЕ No 4

Л-ва, Л. Г., 1939 года рождения. Поступила в больницу им. Ганнушкина 24/V—61 г., выписана 29/VI—61 г. История болезни No 3573.

Анамнез. Все родственники уравновешенные, психически здоровые люди. Больная родилась в семье рабочего, третьей по счету. Роды были нормальными, в срок. Раннее развитие правильное. Ходить и говорить начала вовремя. Росла веселой, бойкой, общительной и покладистой девочкой. В 6-летнем возрасте перенесла корь. 8-ми лет пошла в школу. Много читала, хорошо понимала и быстро усваивала объяснения учителя. На уроки много времени не тратила. Когда училась в пятом классе, преподаватели часто менялись; все ученики по существу оказались не подготовленными и почти все, в том числе и больная, были оставлены на 2-й год. Остальное время училась хорошо, посредственные отметки получала редко и в связи с тем, что почти не было времени на подготовку уроков: в школу ездила за много километров на поезде. Менструации начались с 14 лет, были регулярными, через 28 дней, по 2—3 дня, необильными. В период менструации всегда испытывала вялость, слабость, небольшие боли внизу живота.

Была всегда «бедовой», очень общительной, жизнерадостной. Участвовала в общественной жизни школы, в самодеятельности — пела, плясала, читала стихотворения. Имела близких подруг, была окружена вниманием молодых людей. По окончании школы пыталась поступить в Смоленский медицинский институт, но не прошла по конкурсу. Посоветовавшись с родными, устроилась работать укладчицей в хлебопекарню, так как другого места работы в их селе не было. На работе была на хорошем счету. В свободное время посещала кино, танцевала, встречалась с молодыми людьми. На работе переутомлялась, так как приходилось работать без сна по 24 часа в сутки. Перенесла ангину. В конце апреля 1958 г. после очередной менструации чувствовала недомогание, настроение стало печальным, ничего не хотелось делать, ничто не радовало. Придя с работы, сидела или лежала с задумчивым выражением лица. Затем не спала несколько ночей подряд, при этом сама с собой тихо разговаривала. В начале мая не вышла на работу, движения стали медленными, «забывалась» и застывала в одной позе. Перестала отвечать на вопросы, отказывалась от еды.

Лечилась в течение 4 месяцев, вначале в Смоленской больнице, затем в Боткинской (в последней — аминазином). Об окружающем в этот период почти ничего не помнит. Осталось в памяти, что куда-то ехала в поезде. О том, что была в Смоленской больнице, знает лишь со слов отца. Не помнит ни обстановки больницы, ни врача, ни того, что ее кормили искусственно (о последнем также рассказал отец). В это время была как «во сне». Ощущала себя «рыбиной», живущей на дне морском. Все было очень красочным, красивым, «как в сказке». Видела желтое песчаное дно с большим люком посередине. На люке золотая цепь. Вокруг росла нежно-зеленая яркая трава. Стояли огромные деревья с толстыми извивающимися корнями—как в сказке— «у Лукоморья дуб зеленый». В лицо светило яркое, как прожектор, солнце. Ощущала как вокруг нее при движении (плавала как рыба) струится теплая, чуть зеленоватая вода. Время казалось долгим, не различала дня и ночи. Смутно помнит, как навещали родные. Своего настроения в то время не помнит. «Очнулась» почти сразу. Помнила, что в больнице, от окружающих узнала число. Затем отец на свидании рассказал о происшедшем с нею.

После выписки была такой же, как до болезни. Хорошо работала, читала, в свободное время танцевала. С родителями была внимательной, теплой.

В 1959 году по любви вышла замуж. В конце 1959 года родилась дочь. Роды прошли нормально. Девочка росла слабенькой, много плакала. Больная недосыпала, уставала, поэтому была менее активной, чем раньше, без особой радости принимала гостей.

В октябре 1960 г. перенесла абразию без каких-либо осложнений. Вскоре муж был призван в Советскую армию. Больная скучала о нем, но оставалась деятельной, с большим вниманием и заботой ухаживала за маленькой дочерью, много работала по хозяйству.

В конце апреля 1961 г. много времени с непокрытой головой пробыла на солнце (два дня убирала сад). После этого часто болела голова, иногда темнело в глазах.

На Первое Мая была с родными в гостях. Заметила, что ее ничто не радует, ничего на хочется. По ее словам появилось «болезненное настроение». Не хотелось с кем-либо разговаривать, не чувствовала праздника. Даже не поздравила мужа. Все последнее время тяготилась тем, что живет на средства родителей. Постоянно думала об устройстве на работу.

После 1 мая появилось какое-то чувство виновности в том, что не работает, хотя понимала, что не могла отойти от маленького болезненного ребенка.

В середине мая пошла устраиваться на работу. Когда сдавала кровь на анализ при прохождении комиссии, стала задумчивой, повторяла: «не знаю, что с головой». Затем совсем не спала несколько ночей, стала заторможенной, не разговаривала, отказывалась от еды.

Была стационирована в больницу им. Ганнушкина 24/V—61 г.

Психическое состояние. Лицо хмурое, неподвижное, застывшее. Веки полуопущены, взгляд невыразительный, сонливый, устремлен куда то в пространство. Много неподвижно лежит. Иногда стоит или сидит в однообразной позе. Голова опущена на грудь, руки сложены на коленях. Временами медленными, чуть заметными движениями пальцев перебирает край одеяла, на окружающее не реагирует. Кормится с принуждением. При обращении к ней не смотрит в сторону говорящего, не меняет позы, выражение лица становится более недовольным. На вопросы не отвечает совсем, или отвечает чуть заметным кивком головы. Иногда медленно шевелит губами и не произносит ни слова. При вопросах — знает ли, где находится, какое число, почему поступила в данное учреждение — делает отрицательное движение головой. К концу беседы, после многократных повторений вопроса чуть слышным голосом назвала свою фамилию. Выполняет некоторые инструкции: медленно снимает халат, по порядку складывает одежду. При проверке тонуса мышц лицо принимает более недовольное выражение, слабым, нерешительным движением отталкивает руку врача. Тонус мышц повышен.

С 26/V начато лечение аминазином.

С 26/V no 28/V резко заторможена, лежа, с открытыми глазами в постели часами не меняет позы. На обращение не реагирует. Тонус мышц повышен. Сопротивляется, когда врач меняет положение ее руки. Кормится с большим принуждением.

С 29/V по 2/VI—61 г. самостоятельно встает с постели. Подолгу бесцельно стоит в углу коридора, следя взглядом за окружающим. Лицо грустное, малоподвижное. Осанка сгорбленная. Ходит медленно, мелкими шагами, почти не отрывая ног от пола. Отсутствуют содружественные движения туловища, рук. При обращении к ней смотрит на собеседника. Отвечает чуть слышным голосом, односложно. Правильно называет дату, говорит, что прочла название на баночке для сбора мочи. До 29/V не понимала где она, не знала числа. На вопрос — что с нею было, отвечает: «не знаю, ничего не было… папа зачем-то привез».

С 3/VI по 20/VI движения менее заторможены, выражение лица сохраняется грустное. В часы трудотерапии клеит конверты, иногда по делу обращается к персоналу, к больным. При обращении к ней врача отвечает с улыбкой в углах губ, тихим голосом, односложно. Больной себя не считает, просит выписать. Сообщает, что помнит, когда было 1 мая, а потом перестала отдавать отчет во времени, казалось что-то страшное — война или борьба, что было похоже на сон наяву. Подробнее не рассказывает. При настойчивых вопросах на эту тему становится более хмурой, лицо неподвижным, перестает отвечать на вопросы. Ест, спит хорошо.

С 20/VI no 23/VI настроение понизилось. Врачу отвечает, не глядя в его сторону, односложно. Совсем не отвечает при вопросах о болезненных переживаниях.

С 24/VI по 26/VI спокойна. Движения живые. Походка энергичная. В часы трудотерапии работает быстро, с врачом беседует охотно, приветливо, с улыбкой. Считает, что была больна, но на вопрос о содержании переживаний отвечает: «Да ничего и не было. Ну просто кушать не хотелось».

С 27/VI спокойна. Общается с больными. Понимает, что была больна. Охотно, с улыбкой, понимая нереальность пережитого, но без понимания всей серьезности болезни, рассказывает о происходившем с нею дома и в больнице. Рассказала, что когда потеряла счет времени, по-видимому, тогда не стала ощущать себя виновной в безделье. Поэтому особенно активно устраивалась на работу. Настроение было подавленное. Весь мир воспринимала разделенным на два лагеря — больных — худших людей, и небольных — лучших людей. Себя ощущала среди первых. Когда ехала в больницу, воспринимала это как должное. Она из мира больных, ее везут в больницу. Между этими двумя мировыми группировками велась какая-то борьба. Знала, что она «больная» — среди худших, поэтому не хотелось ничего делать, не было желания есть, пить, было «все равно». Не могла разобраться в окружающем, не понимала, где она, не узнавала родных. Когда находилась с ними — было лишь какое-то смутное чувство, что с родными. Так же неясно было и то, что едет в больницу. Первое время пребывания в больнице не понимала — где она. Так же чувствовала себя среди группы «больных», мир окружающий был поделен на два лагеря. Не помнит, как вела себя первые дни, окружающую обстановку, врача вспоминает лишь отдельными моментами. Временами на короткие мгновения перед глазами появлялись серые бесцветные картины. Видела обстановку учреждения, куда устраивалась на работу, свою сестру, рабочих в спецодеждах. Себя чувствовала виновной в безделье. А эти картины обозначали, что она будет работать, не чувствовала свое положение безнадежным, когда видела серые картины. Одновременно ощущала себя присутствующей там, среди работающих людей. Вместе с тем ощущала себя летящей в черное пространство. Было чувство невесомости всего тела, только голова была тяжелая. На коже ощущалось движение воздуха. Целью полета было — попасть в среду работающих, «не больных». Время тянулось бесконечно долго. Казалось, что так было, есть и всегда будет. Когда стала понимать числа — пропало ощущение полета, не появлялись серые картины, но продолжала считать мир поделенным на два лагеря: «больных и не больных». Не понимала, что «больна», пережитое считала реальностью, поэтому ничего не рассказывала врачу.

13—14/VI появилось сознание болезни. Полностью поняла, что в психиатрической больнице, перенесла приступ заболевания, подобный приступу в 1958 году. Все свои переживания не может соотнести друг с другом, локализовать по времени. Помнит неясно, что они как-то чередовались, временами как бы сосуществовали. Все переживания были как один «сон наяву». Когда «очнулась», вызвала удивление длительность перенесенного: «теперь кажется, что все это тянулось одну ночь».

Соматическое состояние. Внутренние органы без патологии, нервная система — без патологических признаков. Лабораторные данные — в норме.

У данной больной, как видно из описанного, приступ начался после короткого периода гиподепрессии. В онейроидном периоде имели место однообразные кататонические проявления в виде субступора, доходящие до ступора. Онейроидные переживания во втором приступе были смешанного типа с преобладанием депрессивных элементов. На протяжении приступа не отмечались явления психического автоматизма и галлюцинации.

Обращает внимание глубокая амнезия больной своего поведения, окружающей обстановки в онейроидном периоде. Более полно, хотя и с трудом воспроизводясь в памяти, вспоминаются ею фантастические переживания. Потеря чувства времени имеет место уже в конце периода гиподепрессии и распространяется на весь онейроидный период.

У данной больной ярко и длительно были выражены кататонические проявления в виде субступора, доходящего до ступора, с недоступностью, негативизмом, мутизмом, явлениями восковой гибкости. По мере развития заболевания все более отчетливо стали проявляться изменения личности в виде эмоционального обеднения, уплощения, недостаточной критики к заболеванию.

НАБЛЮДЕНИЕ No 5

С-ая, М. В. 1923 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина с 15 III по 6/V—1961 г. История болезни No 1869.

Анамнез. Отец (умер в возрасте 58 лет) был психически здоровым, общительным, уравновешенным, очень способным, трудолюбивым. Мать (умерла в заключении) была спокойная, выдержанная, общительная. Всю жизнь фанатично верила в то, что планеты влияют на человеческую судьбу; в таком духе воспитывала и детей.

Больная в детстве жила в хороших материальных условиях. Воспитывалась матерью и неродным отцом. В дошкольном возрасте была живой, общительной, доброй, очень подвижной. В школе училась с 6 1/2 лет. По всем предметам успевала на отлично. Окончила 5 классов школы. В связи с арестом матери дальше учиться не могла. После ареста матери (в 12-летнем возрасте) в продолжение недели резко изменилась, стала плохо спать, была «отчуждена», выпила чернила с целью отравления. После этого изменилась по характеру: стала вспыльчивой, резкой, болезненно самолюбивой, мнительной, неуживчивой, в связи с чем вынуждена была неоднократно менять места работы.

16 лет вышла замуж и вскоре родила ребенка.

В 1941 году около 5 дней была в необычном состоянии: стала возбужденной, ни с кем не общалась, почти не спала. Непроизвольно появлялось множество мыслей «божественного» содержания. Молилась, высказывала неудовлетворение жизнью. С целью отравления выпила раствор каустика, после чего лечилась по поводу сужения пищевода. После этого стала еще более вспыльчивой, раздражительной.

В 1947 году жизненная ситуация еще более усложнилась: муж после войны не вернулся к ней. Больная вынуждена была остаться матерью-одиночкой. Стала угнетенной, испытывала глубокое внутреннее неудовлетворение своей жизнью. Плохо спала, появились непроизвольно текущие воспоминания о ее жизни. Много рассуждала о проблемах семейной жизни, стала беспокойной. Такое состояние длилось около недели. Затем вновь устроилась на работу, с обязанностями справлялась. Оставалась по прежнему неуживчивой, резкой, раздражительной, требовательной.

В 1953 году по оставшимся неясным мотивам вновь пыталась отравиться. Затем вновь работала, с обязанностями справлялась.

В 1956 году очень переутомлялась на работе. Много думала о своей неудачно сложившейся жизни. Была угнетенной, не спала, снились кошмарные сны. В голове насильственно появлялись образные воспоминания из прошлой жизни. В виде какого-то выхода из этой ситуации вдруг решила креститься, что и сделала 5/VIII—1956 г., получив имя «Мария» (по имени Марии Магдалины). В это же время много рассуждала на религиозные и социальные темы, сказала сестре, что в связи с постройкой меньших по размеру церквей, чем строились раньше, человечество деградирует. Стала рассуждать о положении в разных странах, предлагая собственные политико-социальные реформы, считая, что близится атомная война. Стала возбужденной, часто разговаривала сама с собой, подолгу в одной позе сидела у окна, без видимой причины улыбалась, кивала головой. Не спала, отказывалась от еды. По словам больной, в одну из бессонных ночей — с 28 на 29/ XII—1956 года вдруг увидела в окно кроваво-красный диск солнца, быстро приближавшийся к ней. Одновременно услышала выстрелы и почувствовала как сердце пронзила пуля, чувствовала запах «газовой волны», ощущала давление воздушной взрывной волны. Бросилась к окну с криком: «бог есть, я верю в Христа», разбила стекло, окровавив себе руки. Схватила лимоны, лежавшие на столе, смачивая их соком лицо своего ребенка, говорила, что спасается от грозящей опасности. Считала, что ее роль — спасение всего человечества от войны. С принуждением была доставлена в больницу им. Боткина. В больнице всю обстановку воспринимала как какую-то необычайную. Все выглядело очень ярким, праздничным. Понимала, что она в больнице, но все окружающее было сделано специально для нее, так как она спасительница. Вокруг были знакомые люди. Она была в приподнятом торжественном настроении. Испытывала чувство, что спасла мир и что будет жить. В один момент около себя видела темно-серые, очень красивые торжественные памятники великим людям, по порядку проплывавшие мимо. Более подробно об этих переживаниях сообщить не смогла, по ее словам «было как в полусне». О переживаниях в это время никому не рассказывала. Была переведена в больницу им. Кащенко, откуда через 5 дней выписалась. В последующем, с ее слов,

у нее не было ни бреда, ни галлюцинаций, но оставалась «нервозной». Через три месяца устроилась работать завхозом, кем и работала до ноября 1957 года. Переутомлялась. Когда была выбрана агитатором в связи с проведением избирательной кампании (по выборам судей), стала беспокойной, плохо спала, появились мысли о необходимости реорганизации судопроизводства, о сочетании бухгалтерской и судебной работы и т. п. Вначале эти мысли появлялись как бы насильственно, а потом почувствовала уверенность в своих особых способностях, считала, что справится с «реорганизацией». В этот период была возбуждена, пела, временами плакала. На работе требовала реформ. Была направлена в больницу им. Кащенко.

В больнице видела себя где-то в зоне государственной границы. В этом направлении видела черное пространство, по которому шли люди с оторванными конечностями и головами. Установила «мысленный контакт» со своим отцом (при жизни он был ортопедом). Получила от него «мысленно» консультации и в появившейся рядом ванной, наполненной кровью, склеивала конечности этих людей. Поведение чаще было упорядоченным, временами наступало возбуждение. Никому о своих переживаниях не рассказывала. Лишь как-то сказала врачу, что ее отец значительно более высокий специалист, чем Филатов. Через 17 дней была выписана.

Сразу после выписки дома каждый телефонный звонок воспринимала как имеющий отношение к ней, как к «великой личности». Затем состояние несколько улучшилось, но настроение оставалось изменчивым, чаще приподнятым. В апреле 1958 года устроилась на работу в ресторане на Сельскохозяйственной выставке, где вскоре была избрана председателем местного комитета. В это время, участвуя в проведении встречи с финской делегацией, вдруг стала повышенно активной. В переводчице неожиданно узнала свою сестру. Потом появились мысли об огромном значении советско-финских отношений, в которых она призвана сыграть выдающуюся роль. Однажды вдруг показалось, что вокруг — война, что метро провалилось. Бросилась спасаться. В связи с неправильным поведением была стационирована в больницу им. Кащенко.

В больнице видела, как на сияющем «подобно люстре» фоне разыгрывался балет в ее честь. Один раз видела облака, где в китайских иероглифах прочла поздравление. Была радостной, пела, танцевала. Через несколько дней поведение упорядочилось и больная была выписана. Будучи дома, у каждого из окружающих видела измененные, похожие на морды животных, лица. То же самое видела у своей квартирной хозяйки. Высказывала ей свое возмущение, ударила ее. Была шумлива, пела, танцевала. В связи с этим больную осудили на два года тюремного заключения за «хулиганство». На суде внешне была упорядочена, отвечала формально правильно. Внутренне ощущала свою особую силу, считала всю судебную процедуру ничтожной, подстроенной комедией, которую она хотела «посмотреть до конца». Не проявила — интереса к приговору. Вышла из заключения в феврале 1959 г. В заключении была в приподнятом настроении, временами в апатии. Там же, 15/VIII—58 г. вдруг показалось, что общается с Карлом Марксом. В связи с неправильным поведением была помещена в тюремную больницу и затем переведена в больницу им. Кащенко, откуда и выписалась. Через несколько месяцев устроилась на работу — лотошницей на вокзале.

В 1960 году три раза госпитализировалась в больницу им. Кащенко в состоянии, аналогичном описанному.

В последний раз, до поступления в больницу им. Ганнушкина, появился «наплыв воспоминаний» о жизни с матерью. Затем показалось, что мать, похороненная на кладбище города Караганда, призвала ее к себе. По бредовым мотивам уехала в Караганду, где вследствие неправильного поведения была госпитализирована в психиатрическую больницу. После выписки в декабре 1960 г. работала сортировщицей белья в прачечной. С обязанностями справлялась. Настроение было изменчивым, неустойчивым.

7/1II—61 г. пришла к сестре в необычайно веселом настроении, с блестящими глазами, сказала, что на работе всех развеселила песнями и танцами. Сообщила, что в автобусе были люди ненормальные, она им сделала об этом замечание и поссорилась. Все движение по улице казалось каким-то быстрым. Рассуждала «как вести международные переговоры, как обновить марксизм» и т. д.

8/111—61 г. была упорядочена, но настроение оставалось приподнятым, часто менялось.

9/III—61 г. явилась к сестре в причудливо нелепом, кричащем наряде. Непрерывно смеялась, принимала патетические позы, пела, временами плакала. Говорила, что она — Айсидора Дункан. Вечером заявила, что идет на площадь Революции, где ожидала встретить всех знакомых. На улице говорила, что все ей как родные, как-то по особенному к ней относятся. В последующие дни оставалась в таком же состоянии. Очень мало спала.

13/1II где-то бродила. Домой была доставлена милицией в полуобнаженном виде.

14/III стационирована в больницу им. Ганнушкина. Психическое состояние. 16/III — неряшлива, волосы растрепаны, неопрятна, злобна, недоступна. Временами громко смеется, сама с собой разговаривает. Иногда громко, цинично бранится.

21/III — настроение приподнятое. Громко хохочет, поет, пляшет. Иногда цинично бранится, играет бравурную музыку на рояле, разговаривает сама с собой на каком-то неясном языке. С больными не общается. Врачу заявляет, что беседует «со всеми»; на все вопросы отвечает «все хорошо».

27/III — беспрерывно ходит по отделению. Что-то говорит. Врачу говорит, что саморазговаривание — это «хитрость, нужная для дела», в связи с тем, что у нее не все благополучно дома. Подробнее не отвечает. Речь непоследовательная, порою непонятная. Спрашивает врача — как ее «найти». То говорит, что «мышление устает», то объясняет трудность ответов тем, что вопросы врача не соответствуют ее «мышлению».

30/III — движения вычурные. Злобна, раздражительна. Разговаривает сама с собой, требует выписки.

4/1V — спокойнее. Остается недоступной.

22/1V — рассказала, что бывает состояние, когда все кажется необычайно красивым, ярким, одухотворенным, себя считает необыкновенной, чаще настроение бывает хорошее. В другое время ощущает в себе присутствие другого, не своего «я», с которым дискутирует. В этих спорах «находит истину». Заявляет, что «от фантазии» до действия — один шаг».

17W— вновь многоречива, шумна, разговаривает сама с собой.

22/IV — спокойнее. Упорядочена. Участвует в трудовых процессах. Рассказала, что когда ее везли на машине, она ощущала как летит на Луну, ощущала движение воздуха вокруг своего летящего тела. В отделении понимала, что она в больнице. Вместе с тем считала себя научным сотрудником, обладающим особыми возможностями, в том числе гипнозом — помогать больным. Мысленно «поддерживала связь с отцом», который ее «консультировал» по поводу состояния больных, поэтому и говорила «сама с собой» на «польском» языке. Двое из больных казались ей живыми трупами, которым она должна была помочь. Подолгу смотрела им в глаза, «гипнотизировала».

Выписалась на поддерживающую аминазинотерапию.

Соматическое состояние без патологических особенностей.

Заболевание началось в 18-летнем возрасте у эмоционально неустойчивой личности. Первые проявления выразились в аффективных расстройствах. В 1956 году на фоне угнетенного настроения, при явлениях ментизма, возник религиозный бред, вскоре принявший грандиозный характер. Затем быстро развился онейроид.

В последующем многократно повторялись аналогичные по клинической структуре приступы заболевания, начинавшиеся с изменения аффекта, явлений ментизма. В ряде приступов имели место ложные узнавания, бред интерметаморфозы. Затем присоединялся образночувственный фантастический бред с последующим онейроидом — ориентированного и истинного вида. Вышеописанные этапы были непродолжительными, перемежались, быстро переходили один в другой. Переживания больной характеризовались особо выраженными яркостью, красочностью, богатством цветового оформления, некоторые определялись сложным аффектом смешанного типа. Все ремиссии были непродолжительными, нестойкими. По выходе из приступов больная оставалась трудоспособной, но неуживчивой, грубой, не выявлялось достаточной критики к заболеванию.

НАБЛЮДЕНИЕ No 6

М-ва, В. И., 1939 года рождения. Поступила в больницу им. Ганнушкина с 13/IVno 30/V—1961 года. История болезни No 2562.

Анамнез. Отец до женитьбы злоупотреблял алкоголем. Человек грубый, жестокий, часто избивал детей и жену. Мать — добрая, жалостливая, уступчивая, мнительная. В делах безалаберная, неряшливая.

Больная родилась от второй беременности, недоношенной (7-месячной). Росла здоровой, бойкой. Всегда дружила с мальчиками, любила подвижные игры. Учиться пошла с 7 лет. С первого по третий класс была тихой и вялой, задумчивой, неряшливой, плохо училась. С 4-го класса вновь стала активной, очень живой, настойчивой, резкой. Была общительной, имела задушевных подруг, участвовала в самодеятельности (танцевала). Училась хорошо. В свободное время много читала — «запоями» по ночам настолько, что одно время ей запретили пользоваться библиотекой. Любила кино, подражала Чарли Чаплину, прыгала с крыши на зонтике, дралась. После окончания 7 класса родители требовали, чтобы больная шла работать—материально помогать семье. Пошла на разрыв с родителями, ушла в общежитие, училась в экономическом техникуме, окончила его на «отлично». Стала еще более активной, была инициатором всех веселых проказ и игр, новых дел. Дружила с девушками, мальчиков стала сторониться: «хотелось серьезного, интересного». Всегда отличалась особой наивностью, «детскостью» суждений, производила впечатление моложе своего возраста.

В 1956 году, по окончании техникума, работала на Братской ГЭС, справлялась с большим объемом работ. В это время впервые влюбилась, проводила с молодым человеком много времени, но замуж не вышла, так как хотела учиться дальше. С родными отношения оставались натянутыми, так как они постоянно протестовали против ее учебы. Отказывая себе в питании и одежде, скопила денег, приехала в Москву поступать в институт им. Плеханова. В институте много и с интересом занималась. Жила на одну стипендию (220 руб.), временами подрабатывала. Оставалась жизнерадостной, веселой, доверчивой. Имела много друзей и подруг. Училась хорошо и легко, занималась общественной работой, участвовала в гимнастической секции, гребла, была участницей всех заметных событий в институте. Увлекалась танцами. Со всем справлялась. Поехав со студентами летом на целину, была бригадиром. Ее бригада заняла первое место в соревновании. Вернувшись в Москву, в 1958 году вышла замуж. Родители протестовали против этого брака, не желая видеть дочь женой рабочего. Больная расстраивалась, но мужу ничего не говорила. Жила у свекрови — женщины раздражительной, сварливой. Скоро начались ссоры; больная жаловалась мужу, просила снять отдельную комнату. Настроение стало угнетенным, но училась хорошо. В 1960 году успешно окончила институт. По-прежнему была активной, но веселой становилась ненадолго и редко.

С 1960 г. стала безосновательно ревновать мужа к каждой приходившей в дом женщине. Осенью 1960 г. ревность усилилась еще больше. Как-то на вечеринке пыталась бить мужа. Стала тревожной, если муж задерживался на работе, опасалась несчастья. Часто плакала. В это время была беременной, всегда плохо себя чувствовала, стала крайне раздражительной. Накануне родов (19 III—61 г.) со слезами говорила, что умрет, так как кто-то ей сказал, что от родов умирают. Родила преждевременно без установленной врачами на то причины. Все время пребывания в роддоме почти не спала, плакала. Приехав домой, оставалась угнетенной, раздражалась желания свекрови ей помогать (свекровь встретила ее хорошо, участливо предлагала свои услуги). Ссорилась с ней. Когда гуляла с ребенком в саду, казалось, что окружающие смотрят на нее как-то особенно. Вскоре развился мастит с Т до 39°, которая через несколько дней нормализовалась. После снижения температуры больная стала тревожной, заявила мужу, что когда спала, открыла глаза и увидела, что свекровь какая-то изменившаяся, замахивается на нее стулом. Считала, что она хочет убить ребенка, просила у мужа защиты. Нарастали беспокойство, суетливость. Во время одной из ссор со свекровью показалось, что в комнате присутствует вся общественность района. Ощущала наплыв мыслей, воспоминаний о всех «рационализаторских» идеях, предложенных ею когда бы то ни было в прошлом. Затем вдруг поняла, что ее молоко содержит сверхестественные свойства. Замечала, что у нее на глазах ребенок рос «не по дням, а по часам». Написала в газету «Комсомольская правда» письмо, где сообщила, что грудное молоко «чудесный дар природы». Начала ходить к соседям, кормить детей своей грудью. Ночами почти не спала.

11/IV—61 г. лежа, представила себе мысленно каких-то змей, крыс. Слышала какие-то «голоса», голос мужа, сообщавшего, что он — Гагарин. Увидев в газете портрет жены Гагарина, вообразила, что может полететь в ракете. Когда муж вез ее на мотоцикле по Москве, возникло ощущение, что летит в ракете. Испытывала особый подъем. Нарастало беспокойство, была возбуждена. Пела, плясала, хохотала, начала много бессвязно говорить. Когда ехали в больницу — не понимала, что с ней, считала, что едет смотреть новую комнату.

Была госпитализирована 13/IV—61 г. в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние. При поступлении беспокойна, плачет, лезет на окно, требует воздуха, говорит, что морят голодом. С рыданиями требует пустить ее к ребенку, так как свекровь хочет убить ее и ребенка. Патетически говорит, что в больнице все «прекрасное», красивые картины. Здесь не больные, а знаменитые артисты. Она поняла, что ей помогают все люди, все общество. Если ей хочется петь, немедленно кто-то поет. Она узнает чужие мысли. Неожиданно замолкает, пристально смотрит на собеседника. В последующие дни почти не спит. Растеряна, возбуждена — то смеется, то плачет, лезет на окно, бегает по кроватям. Набрасывается на одну из больных, называя ее свекровью. Неожиданно навзничь ложится на кровать и лежит с открытыми глазами, не меняя позы. Удается установить, что она считает себя на курорте, окружающие — артисты, разыгрывающие перед ней спектакль «Я люблю тебя, жизнь». В голове у нее приборы, управляющие ее мыслями. Через несколько времени сообщает, что утром она видела в окне огромный красный шар солнца. Видела своего ребенка. Заявляет, что по своему желанию может жить, а может и умереть. Говорит, что ей не меняли рубашку с 20/IV, а сегодня 16/III. Отвечает временами с задержками, часто не в плане вопросов. С 17/IV — 61 г. начато лечение аминазином.

Все время куда-то стремится. Выражение лица сонливое, недоступна. Вдруг начинает плакать, звать «Володю», слышит «голос» сына. Говорит, что «находится в сумасшедшем доме, но совершенно здорова». Требует выпустить. Говорит об аппаратуре в голове, управляющей ее мыслями. Мыслей в голове много, она не может их собрать. Убеждена, что ребенок и муж находятся здесь. В беседе растерянность нарастает, взгляд становится сонливым, мутным, речь бессвязной. Произносит «спать хочу… спать хочу.. темно… темно… мухи… мухи… полки армии… полки… армии… идут…» Вдруг запевает «Жизнь — копейка». Пытается раздеться, кувыркается по полу. Становится полностью недоступной.

24/IV. Аминазин временно отменен в связи с маститом. Температура в течение двух дней 36,6—38°. Растеряна, смотрит вокруг как бы разыскивая что-то. Шепотом говорит что-то неясное сама с собой. После несколько раз повторенных вопросов, говорит, что она в больнице, ей 21 год., у нее есть ребенок. В процессе беседы перестает отвечать на вопросы. Взгляд сонный, отрешенный. Чуть слышно говорит: «Летаю… мы летим над Германией… вот видите…» Через несколько минут извиняется перед врачом за то, что отвлеклась. Говорит, что ее внутренности искусственные. Аппарат управляет ее мыслями и ее поступками. Указывая на одну из больных, говорит, что она — ее двойник и поскольку у нее внутренности естественные, ей более трудно жить, а ей самой легче, так как ею управляют. Видит окружающее меняющимся, в больных узнает знакомых артисток. Затем нарастает растерянность, взгляд неподвижный, мутный, становится полностью недоступной.

С 25/IV спокойнее. Приветливо встречает врача. Говорит, что находится в сумасшедшем доме, хотя и здорова. Ее поместили сюда «на испытание, для улучшения жизни народа». Если она выдержит — выпустят всех, кто здесь находится. Здесь не больные, а люди, играющие спектакль «Я люблю тебя, жизнь». Говорить, что настроение у нее прекрасное, все здесь прекрасное. Настроение у нее ухудшается и появляются слезы, когда в голове цепью проходят и обрываются воспоминания о жизненных неудачах. Заявляет, что еще позавчера не разбиралась в окружающем, был «хаос мыслей». Казалось, что вместе с мужем и сыном летала над Германией, ощущала движение воздуха, слышала шум мотора, видела под собой землю. Несколько раньше (не может точно сказать — в какой день) ей казалось, что летала на Луну. Рассказывает, что когда «отвлекается» от окружающей жизни — при засыпании ив j сне — летает на самолете. Это бывало и днем. На Луне были города, горы, моря. Люди—такие же, как на Земле. Она была в Германии, в Африке, в Индии, в Афганистане. Все виденное было красивым, ярким, красочным, вызывало чувство восторга. Слышала и понимала людей, говорящих на иностранных языках. Ощущение полета было приятным. Во время рассказа вдруг замолкает, смотрит прямо перед собой неподвижным взглядом, чуть слышно произносит: «Лечу… лечу.. корабль как милицейская машина… Вокруг темно… лечу к Луне». Затем поворачивает лицо к врачу, говорит: «Отвлеклась».

26/1X спокойна. Охотно отвечает. Говорит, что у нее был «хаос мыслей». Она совершенно не помнит, что с ней было раньше, помнит лишь последние два дня. Узнала, что вокруг больные люди с «болезненными идеями», почему все раньше казалось другим — объяснить не может.

30/1V испытывает желание вернуться домой. Рассказала, что когда смотрела вокруг, все вещи (шкафы, буфет) показались такими, как у нее дома. Мысленно переносилась домой, чувствовала себя дома, хотя и понимала, что находится в больнице.

С 3/V по 11/V — все время в движении, смеется, поет, быстро, много говорит. Помогает персоналу в уходе за больными. Не наедается, постоянно испытывает чувство голода. Себя считает здоровой, не понимает — что за состояние у нее было. Здесь ее окружают, хотя и больные, но очень одаренные люди. Иногда как-то людей и палат становится здесь много. Огорчается, что ее лечащий врач — простой ординатор, а не профессор. Она очень способная, «все может» — играть в футбол, бокс, бороться «самбо» и т. д. Собирается учиться в аспирантуре. В голове наплыв мыслей, не успевает «за ними следить».

12/V сообщила, что в отделении узнала одну из своих знакомых. Обстановка здесь каждый день меняется. Говорит, что была больная, но что было с ней — точно не знает.

16/V — настроение неустойчивое. Завивает волосы, деятельна, оживлена, много говорит. В беседе с врачом начинает плакать. Рассказывает, что поступила одна из больных, сказавшая, что Тимирязевский район не участвовал в первомайской демонстрации. Решила, что это значит, что дома несчастье, так как когда у них со свекровью были конфликты, часто в них принимал участие весь Тимирязевский район: общественность, райпищеторг, домоуправление. Все были у них в комнате.

С 1/V держится среди больных. Настроение повышенное. Подвижна, участвует в трудовых процессах, пишет письма, считает себя здоровой. Воспоминания о бывших дома неприятностях вызывают слезы. Временами кажется, что муж дома плохо заботится о ребенке, что вообще нет никакого ребенка: не может представить себя матерью. На свидании со свекровью приветлива. Во время телевизионных передач мысленно ощущает себя присутствующей в зрительном зале вместе с мужем. Представляет себя в вечернем платье, мужа в голубом костюме. На потолке висит яркая театральная люстра, вокруг кресла партера, обитые бархатом. Характеризует это состояние как «сон наяву в красках». Вместе с тем в это время знает, что находится в больнице.

22/V — поведение правильное, настроение повышенное. Рассказывает, что она акробатка. Говорит, что здесь из нее хотят сделать сверхчудо-человек и проводят испытание на сверхчудо. Тут же заявляет, что она бухгалтер и будет работать бухгалтером.

23/V — принимает участие в трудотерапии. Знает, что находится в больнице, говорит, что здесь больные, но между ними, она еще не уверена, есть или нет здесь знакомые, похожие на актрис. Временами ей кажется, что как будто здесь разыгрываются сцены для нее.

С 24/V спокойна, упорядочена, понимает, что была больна, что здесь больница и больные. Помнит болезненные переживания, однако не может их сопоставить со своим поведением и со временем.

В связи с обострением мастита аминазин вводился нерегулярно — 34 дня до 300 мг в сутки.

Соматическое состояние: Выглядит значительно моложе своего возраста. В течение пребывания в больнице отмечалось кратковременное обострение мастита.

Неврологическое состояние без патологических особенностей.

Лабораторные данные в пределах нормы.

В вышеуказанном состоянии выписана. Через 10 дней была на амбулаторном осмотре. Приветлива, контактна, рассказывает о своей жизни дома, говорит о планах на будущее, чувствует себя психически хорошо, не отмечает изменения в характере в связи с пережитой болезнью.

Заболевание развилось в начале 1960 года

в возрасте 21 год у личности с инфантильными чертами. Начало болезни проявилось идеями ревности. В дальнейшем, в период наступившей беременности появились раздражительность, тревога, страх. После родов присоединились бред отношения, значения, бред интерметаморфозы. Одновременно нарастало беспокойство, отмечались вербальные иллюзии, появился образный ментизм. На протяжении всего времени развития болезни имела место бессонница. В дальнейшем развился острый фантастический бред. Нарастала растерянность. На этом фоне периодически возникали кратковременные онейроидные расстройства. В последующем растерянность увеличилась, появилось кататоническое возбуждение. Развился онейроид. Онейроидный период характеризовался динамичностью течения, частыми переходами от истинного онейроида к ориентированному, затем к состоянию фантастического бреда, в последующем вновь к онейроидному и т. д.

На протяжении периода повторного развития онейроида, он временами сменялся состояниями, когда не только фантастический бред отсутствовал, но проявлялись бред интерметаморфозы, ложные узнавания, явления психического автоматизма. По окончании всего онейроидного этапа имел место фантастический бред. В этом периоде изредка, на короткое время появлялись онейроидные расстройства. Иногда прямо на глазах врача больная становилась более растерянной — совершался обратный переход к состоянию ориентированного онейроида. Точно так же на последующем этапе характеризирующимся бредом интерметеморфозы, ложными узнаваниями, явлениями психического автоматизма, периодически появлялись кратковременные состояния острого фантастического бреда.

Как это видно из описанного, у больной отмечались неадекватность и большая изменчивость эмоциональных реакций, явления психического автоматизма, амбивалентность, недоступность. Большое место в течении приступа занимали и были значительно выражены кататоно-онейроидные расстройства.

Дифференциальная диагностика заболевания в этом случае проводилась между кататонической-онейроидной формой периодической шизофрении и послеродовым инфекционным психозом. Патологическая ревность, изменение настроения больной возникли до беременности и резко усилились во время последней. Психоз возник через месяц после родов, протекал с кататоническим возбуждением, бредами и онейроидными расстройствами. Помрачение сознания типа делирия или аменции отсутствовало.

НАБЛЮДЕНИЕ No 7

Т-на, 3. И., 1927 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина с 8/XI—1960 г. по 3/IV—1961 г. История болезни—6520.

Анамнез. Отец — спокойный, общительный, чуткий человек. Мать — раздражительная, вспыльчивая, злопамятная. Старшая сестра, в связи с изменой мужа, покончила жизнь самоубийством. Ранее была уравновешенной.

Больная родилась пятой по счету. Вскармливалась искусственно, болела рахитом. Ходить начала в 4-летном возрасте, тогда же—говорить. С того времени была бойкой, подвижной, общительной. 6-ти лет перенесла коклюш. Училась с 8 лет, плохо: несмотря на усидчивость, с трудом запоминала. Окончила 3 кл. польской школы. Затем, учитывая трудности учебы по иной программе в русской школе (местечко присоединилось в 1939 г. к СССР), пошла в школу рабочей молодежи, но вскоре ее оставила. Работала гладильщицей белья в прачечной. В 1944 году была изнасилована, после чего заболела сифилисом. Лечилась в венерическом диспансере 1,5 месяца, затем 4 месяца получала амбулаторное лечение, после чем была принята на работу помощницей повара столовой. Всего до 1952 г. прошла 12 курсов лечения (в последующем во время беременности еще 2 курса). Менструации с 19 лет, регулярные, безболезненные. С 1947 г. по 1949 г. дважды пыталась устроить личную жизнь, но неудачно. Все время работала поваром, получала премии. Была живой, веселой, общительной, чуткой. Бывала на танцах, посещала кино и театры.

В 1953 году поехала в геологическую экспедицию на Дальний Восток. В 1956 г. вышла замуж. Жизнь сложилась хорошо.

В 1953 г. перенесла атаку суставного ревматизма.

Имела 4 беременности, из них 3 окончились криминальными абортами, 1 — нормальной беременностью. Родила здорового мальчика. Домой из роддома вернулась в хорошем состоянии, ухаживала за ребенком, вела хозяйство, недосыпала.

Через 1,5 мес. после родов стало казаться, что идет слежка. В это время заболела фурункулезом, затем гриппом.

С середины февраля 1959 г. появился безотчетный страх, снились кошки и собаки, сидящие в углу комнаты. Проснувшись от страха, старалось не смотреть в угол комнаты.

17/III стала растерянной, металась с ребенком по городу, брызгала его водой «от страха». Поехала к священнику отслужить службу, чтобы снять «порчу». Пересаживалась на трамваи, идущие в противоположных направлениях. Кричала: «Спасите ребенка!». Прощалась с городом: «Прощай, меня увозят на кладбище». Ждала, что ее будут распинать на кресте. Считала, что всех мужчин и женщин положили на аборт. Была стационирована в Хабаровскую психиатрическую больницу. Там была дезорганизована, возбуждена, галлюцинировала. Отмечался фебрилитет. Лечилась антибиотиками, аминазином. Об этом периоде помнит смутно. Думала, что находится в тюрьме, как будто бы привязана к кровати. Считала, что на нее действуют электрическим током. Затем пережила состояние, в котором ощущала себя летящей в самолете. Слышала гул мотора: лежала там на электрической кровати и была предупреждена, если двинется — умрет. Разговаривала с сопровождавшими ее врачами. Затем видела себя лежащей в больнице в Индии, где ей предоставляли исключительно хорошие условия. Отсюда вновь летела на самолете в Советский союз в сопровождение тех же врачей.

Получила аминазин. Постепенно разобралась в окружающем. После периода с колебаниями настроения выздоровела, но продолжала ощущать слабость. Поехала в дом отдыха. Узнала, что муж оставил ее в связи с ее болезнью. Там появилась тоска, не хотелось жить. Затем настроение выравнялось. Устроилась на работу поваром, но из-за неприятностей по работе, в марте 1960 г. оставила ее. Затем пыталась устроиться жить у родителей в деревне, у сестры в совхозе, но нигде не преуспела, не могла встроиться на работу. Уехала в Гродно.

С мая 1960 г. стало казаться, что соседи плохо к ней относятся, опасалась быть зарезанной. Стала тоскливой, в поисках работы подходила к дверям учреждений, но войти не решалась. Плохо спала. С 3/XI настроение резко повысилось. Считала себя «большой головой». Перестала разговаривать с сестрой: сочла это ниже своего достоинства.

6/XI вместе с детьми поехала в Москву, в Совет Министров. Хотела просить отправить ее в Космос, устроить на работу в Москве. Была вместе с детьми в Кремле, на Красной площади. Ночевала в гостинице. Но платить за нее впредь было нечем — отправилась на Белорусский вокзал в милицию с целью получить помощь, изложила смысл своего приезда. Оттуда была отправлена в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние. Растеряна. Внешне опрятна, упорядочена. В часы трудотерапии работает, но часто отвлекается, встает. Врачу отвечает с благодушной улыбкой. Правильно называет дату. Довольна пребыванием в больнице: ей здесь нравится. Охотно, монотонным голосом рассказывает о цели приезда: хотела рассказать главе правительства, как живут люди на периферии и предложить отменить деньги, так как «людей из-за денег убивают и купить без денег ничего нельзя». Намеревалась благодарить «за мир от матерей». Хотела просить отправить в Космос. Сообщает все анамнестические сведения.

С 11/XI начато лечение аминазином.

С 27/XI тосклива, лежит в постели. Заявляет, что хочет лететь на Луну. Об этом ей говорили «в правительстве». Не объясняет сказанного.

3/ХП рассказала, что часто снятся сны. Недавно видела, что идет война. Подошла вражеская машина со смертоносным грузом. Она бросилась под колеса, чтобы чем-нибудь острым проткнуть шину — вывести машину из строя. Сокрушенно говорит, что не придется летать в Космос, так как ракету только что отправили.

6/ХП сообщает, что ей стало лучше. На Луну лететь не собирается: «пусть другие летят».

С 10/ХН тосклива, плачет. Сожалеет, что по ее предложению не отменили деньги: «Так плохо, когда их нет, нельзя детям ничего купить, даже мармелада…» Просит позвонить в Дом ребенка, чтобы ее детей никому не отдали. Говорит, что теперь умрет, так как у нее болит поясница, ее «парализовало». Иногда спокойна, благодушна. Написала родителям письмо: «Любите нашу столицу Москву. В ней так тепло и уютно всем народам многонациональной страны».

31/ХП спокойна, упорядочена. Рассказала, что за месяц до поездки в Москву стало казаться, что соседки хотят «околдовать» ее, чтобы не было мужа. Испытывала страх. Плохо спала. Снились устрашающие сновидения. Собиралась застрелить мужа, если он войдет к ней в спальню. Приехав в Москву, замечала, кто за нею следили какие-то женщины и милиция, предполагала, что ее считают шпионкой.

В первые дни пребывания в больнице не понимала, где она. Казалось, что в общежитии. Чувствовала, что готовится нападение на Москву. Немцы уже под Москвой. Временами, «как во сне» видела, что уже идет война. В окно лезли немцы, рядом — зеленое поле с множеством людей, а недалеко от них рвутся снаряды, земля перепахана разрывами. Она ведет наблюдение, чтобы люди не шли по другой стороне дороги, разделяющей эти два участка.

Считает, что заболела еще в мае 1960 г. (стала тоскливой, боялась, что муж ее зарежет). В Москву приехала по болезни. По дороге в больницу казалось, что ее летчики везут в самолете. В больнице видела, как о ней и ее жизни показывают по телевизору. Глаза окружающих казались большими и выпуклыми. Цветы, стоявшие на шкафу, принимала за своих детей, каждый день поливала их. Никому не говорила, так как боялась, что их выбросят. Через неделю она поняла, что находится в больнице. Не рассказывала о своих переживаниях, потому что все пережитое вспоминалось постепенно.

Рассказывает, что в течение всего времени, начиная с мая 1960 г., отмечались некоторые колебания настроения. Сейчас считает себя здоровой. Утверждает, что стала спокойнее, чем до болезни, меньше раздражается.

В отделении несколько неряшлива, много лежит. Малоподвижна, безынициативна. В беседе монотонна и однообразна.

Соматическое состояние. Избыточного питания. Нарушение жирового обмена.

Неврологическое состояние. Левый зрачок чуть больше, чем правый. Реакция на свет средней живости; конвергенция удовлетворительная; коленные рефлексы слева больше, чем справа; Ахилловы — слева меньше, чем справа; патологических рефлексов нет. Симптом Ромберга (—); скороговорки — удовлетворительно.

Заключение: данных о нейролюесе нет.

Лабораторные данные в норме.

Выписана 3/IV—1961 г.

У описанной больной первый приступ заболевания развился после периода, характеризовавшегося аффективными нарушениями в виде безотчетного страха, расстройствами сна, устрашающими сновидениями. Начало заболевания проявилось состоянием бреда интерметаморфозы, затем быстро развился острый фантастический бред, перешедший в онейроид. По окончании приступа наступила нестойкая ремиссия с отдельными параноидными явлениями.

В течение второго приступа обращали внимание преобладание ориентированного онейроида, по сравнению с истинным, и мало выраженные кататонические явления в онейроидном периоде.

Если первый приступ психоза вызывал сомнение в смысле отнесения его к шизофрении — его можно было диагностировать и как послеродовой психоз — то последующее течение заболевания уже не содержало сомнений в его шизофренической природе.

НАБЛЮДЕНИЕ No 8

С-ев, Д. А., 1918 года рождения. Находился в больнице им. Ганнушкина с 24/VI—55 г. по 20/VIII—55 г. Ист. бол.No 1799.

Анамнез. Мать больного жестокая, упрямая, мелочная. Отец злоупотреблял алкоголем, умер от сердечного заболевания. Больной родился в срок. В развитии отставал: говорить начал поздно. Перенес все детские инфекции. Ребенком был апатичным, вялым, много спал, с детьми играл мало. В 8-летнем возрасте, упав с лошади, перенес сотрясение мозга (несколько часов был без сознания), нигде не лечился. В школу пошел 8 лет, отличался плохими способностями. По окончании 7 классов пытался поступить в техникум, но не прошел по конкурсу. В период Отечественной войны был на фронте. Там вступил в Партию. В дальнейшем активно участвовал в партийной работе. Ранений и контузий не имел. После демобилизации с 1945 года работал монтером на разных предприятиях. В работе был аккуратным, очень дисциплинированным, тревожно-мнительным. В 1946 году, в связи в диагностированной язвой двенадцатиперстной кишки, получил инвалидность III группы.

В 1947 году (29 лет) женился. С женой жил дружно. Характер имел упрямый, настойчивый, замкнутый, раздражительный. Когда раздражался, «тряслись руки и ноги». Алкоголем не злоупотреблял, не курил.

В июне 1955 года, по примеру прежних лет, жена больного поехала в отпуск в деревню. Один из родственников в шутку написал больному, что теперь жена к нему не вернется: «найдет другого». Получив это письмо 21/VI, больной пришел к сестре, читал его вслух. Заявил вдруг, что жена «уйдет в речку, превратится в русалку». Собрался принять христианскую веру, просил у сестры крест.

После убеждений сестры несколько успокоился, пошел на работу, пробыл там несколько минут. Вел себя странно: обозвал всех «работами» и заявил, что он «в чертячьем заведении» больше работать не будет и ушел. Где-то бродил до вечера. Впоследствии рассказал, что по «мысленному приказанию бога совершил несколько чудес», — бросался под трамвай, троллейбус, бегал в милицию, ходил под мостом.

Вернувшись вечером домой и увидев приехавшую жену, спросил — почему она не утонула. Не узнал приехавшую с женой племянницу. Заявил, что он перешел в христианскую религию и теперь «третий человек после Христа», совершил множество чудес. Нашел, что платье жены «заколдовано». Ночью лег поперек кровати, молча, не отвечая на вопросы, смотрел прямо перед собой неподвижным взором. Неожиданно вскочил, заявил жене, чтобы она не двигалась, над ней будет «суд божий». Утром со смехом отказался от предложения идти на работу. Отправился в домоуправление требовать большую площадь, так как он «является наместником бога на земле». Заявил, что «бог» мысленно подсказывает действия. Проходящих по улице старух называл «колдуньями», грозил им «божьим судом». Придя домой в отсутствии жены, изрубил топором свою одежду, партийный билет, ковер красного цвета. Вызванному на дом психиатру заявил, что видел «божий суд» и «Иисуса Христа», который приказал «похоронить» его у «зеленого сада».

С помощью милиции 24/VI—55 г. был доставлен в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние. На приеме возбужден, громким голосом сообщает, что действует по команде Христа, чувствует его «разумом и сердцем». Все знают его собственные мысли и он знает мысли всех.

В последующие дни подвижен, настроение повышенное, часто экстатическое. Временами становится напряженными, злобным, недоступным, проявляет агрессию, сопротивляется процедурам, не спит. В беседе с врачом много, громко, усиленно жестикулирует, не заканчивая фраз и переходя на другие темы, говорит — не знает, где он, кто его окружает. Говорит: «ад», затем «рай» и вновь — «чертово заведение». Кричит, что он бог, творит землю за шесть дней. Он назначен богом, чтобы командовать армиями, строить города, совершать чудеса. Он — Солнце, врач — Луна. Черти здесь в красных жупанах, здесь нечистые духи. Ощущает запах «мертвечины». Заявляет, что все женщины через час будут уничтожены. Жена его была утопленницей, теперь превратилась в кошку и находится здесь. Она — колдунья. Сообщает, что врача видел на вокзале. Постепенно нарастает возбуждение. Непрерывно перестилает постель. Пищу ставит на пол, ходит вокруг нее кругом. Постоянно проделывает руками множественные вычурные движения. Временами неожиданно с выражением крайнего ужаса на лице, с недоумевающим, растерянным взглядом рвется к двери. Цинично бранится, всех отталкивает, стремится наносить себе повреждения. Обнажается, рвет белье и глотает куски материи. На обращение не отвечает. Иногда спонтанно говорит, что все «издеваются, глумятся» над ним, а он «честный, кристально чистый человек». Вдруг неожиданно улыбается, говорит, что «связан с богом». Ложится навзничь, смотрит зачарованным взглядом куда-то поверх окружающих. Лицо гиперемировано, в глазах лихорадочный блеск. Губы сухие. На теле множественные ссадины и кровоподтеки. Заметно теряет в весе. Спит мало и лишь со снотворным.

8/VII (через 2 недели после поступления) сразу наступило улучшение. Знает, что в психиатрической больнице. Есть ощущение болезни. Но тут же говорит, что «может быть сбивали, не то подсказывали». Говорит, что на ракете совершил полет в эфир, разрушил солнечную систему. Все было случайным, нельзя было разобрать что вокруг, он должен был сгореть. С ним «так сделали, что стал верить в бога», в то время, как он «честный советский человек и член Партии». Сохраняются элементы растерянности.

9/VII (на следующий день). Напряжен, не дает сменить белье, опасается, что ему «сделают ужасное», стремятся уничтожить его. Вместе с тем, знает, что в психиатрической больнице, дату называет правильно, говорит, что ему «стало лучше».

С 12/VII вновь возбужден, недоступен. Стремглав бежит к окну, умоляет «сохранить жизнь». Обнажается. Внезапно начинает кричать, что он — «третий человек в мире», а здесь куда-то увозят и казнят людей.

13/VII испытывает страх, тревожен, умоляет сохранить ему жизнь. Ест с принуждением. На протяжении дня периодически бывает спокойным. Охотно отвечает врачу, называя его «дорогой мой лечащий врач! Я вам верю, но меня сбивают».

14/VII. Беспокоен, тревожен, полон страха, напряжен. Называет персонал «убийцами». Неожиданно вскакивает, пытается разбить голову о стену, о спинку кровати. Кричит, что его подвергают нечеловеческим пыткам, поэтому от хочет покончить жизнь самоубийством. Заявляет, что все вокруг «подстроено», делается специально для него. Стены, кровать воспринимает как намек на то, что он «будет сожжен на кровати». Убежден, что будет казнен «как Степан Разин».

С 15/VII начато лечение аминазином, суточная доза 300 мг. Вскоре нивелировалось двигательное возбуждение, нормализовался сон. Больной стал самостоятельно питаться. Остается растерянным, недоступным, негативистичным, временами злобным.

С 21/VII спокойнее, более доступен. Спрашивает о возможности вернуться к труду. Говорит, что, по-видимому, у него «был бред»; «летал на Луну». На свидании с родными спокоен, упорядочен.

С 28/VII при внешнем упорядоченном поведении напряжен, подозрителен, недоверчив. Заявляет, что ему выдают не его продукты, требует заменить. Своих переживаний не раскрывает. Остаются элементы растерянности.

С 7/VIII (на 25 день лечения аминазином) упорядочен, общителен. Охотно разговаривает с врачом, с радостью встречает жену. Понимает, что был болен, говорит, что к жене были необоснованные «по болезни» подозрения. Об остром периоде не рассказывает: «вспоминать неприятно». Опасается возврата болезни. Отмечает повышенную утомляемость.

Аминазинотерапия закончена через 35 дней лечения.

Выписан в состоянии ремиссии «А» — «В».

Соматический статус. Питание пониженное, щитовидная железа не увеличена. Внутренние органы без особенностей. Кровяное давление 110/75, 100/70. Сосуды на висках извитые.

Неврологический статус. Отклонений нет.

Лабораторные данные:

Прямая реакция везде отрицательная.

Моча — норма. РВ в крови и лик воре отрицательная.

Катамнестическое обследование. 7/1II—61 г. Чувствует себя хорошо. И больной, и его родные считают его вполне здоровым, таким каким он был до заболевания. Однако часто, без оснований, ревнует жену. Иногда, особенно через два дня после употребления спиртного, становится раздражительным, но быстро успокаивается. Все годы работает в артели, легко устает. С соседями вежлив, но общается мало.

Театром, кино почти не интересуется. Перед операцией по поводу язвы желудка проявил непонятную подозрительность по отношению к одному из врачей.

У данного больного приступ заболевания начался с острого фантастического бреда религиозного содержания (преморбидно больной был атеистом). В дальнейшем, аналогично отмеченному у вышеописанных больных, последовательный переход этапов развития и обратного развития приступа с постоянным религиозным содержанием всех основных переживаний.

НАБЛЮДЕНИЕ No 9

К-на, Л. И., 1938 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина с 29/XI—60 г. по 27/П—61 г. Ист. бол. No 7015.

Анамнез. Отец слабохарактерный, спокойный. Мать заботливая, общительная, чрезмерно словоохотливая, суетливая, несобранная. Младший брат перенес приступ периодической шизофрении.

Больная родилась от второй, нормально протекавшей беременности, в срок. Ходить и говорить начала вовремя. Росла болезненной, слабенькой. Перенесла корь, коклюш, дифтерию, неоднократно — воспаление легких. В двухлетнем возрасте — тяжелую скарлатину с осложнением на сердце, после чего диагностировался порок сердца. По характеру была ласковой, послушной, легко обижалась, плакала. Играя с детьми, подчинялась их требованиям. Училась с семи лет, хорошо. Увлекалась историей искусства, литературой, рисованием. В школьные годы была общительной, веселой, доброй. Быстро утомлялась. Менструации с 12 лет, регулярные, безболезненные, необильные, по три дня. За 2—3 дня до менструации раздражительная, повышенно обидчивая, слезливая.

Успешно окончив десятилетку, работала на заводе художником-оформителем. Поступила на заочное отделение пищевого института. Была общительной, отзывчивой, увлекалась и понимала искусство, живопись. Часто болела ангиной, гриппом. В 1955 г. диагностировался тиреотоксикоз, лечилась микройодом. Очень утомлялась, недосыпала, сочетая учебу с работой. Стала раздражительной, истощаемой. Часто появлялась температура до 37,5°. Свободное время проводила с молодым человеком. После его предложения выйти замуж долго откладывала окончательное решение: чувствовала, что недостаточно любит. Наконец, решила посмотреть как он живет, после чего очень расстроилась: условия были очень плохими, — брак решили отложить. Часто болела ангиной, недомогала. В середине ноября 1960 г. около двух недель страдала бессонницей, несколько ночей спала не более чем по 2 часа. Беспокоили мысли о замужестве, писала дневник. Стало казаться, что на работе ей недоверяют, что ее испытывают, замечала «слежку». С 23/XI—60 г. жаловалась на боль в горле, в течение двух дней отмечалась субфебрильная температура. 25/Х был удален зуб мудрости. С этого времени уже беспрерывно чувствовала и замечала «слежку». Придя от зубного врача, со страхом сказала матери, что за их семьей следят, «за нею следит дядька с светлыми глазами», все окружающие о ней говорят, как-то на нее непонятно смотрят. Рассказала о каких-то странных сновидениях. На работе, казалось, ее разыгрывают, испытывают, чтобы дать разряд. С этой целью специально все подстраивают. 26/XI—60 г. началась менструация, усиливался страх, стала заметной растерянность, речь временами была бессвязной, непонятной. 27/XI отправилась к начальнику сообщить, что она плохо работает, и ею недовольны. Начальник ее успокаивал. Вдруг, рассказала ему, что видела «восход солнца», «духов», «Иисуса Христа», подходила к нему. 28/XI казалось, что «сердце останавливается, приходит смерть». Чувствовалось, что она любит всех людей, себя ощущала незаменимым, важным человеком, умирать не хотелось. Испытывала то страх, то огромную радость, гордость. Временами стала застывать в одной позе, то вдруг куда-то в страхе бежала, то начинала петь, танцевать.

Была стационирована в больницу им. Ганнушкина 29/XI—60 г.

Психическое состояние. 30/XI возбуждена, с выражением крайнего ужаса на лице, широко раскрытыми от страха глазами пытается бежать, с криком забивается под одеяло, всхлипывает. Многократно жалобно повторяет: «мама, мамочка…». На обращенные к ней вопросы не отвечает. Вдруг прячет голову на груди врача, чуть слышно произносит: «помогите мне… я жить хочу… меня испугал дядька». На заданный в это время вопрос о числе отвечает — «восемнадцатое». Вдруг резко ложится на спину, застывает в неудобной позе. Смотрит прямо перед собой куда-то в пространство неподвижным, восторженным взглядом. Не реагирует на вопросы и прикосновения к руке. После настойчивого многократного повторения вопроса о ее состоянии начинает повторять слова вопроса, высказывания окружающих больных. На вопрос — что она видит, счастливым звонким голосом восторженно восклицает: «Ромашка… белая ромашка… хризантемы….» Затем укрывается с головой одеялом, перестает как-либо реагировать на вопросы, монотонно, через равные промежутки времени произносит: «восемнадцатое, восемнадцатое».

С 1/ХII начато лечение аминазином.

С сонной улыбкой в вялой позе лежит в постели. Правильно называет год, месяц, число. Говорит, что эта больница для больных, у которых «головки болят». На глазах у врача неожиданно резко меняется: мечется с выражанием ужаса на лице, бежит из палаты. Тут же успокаивается, лицо принимает довольное, затем восторженное выражение. Произносит: «ах, как хорошо… Хочу с Венечкой в лес…». Отвечает на вопрос: «Венечка — мальчик, с которым я дружу». Встает, приподнимаясь на носках, пластичными движениями округло поводя руками, танцует. На лице блаженная улыбка. Вдруг быстро устремляется к окну, порывается вылезти в форточку, с трудом удерживается персоналом. Затем на короткое время успокаивается. Вдруг набрасывается на соседнюю многоречивую больную, пытается ударить. Почти сейчас же с ласковой улыбкой подходит к врачу, нежными прикосновениями поглаживает его руку, прижимается головой к груди со словами: «так все прекрасно… я всех люблю…. все хорошо…». Объяснений получить не удается. Со времени поступления отмечаются явления ангины, субфебрильная температура (максимально до 38°).

21/ХП — спокойна, в расслабленной позе лежит в постели. Лицо сонное. Тонус мышц понижен. На все вопросы однообразно отвечает: «все хорошо… ах, как хорошо….».

23/ХП — спокойна. Настроение повышенное. Охотно вступает в беседу. Отвечает в плане вопроса, связно. Правильно ориентирована во времени. Знает, что находится в больнице. Себя считает здоровой. О переживаниях не рассказывает.

27/ХП. Во время беседы смотрит куда-то в сторону, довольно, блаженно улыбается. Взгляд сонливый. На вопросы реагирует очень быстро, часто словами: «этого не было… просто все прекрасно». На настойчивые вопросы непоследовательно короткими фразами отвечает, что видела «сны», «летала в Космосе». Полет был как при взлете вверх, чувствовала движение воздуха. Видела, что-то «сказочно-красивое» внизу. Много спит.

4/1—61 г. Внешне упорядочена. Настроение довольное, веселое. Временами в часы трудотерапии принимается за работу, но быстро оставляет ее. С довольной улыбкой расхаживает по отделению. Врача встречает внимательным, удивленно-восторженным взглядом. После паузы говорит: «какая вы красивая». Рассказывает, что на работе заметила «слежку», ей не доверяют. В больнице видела себя то в тюрьме, то в театре, то в застенке. Окружающих больных принимала за своих знакомых, лишь несколько измененных. Вся окружающая обстановка была как бы изменена для нее, все имело к ней отношение. «Во сне» видела себя летящей ласточкой, ощущала при полете движение воздуха. Видела место, где «запускают ракеты». Ощущала, как мысли обрываются, «наскакивают». Казалось, что она попала в Америку, что она должна умереть, так как она выдала тайну о том, что ее отец работает на военном заводе. Казалось, что будет война, она должна играть в ней главную роль. От нее зависит — будет война или нет. Видела взрыв атомной бомбы. Казалось, что она попала в Голландию, находилась на острове. Собиралась лететь на Луну, так как раз она выдала тайну, значит, в США ее казнят, а в Советском Союзе ей тоже нельзя жить. В другой раз казалось, что в комнате собрались «духи», а она «Иисус Христос» и сидит здесь на камне, как в картине «Явление Христа народу». Видела красивый рассвет над Москвой, вдали всплывало солнце, от него исходили яркие разноцветные лучи. Говорит: «Это был не сон, я это видела с открытыми глазами». В дальнейшем говорит, что все окружающее прекрасно… «здесь здравница». Год и месяц называет правильно, число произносит неуверенно, путает. День недели не знает. В последующем внешне упорядочена. Настроение веселое, довольное. Сообщает анамнестические данные. Говорит, что вся окружающая обстановка ей казалась похожей на обстановку столовой завода. Завод иногда считала принадлежащим Америке, но расположенным в СССР. Заявляет, что решила впредь не работать художником, так как прошедшие болезненные переживания были очень красочными, красивыми, в связи с чем не хочется и вспоминать об искусстве. Продолжает говорить, что здесь «здравница». Дату называет правильно.

С 17/П упорядочена, спокойна. С критикой рассказывает о прошедших переживаниях. Говорит, что в последнее время все окружающее казалось необычайно прекрасным, красивым. Больницу считала какой-то особой «здравницей», лечащего врача — «прекраснейшей красавицей». На душе было радостно. Временами окружающая обстановка вновь казалась заводом, принадлежащим США, чувствовала тревогу, ожидала, что ее привлекут к ответственности за выданные военные тайны. С радостью ждет выписки, высказывает реальные, жизненные планы. В таком состоянии выписана.

Аминазинотерапия проводилась в течение 89 дней, до 400 мг в сутки.

Соматическое состояние: внутренние органы без патологии.

Нервная система: без патологических знаков. Лабораторные данные — в норме.

Выписана 27/11—1961 г.

У вышеописанной больной заболевание началось остро в 1960 году (22 лет) после короткого инициального периода, выражавшегося в бессоннице, ярких устрашающих сновидениях. В начале приступа появились вербальные иллюзии, бред интерметаморфозы, преследования. В дальнейшем, при нарастающей растерянности, присоединился острый фантастический бред, в последующем перешедший в онейроидное состояние.

Обращают внимание рельефная, отчетливая очерченность и последовательный переход всех этапов приступа. Онейроидные переживания проявляются ярким, чувственным, богатым по содержанию фантастическим бредом, при соответственных им эмоциональных реакциях. Отсутствуют явления психоавтоматизма, галлюцинаций. В течение онейроидного этапа отчетливо выражена прерывистость онейроидного состояния.

У разбираемой больной в картине приступа отмечались амбивалентность, недоступность, эмоциональные расстройства, слагающиеся из одновременно сосуществующих противоположных аффектов, наличествовала разорванность мышления. Большое место занимали кататонические, крайне изменчивые проявления — от вялого ступора

до сильнейшего возбуждения, сложные многосюжетные, полиморфные грандиозного содержания онейроидные переживания.

Нозологически в этом случае речь могла идти об инфекционном психозе или шизофрении. Но отмечавшееся в начале психоза субфебрильное повышение температуры было кратковременным, ангина вызывавшая температуру — легкой. Первые признаки психического расстройства возникли до наступления ангины. Клиническая картина психоза складывалась из бреда, кататонических расстройств и онейроида. Все это говорит в пользу шизофрении.

НАБЛЮДЕНИЕ No 10

А-на, Е., 1939 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина сЗ'1—60 г. по 29/111—60 г. История болезни No 22.

Анамнез. Отец — вспыльчивый, решительный, властный. Мать — слабохарактерная, добрая, заботливая. Больная родилась четвертой по счету, в срок. В ранние годы развивалась правильно. В 1941 году, в возрасте 4 лет, находилась в оккупации, перенесла дифтерию. Около месяца лежала, не могла ходить. Был обнаружен зарубцевавшийся ТБК-процесс. С этого времени находилась на учете в тубдиспансере. После выздоровления стала бодрой, веселой, любила общество детей, шумливые игры, была любознательной. Рано научилась читать. В школу пошла 7 лет, быстро осваивалась с требованиями, была общительной. Училась хорошо. В старших классах предпочитала занятия по математике. С родителями часто ссорилась, не терпела императивного тона. Десятый класс закончила с медалью, подала документы в Энергетический институт, успешно прошла собеседование, но на медицинской комиссии были обнаружены свежие ТБК-очаги, в связи с чем в институт не приняли. В течение года лечилась сначала в санатории, затем в тубдиспансере. Сначала очень расстраивалась, плакала, но по мере улучшения здоровья, настроение выравнивалось. На следующий год поступила в Тимирязевскую академию на факультет почвоведения и агротехники. Училась хорошо, интересовалась коллоидной химией. Со второго курса работала в кружке на этой кафедре. Появились новые подруги, с которыми вместе занималась, проводила досуг. Дома бывала очень мало, приходила поздно, уходила на занятия рано. Отец относился к этому недоверчиво, оскорбляя дочь. В результате больная отделилась от родных. Подругам жаловалась, что ей очень обидно недоверие отца, так как она никогда не говорит неправду.

Летом 1959 года была на практике под Каширой. Там выполняла тяжелую физическую работу. Много нервничила, недоедала. В Москву вернулась истощенной, чувствовала себя очень уставшей. Вновь обострился ТБК-процесс. Начала лечиться, но к занятиям приступила вовремя. Там же на практике познакомилась с молодым человеком, отношения с ним никак не налаживались, так как отец еще при встрече отнесся к нему недоброжелательно, а входить в круг ее знакомых молодой человек не хотел. С отцом отношения еще более обострились. В ноябре 1959 г. была лишена стипендии, так как семья считалась материально обеспеченной. Не желала находиться на иждивении отца и устроилась лаборанткой на одну из кафедр Академии. Учиться и работать стало труднее, но продолжала заниматься успешно. Скоро появились головные боли, астения. В начале ноября, на одной из лекций по философии вдруг появилось чувство, что «все ясно» и все является легко объяснимым. Через несколько дней был семинар по философии. Хотела выступить, но, встав, сказать ничего не могла — «не могла собрать мыслей». После этого усиленно стала читать философскую литературу. Дома поведение оставалось прежним, но на работе резко изменилось: раньше всегда аккуратная, исполнительная, стала делать ошибки, много рассуждала на отвлеченную тему: о бессмертии, о возможности передачи мыслей на расстоянии и т. п. Казалось, что можно найти новую форму движения материи — передачи мыслей на расстоянии. Но каким путем — это надо исследовать физическими методами и точными приборами. Когда смотрела на звезды, считала, что это метеориты, на которых возможна жизнь, а мерцание звезд принимала за сигналы с них. Казалось, что этим они как бы говорят жителям земли: «Мы существуем». В голове слышался звук искусственного спутника. Появились наплывы мыслей. Мысленно разговаривала со своими знакомыми. На работе, когда ей делали замечание, казалось, что это для проверки ее памяти. Каждый вопрос казался подвохом. Появилась бессонница. Сама обращалась к психиатру. На осмотре заявила, что медицину не признает, потребовала, чтобы ее познакомили с гипнотизером. Отказалась от осмотра, отмечая: «Я витаминами лучше буду питаться с яблок и других фруктов». Ввела строгий режим: на работу ходила пешком, стала регулярно питаться, наладился сон. Все болезненные явления прошли. Снова почувствовала себя хорошо. Учебу и работу не прерывала. В течение последующих трех недель, с 26/ХП готовила курсовую работу, не спала три ночи. 30/ХП была в театре со своим молодым человеком. На следующее утро 31/ XII никак не могла подняться с постели, чтобы идти на занятия. Наконец, вместо того, чтобы собраться и уходить, стала убирать комнату. Выражение лица было растерянное, чему-то улыбалась. Вдруг со смехом спросила: «А что, если я в театре вышла замуж?» Так же внезапно оборвала смех. Спросила — почему она говорит «не то», заплакала. Некоторое время бесцельно бродила по комнатам, сказала, что ее испытывали, что-то подстраивали. Испытывала чувство, что в мыслях вспоминалось все ранее слышанное. Воспоминания всплывали помимо воли: «Я — катушка памяти и одновременно катушка Румфорда. Катушка Румфорда потому, что у нее так же много витков, как у меня, которые разматываются как катушка». Незнакомый мужчина на улице показался врачом, принимавшим ее в диспансере. Чувствовала сильную усталость. Легла и проспала спокойно всю ночь.

1/1 чувствовала себя удовлетворительно. Из пережитого накануне помнила не все. Ночь со снотворным спала хорошо. На следующий день состояние стало ухудшаться к вечеру. Боялась идти спать, легла с матерью, видела страшные сны. Говорила, что молодой человек больше к ней не вернется, у него будет другая жена. Всю ночь не спала, испытывала страхи, плакала. Ощущала наплыв мыслей, не могла в них разобраться. Затем стала мысленно рассуждать о родных. Казалось, что отец — не отец ее, что он предатель, Гитлер, а настоящий ее отец — Ленин, брат ее — Лысенко. Мысли «приходили и уходили». Когда на утро приехала скорая помощь, стационироваться согласилась, сожалела, что раньше не хотела пить лекарства. По дороге, в машине казалось, что они едут в Кремль на встречу с братом и одновременно на встречу Нового года. Казалась себе и дочерью Ленина, и Снегурочкой.

2/1 стационировалась в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние. Первые два дня больше лежит в постели, растеряна, ни с кем не общается. Временами встает, бесцельно бродит по коридору или сидит на подоконнике, глядя в окно. Волосы растрепанные, неряшлива, отказывается идти в кабинет, но приведенная туда, не хочет уходить обратно. Сидит, опустив голову, неадекватно смеется. На вопросы отвечает не сразу. С трудом подбирает слова, отвечает отрывочно и односложно. Вдруг начинает плакать, говорить, что ей жаль брата, которого она обижала в детстве. К чему-то прислушивается. За стеной слышит голос матери, рассказывающей как больная училась и работала. Испытывает наплыв мыслей, не может уследить за ними — так их много. Спрашивает врача — возможна ли такая форма движения материи, как передача мыслей на расстоянии. Считает, что возможна при помощи какой-то очень сложной аппаратуры. Однако легко соглашается с тем, что это невозможно. Через несколько дней состояние изменилось. Исчезло выражение растерянности, опрятна, ходит на прогулки, читает журналы, общается с сознательными больными, врача встречает настороженно, на вопросы о самочувствии стереотипно отвечает: «все хорошо». Требует выписки, так как считает себя здоровой. Рассказывает, что по утрам у нее часто бывает тоска. К вечеру настроение выравнивается.

С 16/1 начата аминазинотерапия.

2/11 состояние вновь изменилось. Растеряна, недоступна, врача встречает слезами, на собеседника не смотрит, сидит отвернувшись. Вдруг неожиданно на лице появляется неадекватная улыбка. Взглядывает испытующе пристально на собеседника. На настойчивые вопросы вдруг произносит: «А разве я вам не отвечаю?.. Я мысленно все время с вами разговариваю». Ощущает наплыв мыслей. В голове путаница, не может в ней разобраться. Слышит голоса в голове». Вот опять сказали: «дочка». Поведение в течение дня изменчивое: то лежит в постели, отвернувшись к стене, то сидит на подоконнике, молча смотрит в окно, инструкций не выполняет. Временами выходит в общий коридор, общается с больными и играет в домино. На свидании с матерью со слезами просила взять ее домой, уверяя, что «ничего у нее нет». Затем заявляет «сейчас Новый год», «… мне девятнадцать лет». Временами в отделении ей все кажется странным, все больные и персонал «на одно лицо». Одновременно заявляет, что одна из больных — ее отец, так как у нее грубый голос; другая больная — ее мать, так как она улыбается, когда говорит. Прохожие за окном кажутся знакомыми. Видела там своего молодого человека. Иногда кажется, что у нее одинаковое лицо с больной К., но когда смотрит в зеркало, то убеждается, что это не так. Без всякой связи с вопросами, просит ее выписать. При этом соглашается, что с такой путаницей в голове, по-видимому, она больна. Временами состояние еще более улучшается. Больная говорит: «все отходит», тогда общается с больными, принимает участие в настольных играх, охотно рассказывает врачу, однако на вопрос о ее состоянии — отвечает стереотипно: «Ничего нет», «ничего не было». Крайне неохотно рассказывает о своих переживаниях, об отдельных моментах помнит частично. Через несколько часов вновь становится растерянной, неадекватной. Ежедневно считает в палате кровати. Когда идет пить аминазин, вспоминает сколько ей лет. «Если не считаю и не вспоминаю, то могу умереть». Периодически чувствует, что ее мысли известны некоторым больным. Она узнает это из отдельных разговоров с ними. Иногда кажется, что ее мыслями управляют. Тогда появляется особенно плохое настроение. Во всем видит особый отрицательный смысл для себя: кольцо на руке врача, значит — она лягушка, так как расположение камней соответствует расположению ее глаз и носа. Рядом лежащая больная — ей смеется, значит — она крыса и т. д. Считаем: «раз, два, три». Поясняет —»это я молюсь богу, а у разных народов молитвы разные. Поэтому я и говорю — раз, два, три».

С 15/II состояние улучшается, спокойнее. Однако остается малодоступной. Неохотно говорит о перенесенном. Понимает, что была больна. При напоминании о прошедших переживаниях — плачет, в конце беседы становится растерянной, сообщает, что была «катушкой мыслей…», «находилась в Америке».

С 18/II настроение ровное, общительна, охотно беседует с врачом. Рассказывает о своем предшествующем состоянии. Рассказывает, что брат ее — не настоящий брат, а от другого отца. Показалось, что отец—Гитлер. Когда гуляла с братом 21/1 по улице, считала, что одновременно находится в Москве и в Америке. Люди с добрыми лицами были русскими, со злыми — американцы. Воспоминания фрагментарны, критика к ним достаточная.

25/11 — настроение устойчивое. Часто плачет, требует немедленной выписки. Считает себя здоровой, уверяет, что ей в больнице хуже.

С 4/1II начинается лечение инсулином. Через 3 дня жалуется на неприятные ощущения в области сердца, настроение пониженное. Ходит на прогулки, читает, общается с больными, но говорит, что «все безразлично». Ест, спит достаточно.

С 18/1II появилась субфебрильная температура, в связи с чем инсулин был отменен.

19/111 — спокойна, критична к пережитому. Высказывает реальные жизненные планы.

Соматическое состояние. Умеренно выраженный тиреотоксикоз. Рентгеноскопия грудной клетки: тень междолевой шварты слева.

На уровне 1-го межреберья справа имеется слабоинтенсивная тень, подозрительная на очаговую. Диафрагма и синусы без патологии. Сердце в размерах не увеличено, учащенно пульсирует. Рентгенограмма легких: свежих очагов не обнаружено. Слева на уровне 3-го ребра тяжистая тень.

Анализы: кровь и моча без патологии. РВ — отрицательная.

Неврологическое состояние — без патологии.

29/1II выписана на поддерживающую терапию аминазином.

В период стационирования длительность курса аминазинотерапии 76 дней, средняя доза 300 мг.

На амбулаторном осмотре 20/IV—61 г. приветлива, охотно о себе рассказывает. Имеется достаточная критика к пережитому. Продолжает успешно учиться. Отмечает у себя несколько меньшую, чем до болезни общительность. По-прежнему часто посещает кино, театры. Внимательна и заботлива к родным.

У описанной больной в течение первого приступа этап бреда интерметаморфозы перешел в состояние острого фантастического бреда, без дальнейшего перехода в онейроидное состояние. Приступ имел неразвернутый характер. Ремиссия наступила спонтанно. Менее чем через месяц развился второй психотический приступ. На его протяжении удается проследить последовательный переход этапов — первоначально в острый фантастический бред, затем в онейроидное состояние и последующее обратное развитие приступа. Следует отметить наличие и большое место в психопатологической симптоматике явлений психического автоматизма, в основном определяющее начальный период второго приступа и в дальнейшем вошедший в структуру фантастических переживаний.

В течение заболевания наступили изменения личности, эмоциональная неадекватность, недоступность, явления психического автоматизма, особая вычурность фантастических переживаний. Значительное место в картине заболевания занимали онейроидно-кататонные расстройства.

НАБЛЮДЕНИЕ No 11

В-ва, Н. С. 1939 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина с 16/III—61 г. по 24/V—61 г. История болезни No 1890.

Анамнез. Мать умерла в возрасте 46 лет после инсульта. Брат больной — замкнутый, молчаливый, нелюдимый. Сестра — робкая, застенчивая.

Больная родилась от нормальной беременности. Развивалась нормально. В школу пошла 7 лет, училась хорошо. Окончила 7 классов в 1958 году. Поступила в техникум, но бросила с первого курса, в связи со смертью матери. Сестру устроила в детдом, брат находился в заключении. Жила одна, работала швеей. Будучи до этого общительной, бойкой, деятельной, стала временами тосковать, вначале вспоминая о матери, затем как будто без причины. Приступы тоски были кратковременными, иногда по несколько дней.

В декабре 1959 г. без повода развилось депрессивное состояние: трудно было думать, ничто не радовало, без особых желаний, подчиняясь стечению обстоятельств, согласилась выйти замуж, так как люди рекомендовали жениха. На свадьбе не чувствовала себя веселой, стала думать, что допустила ошибку, но исправить ее не хватало инициативы. С мужем жила плохо, муж ревновал, бил. Приходила с работы усталой, заниматься хозяйством не хотела, ложилась спать. Постепенно появилась раздражительность, начались конфликты с мужем, появились мысли о самоубийстве, так как не находила выхода. Наконец, через год замужества, мужа выгнала. К этому времени стала курить, употреблять алкоголь.

В январе 1961 г. после развода почувствовала облегчение, появились бодрость, «легкость мыслей», интерес к жизни, все радовало. Стала встречаться ^ с разными мужчинами, не появлялась дома сутками, стала резкой, грубой. Покупала грампластинки, нарядные вещи на деньги, взятые взаймы. Познакомилась с инженером, намереваясь выйти замуж. При встречах была очень радостной, строила различные планы. Намеревалась учиться в институте.

14/1II—61 г. написала письмо редактору журнала «Болгарская женщина», выражая свое восхищение журналом. Перестала спать. В голове появилось множество мыслей, которые шли как бы произвольно. В мыслях решала вопросы преображения мира, государственного устройства. Думала, как сделать жизнь красивой для всех людей, изменить положение женщины и т. д. Обнаружила у себя необычайные, незамеченные возможности, способности. Вместе с тем заметила, что окружающие люди ее не понимают, сделала вывод, что это в связи с плохо «поставленным» у нас сознанием людей. Намеревалась ехать за границу, так как считала, что там у людей сознание выше. Со своим предложением решила обратиться в высшие государственные органы. Отправилась в Верховный Совет. Поехала в такси, не имея денег, за неуплату была привезена шофером такси в милицию. Там казалось, что все на нее смотрят, восхищаются, предлагают ей стать начальником милиции, была доставлена в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние. Растеряна, напряжена. Тревожно оглядываясь, ходит по отделению стереотипными шагами. Требует телефонного разговора, так как она «должна уехать в другую страну». Негодующим тоном обращается к персоналу, называет «убийцами». гъщая, говорит, что ее хотят убить, «замуровать», а у нее в утробе ребенок. Не реагирует на убеждения. В беседе с врачом подозрительна, насторожена. Спрашивает: «Зачем вы туда посмотрели?» — Требует: «Не поднимайте руку… записывайте, я буду диктовать…»

Тут же порывистыми шагами убегает. Не понимает, зачем она здесь. Вокруг собраны какие-то люди; узнает среди них своих знакомых, умерших мать и бабушку. Своим видом они вызывают у нее в голове бесконечный поток воспоминаний, от которого она уже устала. В больнице все подстроено таким образом, чтобы выпытывать, узнавать все, что она знает. По телевизору передают специальные передачи, через него она общается с внешним миром, беседует с женихом.

С 18/1II—61 г. начата аминазинотерапия. Растеряна, напряжена, недоступна, злобна. Отказывается отвечать, так как ей «все надоело», она не понимает — чего от нее хотят. Ей не доверяют. Не отдают передач, которые ежедневно «посылают ей люди». Ее передачу отдают другим больным, ее не выпускают на свидание. К ней постоянно звонят по телефону (она слышит телефонный звонок), а ее не допускают, вместо нее подходят другие люди.

С 23/Ш плохо спит ночами, тревожна, испытывает страх, кричит. Говорит, что ей внушают мысли о близком начале войны. Мысли «вкладывают» с помощью телевизора. Навязывают неприятные воспоминания об родственниках. Из нее хотят сделать кого-то, по-видимому, послать за границу. Ведутся какие-то вычисления, чтобы ее отправить на Сатурн в качестве исключительного человека «с добрыми намерениями». Она, по-видимому, выполняет особую миссию. Ее мозгом пользуются люди. У нее способности выше ее образования: она решает технические проблемы, чтобы сделать всех людей счастливыми. Она может помочь врачам лечить все заболевания без лекарств. В то же время дает точные анамнестические данные, что она работает официанткой и т. д.

С 26/11 настроение устойчивое. То плачет тревожно, просит не убивать ее и ее родных. Говорит, что никогда отсюда не выпустят, она здесь сойдет с ума. То ходит по отделению с гордым, довольным выражением лица, сообщает, что решает мировые проблемы. О ней знает правительство, она здесь слышит голос главы правительства. Временами растерянность и тревога нарастают, мечется, кричит, что за ней уже пришли, ее убьют. Слышит, как окружающие между собой ее называют «собакой», «проституткой».

Со 2/IV постоянно тревожна, несколько растеряна, напряжена. Требует ее выписать, пустить к телефону, судить, а не убивать без суда. В разговорах больных слышит угрозы и оскорбления по отношению к себе. Они называют ее «собакой», говорят о ее близком убийстве. Почему-то добираются отправить на другую планету. Спит тревожно.

С 13/IV начато лечение инсулином в комбинации с аминазином (400 мг). Сохраняется растерянность. Спит мало. Всю ночь ходит задумчиво с мечтательным выражением лица. Днем настроение повышенное. Выражение лица довольное, несколько сонливое. Познакомилась с многими больными, считает их «хорошими подругами». Положительно относится к работникам отделения, к лечению. Она обнаружила у себя способности быть артисткой. После выписки, в течение года подготовится и будет киноактрисой. Начнет писать статьи в журналы и серьезные книги, творить «добрые дела для человечества». Говорит, что телевизор на нее действует и днем, и ночью. Ее мысли связаны с телевизором. Все передачи ид>т по ее желанию. Рассказывает, что она летала в ракете на Сатурн, летала на самолете. Слышала шум мотора, «реально» ощущала полет. Перед нею, как по телевизору, проносились пейзажи, сцены, люди — эти переживания не считает болезненными.

21/IV — на 24 ед. инсулина предшоковое состояние. Через час-полтора — эпилептиформный припадок — шок. Из состояния шока вышла с трудом, длительное время была оглушена, сонлива, жаловалась на головную боль.

24/IV — настроение приподнятое. Продолжает высказывать планы о преобразовании мира, о борьбе за мир и т. д. Но временами раздражительна, возмущается тем, что ее задерживают в больнице.

25/IV очень раздражительна, негодует. Требует выписки. Временами задумчива, застывает в одной позе, становится малоподвижной, устремляет взгляд куда-то в одну точку. С врачом говорит неохотно, враждебно. Заявляет, что есть предчувствие, что ее убьют, хотя кто и за что — не знает.

30/1V — злобна, раздражительна, недоступна. Конфликтует с больными, оскорбляет их, груба с персоналом, в то же время вмешивается в работу персонала. Пытается браться за уборку в палатах. По-прежнему намеревается за один год сдать экстерном экзамены за десятилетку и поступить в киностудию. Считает себя одним из главных деятелей в борьбе за мир, влияет своей волей и настроением на жизнь советского народа, на международные отношения. С вышеописанным миром она связана через телевизор.

С 9/V — настроение приподнятое. Есть сознание болезни, но еще не может отличить болезненных переживаний от реальной действительности.

13/V — спокойна, общительная с больными, врачу отвечает неохотно, лаконично. В ответ на настойчивые расспросы она сказала, что во время болезни окружающее теряло свой реальный смысл, принимало подобие ада… Люди делились на добрых и злых. Злые готовили ей смерть. Слышала в голове постоянный голос, говоривший ей о неминуемой гибели, вызывал в ее сознании поток мрачных переживаний. Ей было мучительно страшно, но себя она переживала как «человека с доброй волей». В течение дня состояние сменялось повышенным настроением. Тогда она «думала» за весь мир. Временами ощущала себя летающей на самолете, летала на Юпитер, испытывала чувство, что исполняет свою задачу, как «человек доброй воли». Мысленно радировала на землю. В дальнейшем весело говорлива, иногда раздражительна. Просит о выписке. Критика к состоянию недостаточная.

С 16/V приветлива, контактна, рассказывает о своих переживаниях. Когда, в какие дни и какие переживания были — точно не может сказать. Что она делала в то время — тоже не может определить. Знала, что находится в больнице, временами как-то не все было ясно. В начале болезни время тянулось быстро, потом медленно. Все пережитое, как будто «реальность во сне».

Соматическое состояние — без патологии. Неврологическое состояние — без патологии. Лабораторные данные — норма. В таком состоянии выписана 24/V—61 г.

У данной больной в картине приступа основное место занимали состояния острого фантастического бреда и бреда интерметаморфозы. Временами на этом фоне возникали онейроидные расстройства. Периоды фантастического бреда и онейроидного состояния были как депрессивного, так и экспансивного вида. При этом указанные состояния развивались в обращающей внимание зависимости: маниакальному аффекту соответствовал экспансивный фантастический бред, затем совершался переход в экспансивный онейроид. Когда в течение приступа онейроид переходил в состояние острого фантастического бреда депрессивного характера, отмечался депрессивный аффект и в дальнейшем развивался онейроид депрессивного вида. В течение приступа наблюдался последовательный переход этапов, аналогичный отмеченному у всех вышеописанных больных. Отмечавшиеся аффективные нарушения были крайне лабильными, противоречивыми, иногда смешанными, неадекватными.

У вышеописанных больных основное место в предонейроидном периоде имело состояние острого фантастического бреда.

У некоторых больных первый этап течения приступа (бреда интерметаморфозы и значения) развивался остро, не доходя до развернутого острого фантастического бреда (отмечались его отдельные элементы), переходил в онейроидное состояние. Примером тому служат следующие наблюдения.

НАБЛЮДЕНИЕ No 12

Р-ва, Л. Г., 1940 года рождения. Поступила в больницу им. Ганнушкина 12/1—61 г., выписалась 5/III—61 г. История болезни No 289.

Анамнез. Отец был спокойным, отзывчивым, покладистым, трудолюбивым и веселым. В 35-летнем возрасте погиб на фронте. Мать, 52 лет, — добрая, общительная. Старшая сестра больной — спокойная, способная в учебе.

Больная родилась вторым ребенком от нормальной беременности, в срок. Развивалась нормально, росла подвижной, любила игры с детьми.

В 7-летнем возрасте перенесла скарлатину. 8-ми лет пошла в школ). Училась хорошо. Была общительной, занималась общественной работой, имела близких подруг. Девяти лет перенесла корь, обошедшуюся без осложнений. Менструации с 16 лет, регулярные, всегда с сильными болями. По окончании школы в 1956 г. пыталась поступить в медицинский институт, но не прошла по конкурсу. Устроилась в институт онкологии лаборантом. Работала с увлечением, успешно. Была уравновешенной, общительной. Всегда отличалась' особой непосредственностью, детскостью суждений, производила впечатление моложе своего возраста. Познакомилась с одним из сотрудников старше ее на 19 лет. Вскоре сблизилась. Мучительно переживала противодействие матери и то, что об их отношениях узнали на работе, переменила место работы.

30/XI (на втором месяце беременности) произошел самопроизвольный аборт. По выписке из больницы перешла жить к мужу, через несколько дней зарегистрировали брак, 24/ХН была свадьба. Все это время, реагируя на неприятности, была угнетенной, очень похудела, но каких-либо странностей не проявляла. Однако уже со времени аборта стала замечать изменившееся отношение сотрудников, они как бы переговаривались, насмехались над ней. С начала января, на работе стала рассеянной, допускала ошибки. 7 января, когда получила новый паспорт, никак не могла расплатиться, не знала сколько нужно дать новых денег, сколько старых, наконец дала три копейки. Пыталась делать покупки, на которые у нее явно не хватало денег.

8/1—61 г. на работе попросила отпустить ее в парикмахерскую. Хотя последняя была рядом, отправилась туда на такси. Заметила, что все над нею насмехаются, все повторяют одну и ту же фразу: «молоко коровье». Считала, что это в связи с идущим пленумом. Поняла, что из зеркала ее фотографируют, чтобы затем показывать по телевизору в связи с красивой линией ее профиля. Когда стала расплачиваться за оказанные услуги, обнаружилось, что нет денег — оставила в залог сумочку. На работу вновь поехала в такси. Считая, что едет в машинах своих знакомых, которых узнавала в шоферах, пересаживалась из одного такси в другое. Вначале заехала куда-то в обратную сторону. Все это в связи с тем, что заметила слежку и «запутывала следы». На работе со смехом рассказала о случившемся. Сказала, что в залог оставила меховую шубу, на нее обращали все особое внимание. В связи со странным поведением была доставлена домой одним из сотрудников. При этом не понимала, в чем дело, больной себя не чувствовала. По телевизору видела всех своих знакомых, заявила, что он «крутится в обратную сторону». Говорила о преследовании. Периодически возбуждалась, выкрикивала что-то непонятное, рыдала.

С 12/1 по 5/III стационировалась в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние. Растеряна. Находясь в постели, спокойно не лежит: встает, садится, поднимает ноги к туловищу, раскачивается круглообразными движениями. Вдруг вся закрывается одеялом, зажимает нос рукой. Обнажается, бросает одеждой в персонал. Временами дурашлива, хихикает, кривляется. Неожиданно кричит: «Не хочу, чтобы показывали, что я к Володе хочу». Не понимает происходящего вокруг. Речь непоследовательная, не заканчивает фразы. Считает, что находится в распределителе, «где распределяют — кого куда: кого в Москву, кого в Киев». Называет правильно год, месяц. Число, день недели путает. Врача считает гинекологом. Узнает вокруг множество знакомых. Заявляет, что персонал ей своими действиями подает особые знаки. Вокруг разыгрывается непонятная, но имеющая к ней отношение, сцена. Говорит, что здесь происходит «борьба за существование». Чувствует неприятные запахи, «исходящие из Яузы». То слышит «крики детей», то «голос Володи», говорящий: «Не лежи; вставай!». Уверена, что «Володя находится здесь».

С 17/1 по 23/1 для купирования возбуждения проводилась аминазинотерапия.

23/1 начато лечение инсулином. Растеряна, не знает числа, дня недели. Ответы неточны, речь непоследовательна. Заявляет: «Сегодня разговаривать с Володей не буду, вы не хотите меня предлагать на конференцию». То дурашлива, то плачет.

С 26/1 спокойнее. Говорит: «Все прошло». Отвечает точно, в плане вопроса, лаконично. Уверена, что в парикмахерской ее действительно фотографировали, «чтобы показать по телевизору, что к Володе хочу». А на работе разыгрывалась какая-то непонятная игра.

Во время беседы на глазах иногда появляются слезы, но от ответа об их причине уклоняется. Просит о выписке домой, так как чувствует себя выздоровевшей. В то же время, в чем проявилось ее заболевание — сказать не может.

26/11—61 г. спокойна, приветлива с врачом. Говорит, что у нее была болезнь «мания галлюцинации». Сообщает анамнестические сведения. Говорит, что во время пребывания в отделении иногда казалось, что это больница для беременных женщин: видела, как животы окружающих то вздувались, то опадали. Временами считала, что в больнице уха, горла, носа; видела, как одной из больных делали ушную операцию.

Рассказывает, что в каком-то особом состоянии — не во сне и не наяву — видела себя отдыхающей на скамейке в прекрасном саду. В другой раз видела себя в кабинете дантиста, который лечил ей зуб (в это время болел зуб). Периодически видела себя присутствующей в картинной галерее. Не может сказать, когда это было, не вспоминает своего поведения в это время.

В дальнейшем спокойна. Ориентирована правильно. Участвует в трудовых процессах. Рассказывает о пережитых состояниях — «снах наяву» — днем, при открытых глазах. Дополняет подробностями: так, когда ощущала и видела себя гуляющей в саду — срывала чудесные ароматные розы. Многое в болезненных переживаниях объясняет психологическими моментами.

С 28/11 поведение правильное. С достаточной критикой рассказывает о прошедших переживаниях. В первые дни пребывания ощущала как одна из санитарок действовала на нее гипнозом. Сообщает, что с 7/1 стала путать числа, не может точно сказать, когда происходили в то время те или иные события. Тепло встречает родных на свидании. Просит о выписке, чтобы могла приступить к работе. Спрашивает — сможет ли заниматься всем, чем занималась до болезни.

Соматическое состояние. Выглядит моложе своего возраста. Пониженного питания. В легких везикулярное дыхание, тоны сердца чистые, ясные.

Неврологическое состояние — без патологических знаков. Лабораторные данные в норме.

В таком состоянии выписана на поддерживающую аминазинотерапию.

У данной больной заболевание развилось остро на фоне травмирующей ситуации, после перенесенного самопроизвольного выкидыша. За периодом с отмечавшимися колебаниями настроения, наступило состояние бреда значения и интерметаморфозы, когда одновременно также отмечались ложные узнавания, вербальные иллюзии, отдельные идеи преследования. Затем при нарастающих растерянности и дезориентировке быстро наступило онейроидное состояние.

НАБЛЮДЕНИЕ No 13

К-в, А. П., 1938 года рождения. Находится в клинике им. Ганнушкина с 20/XI —1958 г. по 2?/1П—1959 г. История болезни No 6412.

Анамнез. Отец здоров, спокойный, сдержанный, малообщительный, отзывчивый. Мать — впечатлительная, легко плачет, раздражительная. В роду психических заболеваний не отмечено.

Больной — единственный ребенок в семье, развивался нормально, был крепким, здоровым мальчиком. По характеру был живым, веселым, подвижным, общительным. В школу пошел 8 лет. Учился средне, отставал по арифметике. Дважды оставался на второй год. Окончил 7 классов. В детстве перенес скарлатину. Последние 5 лет — хронический тонзиллит. В 1957 году тяжелая пневмония. По окончании школы (в 1954 г.) неоднократно менял места работы в поисках лучших условий. В 1958 году устроился на завод полировщиком в цех с усложненным режимом работы. Совмещал работу с учебой в вечерней школе, чувствовал переутомление. В начале ноября 1958 г. впервые в течение недели работал в ночную смену. Днем не мог уснуть, жаловался на головную боль, стал рассеянным. Был угрюмым, задумчивым, начал экономить деньги, чего раньше никогда не делал. В цехе ощущал усиливающийся неприятный запах бензина.

Заметил, что окружающие смотрят на него с подозрением, как будто он ответствен за брак. В трамвае «заметил», что ему сдают фальшивые деньги, что в магазине как-то цены часто меняются. Когда мать наклонилась над его кроватью, показалось, что она хочет его задушить. Испытывал сильный страх. Временами видел страшные картины: убийства, похожие на ранее виденные кинофильмы.

16/XI — 58 г. поехал с товарищами на прогулку, но с дороги вернулся. Почти не ел, отбирал пищу у родителей: считал ее отравленной.

С 18/XI — часто застывал в одной позе.

С 19/XI — неподвижно лежал в постели. При обращении к нему просил не трогать его. Матери сказал, что ему всюду мерещится преследование.

22/XI — был стационирован.

Психическое состояние. Лежит в постели, плотно закрыв глаза, неподвижен. Во время осмотра сопротивляется, отталкивает руку врача, при выслушивании задерживает дыхание. Мутистичен. Кормится через зонд.

С 25/XI — состояние резко изменилось. Быстро, с резкими, угловатыми движениями ходит по отделению. Улыбается. При обращении к нему повторяет слова вопроса. Иногда застывает в одной позе. Заявляет, что вокруг «много заразных».

28/XI — спокоен. С окружающими активно не общается. При обращении к нему отвечает односложно. Считает себя здоровым, окружающих — «заразными», больными, некоторые из которых его знакомые. Ест и спит хорошо.

С 5/ХII — не меняя положения, лежит в постели. Взгляд неподвижен, устремлен куда-то вверх, вдаль. Тонус мышц нормальный. При обращении к нему отвечает с заметным усилием, часто оставляет вопрос без ответа. Иногда отвечает односложно, шепотом, изредка кивком головы. На вопрос о переживаемом отвечает: «расскажу потом». Ест с принуждением, задерживает мочу.

С 13/ХП начата аминазинотерапия (150 мг в сутки). К полдню состояние изменилось. Попросил есть. Говорит, что «видел разное — как будто сны». На вопросы не отвечал, так как «то хотел, то не хотел отвечать».

С 14/ХП — упорядочен. Охотно лечится. Приветлив на свидании с матерью. Просит разрешения побриться, пойти на прогулку. Спрашивает о причине его прошедшего состояния. Сообщает, что многого не помнит, но помнит, что видел Ленина, слышал какие-то «голоса». Пища имела дурной запах и вкус, поэтому есть отказывался. Жалуется на «закладывание в носу», на ощущение чего-то застрявшего в горле.

20/ХП — спокоен, упорядочен, работает в часы трудотерапии, читает, рассказывает о прошедших болезненных переживаниях, о «видениях».

31/ХП—58 г. жалуется на появление грусти, говорит, что от уколов кожа у него стала тонкой и менее эластичной, чем обычно. На свидании с матерью разговаривает неохотно, отказывается от принесенных ею продуктов.

9/1—1959 г. спокоен, приветлив, рассказывает, что в течение последней недели ощущал какую-то грусть, вялость. Теперь он почти поправился. Сообщает, что во время болезни, «несколько раньше», было такое состояние «будто снилось наяву»: ощущал как сердце съеживается и превращается в маленькое— воробьиное. Считал, что кремлевская звезда «горит от человеческого сердца». Казалось, что летит между звездами и над ним какая-то планета. Ощущение полета было неприятным, сопровождалось чувством тяжести. Ощущал, как пролезает через какое-то отверстие. Один раз казалось, что он лежит на весу, как бы в молоке. Одновременно смутно понимал, что находится б больнице. Иногда во время врачебных обходов казалось, что он в больнице и вместе с тем в Кремле, а врачи отбирают «кого на какую планету послать». Временами казалось, что окружающие причиняют ему вред, как-то по-особенному на него смотрят. К концу беседы утомляется, жалуется на головную боль.

20/1—1959 г. — настроение неустойчивое. То весел, то вдруг становится угнетенным. Жалуется на неприятные ощущения в голове: «как будто действует посторонняя сила». Испытывает чувство «растерянности в голове», «путаницы» в мыслях.

21/II (29 ед. инсулина).

2/III — глубокое коматозное состояние. Настроение повышенное. Смеется, поет, затевает игры с больными. Громко кричит.

С 17/1II — более спокоен. Тяготится пребыванием в больнице.

28/Ш инсулинотерапия закончена. Проведено 27 коматозных состояний. Упорядочен, спокоен, есть сознание перенесенной болезни. Высказывает желание работать. Несколько вял. Отсутствует адекватная эмоциональная реакция на перенесенное болезненное состояние.

Соматическое состояние без патологических особенностей.

28/Ш—1959 г. выписан в состоянии ремиссии «В».

Катамнез. На амбулаторном приеме 25/V—1961 г. Одет неряшливо, многоречивый, настроение повышенное, часто смеется. На вопросы часто отвечает: «Все хорошо…. все будет в порядке». Понимает, что был болен, но относится к этому легко: «неважно, все прошло». Со слов матери, неряшлив, опаздывает на работу, не проявляет прежнего интереса к учению, к знаниям, с нею груб, нечеток — резко отличается от того, каким был до болезни.

Заболевание началось в 20-летнем возрасте

после переутомления, связанного с работой в ночную смену и одновременной учебой в вечерней школе. Появились рассеянность, головные боли, бессонница, угрюмое настроение. Затем присоединились идеи значения, отравления, преследования, отношения, бред интерметаморфозы. В последующем быстро развился субступор. При явлениях последнего имели место грезоподобные чувственно-образные фантастические, онейроидные переживания, временами космического содержания. Выздоровление наступило после периода неустойчивого настроения с отдельными идеями отношения, значения, явлениями ^йсихического автоматизма, и одновременным ощущением «путаницы в мыслях». Ремиссия характеризовалась сужением круга интересов, резким эмоциональным обеднением, недостаточной критикой к перенесенному заболеванию.

НАБЛЮДЕНИЕ No 14

Т-ва, 3. Т.. 1937 года рождения. Поступила в больницу им. Ганнушкина 4/VI—61 г., выписалась 8/VI—61 г. История болезни No 2345.

Анамнез. Отец — добрый, общительный, веселый, заботливый; в возрасте 40 лет погиб на фронте. Мать — спокойная, трудолюбивая. Среди других родственников психически больных нет.

Больная родилась вторым ребенком по счету. В раннем детстве развивалась нормально, ходить начала 10 месяцев, говорить — до одного года. Росла подвижной, бойкой девочкой. В 4-летнем возрасте перенесла тяжелую дифтерию с осложнением на сердце. Учиться начала 7 лет. Отличалась общительностью, любила петь, танцевать. Училась хорошо. Дома занималась рукоделием. Работать начала по окончании 8 класса, в связи с тяжелыми бытовыми условиями. Работала телеграфисткой, считалась одной из лучших сотрудниц, пользовалась уважением товарищей по работе. Всегда была жизнерадостной, общительной, внимательной к окружающим. Все жизненные неприятности, трудности переносила стойко. Менструации с 16-ти лет, установились сразу, были регулярными, безболезненными. 18 лет вышла замуж. Отношения в семье сложились тяжелые. Муж злоупотреблял алкоголем, устраивал скандалы. Неоднократно оставлял больную и вновь возвращался. В 1960 г. был оформлен развод, но муж оставался с больной, продолжались частые ссоры. Больная тяжело переживала свою неудачно сложившуюся семейную жизнь, часто жаловалась сотрудникам, но всегда оставалась энергичной и жизнерадостной. Имела пять беременностей, из которых одна окончилась нормальными родами здорового ребенка, четыре — медицинскими абортами. До последнего времени успешно работала. В связи с тяжелой болезнью мужа, часто навещала его в больнице, очень жалела его, была намерена по его возвращении с ним полностью помириться. Давно не была в отпуске, чувствовала переутомление. 13/111—61 г. поехала в дом отдыха. Во время пребывания там, была более чем ей свойственно, оживленной, веселой, «влюбчивой». Увлекалась одним из отдыхающих молодых людей, все время проводила с ним вместе. Без устали танцевала, участвовала в играх, совершала продолжительные прогулки. В течение нескольких дней чувствовала себя простудившейся, было недомогание, температура до 37,5°. Вслед за тем появилась бессонница. Была подавленной, стала испытывать какое-то неясное, беспричинное «волнение». Раньше срока вернулась в Москву. С мужем помирилась, снова жили вместе. Ночами почти не спала, испытывала страх, была тревожной, напряженной. 26/1II начались очередные менструации, были очень обильными и продолжительными.

27/1II заявила, что ее отравили, «околдовали» муж и свекровь. Жаловалась на боль в груди и в животе. Ждала близкой гибели, написала завещание. Говорила, что на улице все на нее смотрят, о чем-то говорят. Придя в магазин, заметила, что все как-то особенно, укоряюще смотрят на нее. Вернулась домой, ничего не купив. Перестала отвечать на задаваемые вопросы, смотрела как бы не понимая, с недоумением. Периодически в страхе куда-то бежала, спонтанно говорила о близкой смерти, просила помощи.

4/IV была стационирована в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние. С 4/IV растеряна, волосы спутаны, халат не запахивает. В руках все время держит журнал. Веки полуопущены, взгляд невыразительный, сонливый, иногда недоумевающий. Лицо малоподвижное, временами застывшее. Сидит посреди коридора, не реагирует на толчки проходящих мимо больных. Иногда с недоумением, как бы не понимая, взглядывает на окружающих, делает шаг по направлению к дверям и вновь стоит, подолгу сохраняя одну позу. Движения замедлены. При обращении к ней отвечает не сразу. Медленно переводит на собеседника взгляд, устремленный куда-то в пространство. Произносит несколько слов и замолкает. Иногда отвечает не в плане заданного вопроса, не заканчивает фраз. В процессе беседы лицо принимает тревожный оттенок, многократно повторяет просьбу: «выпустите меня отсюда». Не отпускает от себя врача: «не уходите, не оставляйте… возьмите меня с собой». В кабинет идет медленно, нерешительно, со страхом озирается, останавливается. Оставшись одна с врачом, становится спокойнее, иногда говорит с печальной улыбкой. В процессе беседы становится более доступной, контактной. Понимает, что перед нею врач, что она в институте,»где лежат сумасшедшие»; на вопрос о числе отвечает правильно, дня недели не знает. С тревогой смотрит на врача и говорит: «помогите мне спастись, неужели я погибну?». Говорит, что видела на соседней постели умершую мать, — вокруг — трупы. Говоря об этом, становится более заторможенной, лицо более растерянным, печальным, взгляд отрешенным, устремленным куда-то мимо собеседника. При повторных вопросах о ее жизни, работе — отвечает не сразу. Постепенно становится вновь более доступной контакту, частично сообщает анамнестические сведения. Рассказывает, что дома ее и мать «одурманивали» свекровь и бывший муж.

В отделении замечала что все «неодобрительно смотрят». Ощущаем действие гипноза, в голове «путаница в мыслях». Свою улыбку, появляющуюся в беседе с врачом, объясняет: «Я чувствую, что вы можете мне помочь… мне с вами спокойнее».

С 1/IV начато лечение инсулином. С 6/1V по 11/IV — нарастают растерянность, тревога. Все дни посреди коридора или у дверей, хватает за руки проходящих врачей, просит «выпустить, освободить, взять с собой». Говорит, что в институте; число, год называет правильно. В это время — ангина.

С 12/IV по 29/IV растеряна, напряжена, движения замедлены, в постели не лежит. В однообразной позе стоит у дверей, провожая то безучастным, как бы обращенным куда-то внутрь себя, отрешенным, но тревожным взглядом проходящих. На вопросы не отвечает. Отрицательно качает головой, когда ей предлагают лекарство или пищу. При обращении к ней врача долго смотрит в лицо говорящего внимательным, печальным, недоумевающим взглядом. Постепенно глаза широко раскрываются, зрачки расширяются, затем появляются слезы. Начинает с силой куда-то рваться, с трудом удерживается персоналом, напряженным шепотом повторяет: «я хочу жить».

С 22/IV по 15/V сразу после купирования коматозных состояний спокойнее, отвечает с улыбкой: «сейчас чувствую себя лучше». Быстро становится заторможенной, растерянной. Правильно называет год и число. Постоянно обращается с просьбой «выпустить отсюда». При вопросах о переживаемом становится более подавленной, лицо принимает застывшее выражение, взгляд устремляется куда-то мимо и поверх собеседника, перестает отвечать на вопросы.

С 15/V no 23/V постепенно становится менее растерянной, движения более быстрыми, естественными. Настроение пониженное. В часы трудотерапии клеит конверты. При обращении к ней правильно называет дату, знает, что в психиатрической больнице. Считает, что была больна в связи с переутомлением на работе и конфликтной домашней ситуацией. О характере переживаний не рассказывает, лишь кивком головы подтверждает предположение о переживаниях отрицательного содержания в грандиозных масштабах.

С 24/V по 7/VI спокойна, общительна, активна. Охотно работает в часы трудотерапии, помогает персоналу в уходе за больными. Оживлена, разговорчива, радостна на свидании с родными и знакомыми. Активно обращается к врачу с просьбой о выписке, ищет сочувствия и участия. Повторяет, что была больна от переутомления, теперь поправилась, о переживаниях не рассказывает. Лишь после настойчивых вопросов неохотно сообщила: казалось, тело невесомое, летала к какой-то планете, может быть, к Марсу.

1/VI инсулинотерапия закончена (проведено 30 шоков).

8/VI спокойна, упорядочена, с критикой относится к болезни, к прошедшим переживаниям. Охотно о них рассказывает. В первые дни пребывания не понимала где находится. Вдруг слышала стоны, бомбежку, — считала, что идет война, она в ней принимает участие. Просила выписать ее из отделения, т. к. за дверью ее ждут ратные подвиги. Лечащего врача принимала за летчицу. Сама поднималась по какой-то бесконечной лестнице высоко вверх, «до неба». Все вокруг тянулось вверх, одну из больных считала богом. Переживания были похожи на сон.

Соматическое состояние: без патологии.

Неврологическое состояние — без патологических признаков. Лабораторные данные — в норме.

Выписана 8/VI—61 г.

У данной больной заболевание началось с периода аффективных нарушений. Онейроидному этапу предшествовало состояние бреда значений и интерметаморфозы. Явления психического автоматизма отсутствовали.

НАБЛЮДЕНИЕ No 15

А-ва, А. А., 1940 года рождения. Поступила в больницу им. Ганнушкина 2 раза.

1-е поступление с 14/1 по 15/11—1959 г. История болезни No 41.

2-е поступление с 13/1 по 3/IV—1960 г. История болезни No 323.

Анамнез. Наследственность не отягощена. В детстве развивалась нормально. Перенесла корь. Была общительной, жизнерадостной девочкой. Впервые заболела в октябре 1955 г. Появились страхи, растерянность, вскоре заторможенность, недоступность. Около месяца лечилась в Пензенской психоневрологической больнице общеукрепляющими. Выздоровление наступило сравнительно скоро. Больная стала доступной, деятельной. Дома помогала матери по хозяйству. В последние два года работала домработницей. Была трудолюбивой, замкнутой, подруг не имела.

Второй раз заболела 10—11/1—1959 г., заболевание началось раздражительностью, бессонницей. Вскоре появился нарастающий безотчетный страх, часто непроизвольным потоком появлялись воспоминания о школе, «голоса», «гудки». Голоса осуждали, насмехались, казалось, что все люди обращают на нее внимание, называют симулянткой, сумасшедшей. Соседей по квартире принимала за деревенских знакомых.

Была госпитализирована в больницу им. Ганнушкина.

В отделении была заторможена, малоподвижна. На вопросы отвечала не сразу. Лежала в эмбриональной позе, сопротивлялась ее изменению, не ела. Была негативистичной, эпизодически наступало двигательное возбуждение. Принимала вычурные позы, зажимала рот руками, к чему-то прислушивалась. На лице появлялись то гримаса страха, то выражение экстаза. Временами внезапно пряталась под кровать, рвалась к двери, кричала, что персонал ее хочет повесить. Слышала «голоса», осуждавшие ее, обращавшиеся к ней с предупреждением, что ее убьют, временами видела сцены: ее отца распяли на кресте, она куда-то проваливалась или летала в воздухе, видела незнакомые страны, свою деревню, как убивали директора их школы, где люди показывали ей особым образом руками, означающим, что она должна быть убита. Видела санитарок, которые были замаскированы под мать, а мать куда-то прятали. Чувствовала, что кто-то «приворожил», внушал ей неприятные мысли против ее воли. Была подозрительна, во всем видела «знаки» (пронесли лестницу по коридору — значит страшное что-то будет). Указанное состояние сменялось кратковременными улучшениями с критикой, когда больная была ориентированной, доступной, рассказывала, что все бывшее ей казалось «как в тумане, как во сне».

Через 20 дней лечения аминазином (в среднем до 300 мг в сутки) состояние постепенно улучшилось, исчезли страх, тревога, поняла, что была больна. Несколько дней сохранялись слабость, апатия, неуверенность в своих силах, принимала участие в труде, просила о выписке на работу. Рассказала о вышеописанных переживаниях.

Лечилась аминазином в течение 27 дней. В состоянии ремиссии «В» была выписана.

После выписки состояние было удовлетворительным, продолжала работать домработницей в той же семье. Справлялась с обязанностями, никаких странностей окружающие не замечали. Неохотно говорила о болезни. Была несколько более утомляемой, чем прежде. Но вскоре это прошло. В свободное время ходила в кино, к сестре. Настроение было ровным.

За две недели до поступления в больницу, начала «задумываться», стала рассеянной, обидчивой, печальной. За 2—3 дня до поступления стала еще более угнетенной, плохо спала. Появились кошмарные сновидения, непроизвольные воспоминания неприятного содержания, испытывала страх, плакала. Казалось, что все люди обращают на нее внимание, подают ей «знаки». Соседей по квартире принимала за деревенских знакомых. Была госпитализирована второй раз в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние. Сидит, опустив голову, в тоскливой позе, на окружающее не реагирует. Лицо скорбное. На вопросы отвечает не сразу, шепотом, односложно. На многие вопросы не отвечает совсем, на глазах слезы. Утвердительно отвечает на вопрос о страхе. Вспомнила, что раньше была в этом отделении. С 15/1 начато лечение аминазином.

1/11 — спокойнее, охотно отвечает на вопросы. Ориентирована. Не понимает, «что было», испытывала тоску, тревогу. Остается малоподвижной. Большую часть времени проводит в постели. Иногда участвует в занятиях по трудотерапии.

С 12/11 подавлена, с окружающими не общается. Вновь говорит о тоске, плачет, из-за нее все подстроено.

С 15/П — начато лечение тофранилом (100 мг). С 27/11 — спокойна. Появилось сознание болезни. Работает в часы труда.

4/Ш — состояние вновь изменилось. Тосклива, все время плачет, не понимает где она. Говорит, что лица окружающих напоминают ей старых знакомых. Временами нарастает заторможенность. Застывает в одной позе. Недоступна, негативистична. Мышечный тонус повышен. Иногда вдруг куда-то устремляется, на лице выражение крайнего ужаса, со страхом отталкивает окружающих. Тофранил отменен, с 16 III —лечение инсулином в комбинации со 100 мг аминазина на ночь. Остается тревожной, растерянной. Ей кажется, что она в деревне, вокруг происходит нечто страшное. Подробностей не рассказывает.

С 18/Ш — вне лечения стала активнее, обслуживает себя, остается несколько тревожной. Временами тревога нарастает. Говорит, что ей вновь представляются сцены убийства директора школы. Лечащего врача принимает за жену директора, видит, как она ведет урок; чувствует, что она куда-то «пропадает», «проваливается», вокруг все путается, меняется.

С 22/111 — спокойна, упорядочена, настроение ровное. Рассказала, что до больницы появились страх, тоска, не хотелось жить. В больнице не понимала где находится, ей казалось, что она в деревне, видела страшные сцены, убийство директора и т. д. Критична к пережитому. Высказывает реальные планы на будущее.

3/IV — лечение инсулином закончено на гипогликемических дозах. Выписана с улучшением «В».

Соматическое состояние — внутренние органы без патологических изменений.

Неврологический статус — без патологических знаков. Лабораторные данные — в норме.

Катамнез. При обследовании на дому 24/IV и на амбулаторном приеме 27/IV—1961 г. — внешне опрятна, спокойна, приветлива. Охотно, с достаточной критикой относится к прошедшим болезненным явлениям. По сравнению с прежним стала менее общительной, встречается лишь с сестрой, с нею же посещает кино и театры. Работает домработницей на прежнем месте, с обязанностями справляется.

У вышеописанной больной заболевание началось в 15-летнем возрасте, выражалось в повторных приступах, с занимавшей в них преобладающее место онейроидно-кататонной симптоматикой. Предонейроидный период характеризовался расстройствами сна, аффектом страха, ментизмом, бредом значения, ложными узнаваниями. Особенным в онейроидных переживаниях были их определенная яркость, конкретность (наряду с содержанием и «космического» порядка), а также депрессивно-тревожный аффективный фон. Определяющее значение в картине приступов имели онейроидно-кататонные проявления.

НАБЛЮДЕНИЕ No 16

Л-ва, Л. К., 1935 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина с 9/V—61 г. по 25/VII—1961 г. История болезни No 3157.

Анамнез. Психических больных среди родственников нет. Отец состоит на учете в психиатрическом диспансере по поводу хронического алкоголизма. Мать — энергичная, общительная, малограмотная. Старшая сестра — уравновешенная, общительная, чуткая.

Больная родилась в семье второй, на две недели раньше срока. Развивалась нормально. Была послушной, ласковой, подвижной. Болела корью, скарлатиной. В школе училась хорошо. Менструации с 14 лет, регулярные. В пубертатном возрасте увеличилась щитовидная железа, но по этому поводу не лечилась, так как заболевание не прогрессировало. В эти годы была застенчивой, робкой; с матерью откровенной. Иногда дерзила ей. Стыдилась перед сверстниками пьяного отца. В годы войны заболела ТБК легких, с того времени была на учете в тубдиспансере. Имела близких подруг. Не попала по конкурсу в институт, расстроилась. Поступила в двухгодичное техническое училище. По окончании его работала в течение 5 лет конструктором на номерном заводе. С работой справлялась, была ею довольна. 20 лет вышла замуж за инженера завода. Жила у свекрови. Отношения в семье сложились простые, хорошие. Беременностей не было: предохранялась.

В апреле 1961 г. появились слабость, утомляемость. Стала вялой, необщительной, нелюдимой. Придя с работы, сразу ложилась в постель. Перестала читать, хотя до этого чтение любила. Застывала над книгой, подолгу не перелистывая страницы. Продолжала работать, с работой справлялась.

С первых чисел мая стала плохо спать ночью, пробуждалась и не засыпала, жаловалась на головные боли, на то, что отнимается то одна рука, то другая. Винила себя в том, что скрыла от мужа ранее бывший у нее туберкулез. Вызванному врачу-терапевту сказала, что свекровь хочет ее отравить газом. Была тревожной, напряженной, испытывала сильный страх.

С 3/V не вышла на работу. Плакала, не отпускала от себя мать, говорила, что муж и свекровь отравят ее газом, расстреляют. Замечала, что свекровь как-то по-особенному шепчет, смеется над ней. Иногда на короткое время становилась упорядоченной, затем вновь возвращалось болезненное состояние. Высказывала мысли о самоубийстве. В электричке заметила, что все смотрят на нее. На улице люди посматривали как-то особенно, говорили о ней, что она больная. Непроизвольно наплывало множество мыслей, появилось чувство, что сошла с ума. Временами, когда лежала ночью в постели, комната казалась больничной палатой. Считала, что заболела гипертонией. Глядя в зеркало, видела себя окосевшей. Иногда видела, что в ее комнате, приготовив пистолеты, сидят милиционеры.

9/1—61 г. была стационирована.

Психическое состояние. Значительно выраженная растерянность. Недоступна. Стоя, застывает в одной позе, иногда вдруг куда-то стремится. Временами бессвязно говорит: «Все кончено… никого не винить… уже поздно… сифилис…» Язык обложен, запекшиеся губы.

С 11/V в субступорозном состоянии, периодически в течение дня переходящем в ступорозное с напряжением мышечного тонуса, негативизмом. Недоступна, мутистична. Кормится с принуждением, неопрятна мочой.

С 11/V начато лечение аминазином.

С 18/V появились отдельные произвольные движения. Пытается кивком ответить на вопрос.

С 19/V поднимается с постели. Со страдальческим выражением лица бродит по отделению. Выполняет указания. Мышечный тонус обычный. Постоянно стремится лечь на одну и ту же чужую кровать. Часто плачет. Отводит врача в сторону и шепотом говорит: «Я преступница». Ест с рук.

С 20/V начато лечение тофранилом.

С 24/V много лежит. Растеряна. Взгляд устремлен в одну точку. Временами появляется блуждающая улыбка. На вопросы отвечает редко, после длительных пауз. Знает, что в больнице им. Ганнушкина, но в больнице необычной: все люди здесь здоровы, они проверяют больных. Во времени дезориентирована. Себя называет сумасшедшей, говоря это — улыбается. Рассказывает о свидании с матерью, плачет. Отмечает пониженное настроение, связывает это со «слежкой», которую за нею ведут окружающие.

27/V заторможена. Мышечный тонус вялый. Растеряна. Угнетена. Говорит, что в больнице находится три дня. Со слезами произносит: «Я не такая уж плохая, как об этом все говорят». Сообщает, что ночью видела «цветущий сад» — не поясняет сказанного.

С 31/V менее заторможена. Остается маловыраженная растерянность. Угнетена. В часы трудотерапии непродолжительное время клеит конверты. Говорит, что окружающим известны ее мысли. В больнице первые дни испытывала «действие лучей» на голову. Дома слышала «голоса». Постоянно замечает, как окружающие «намеками» говорят о ней между собой плохое. Сообщает, что вчера во дворе около своего дома видела большой вращающийся глобус. В предыдущую ночь видела свой дом, комнату. В соседнем дворе встретила свою знакомую. Остается дезориентированной во времени.

С 5/IV растерянность и заторможенность уменьшились. Более доступна, но часто отвечает после длительных пауз. Объясняет это затруднением сосредоточиться. Правильно называя число и месяц, говорит: «все-таки, кажется, май». Испытывает ощущение, что в больнице она очень долго. Понимает, что в больнице, но больных считает здоровыми. Замечает, что они следят за нею, постоянно «намеками» о ней говорят, гипнотизируют ее, узнают мысли. Ощущает свое лицо измененным, страшным. Охотно ходит на прогулки. Ест самостоятельно, но часть пищи оставляет. Объясняет это тем, что жалеет больных. Сон прерывистый. Говорит, что видит сны, но содержания не рассказывает.

14/VI заявляет, что в связи с ранее перенесенным туберкулезом легких, она заражает окружающих туберкулезными палочками.

15/VI растерянность, заторможенность выражены резче. Угнетена, не уверена, что в больнице, «быть может, это милиция». В разговорах окружающих слышит, что ее должны расстрелять, так как она «плохая».

С 16/VI нарастают растерянность, заторможенность. Лежит. Тонус мышц понижен. Отвечает после длительных пауз, односложно, затем становится мутистичной. Тревожна. Отказывается от пищи.

С 19/VI остается растерянной, все время лежит. Угнетена, малодоступна. Сказала, что летала вокруг земли, затем отвечать перестала.

24/VI — весь день в постели. Сидит или лежит, подолгу не изменяя позы. Движения угловатые, лицо застывшее, невыразительное, сальное. Отвечает тихо, односложно. С улыбкой заявляет, что окружающие обвиняют ее в неблагодарности, малой заботливости, ей грозит за это казнь.

С 19/VI ходит в неестественной, очень прямой позе с застывшей на лице улыбкой. Говорит, что вокруг что-то разыгрывается, все находятся здесь из-за нее. Окружающие ее оговаривают, называют лентяйкой.

С 1 /VII участвует в трудовых процессах. В остальном поведение однообразное.

9/VII. Остается малоподвижной. На лице застывшая улыбка. В трудовых процессах участвует регулярно. В остальное время находится рядом с наиболее сознательными больными. С критикой рассказывает, что вокруг ей кажется все инсценированным, о ней говорят. Лица окружающих кажутся знакомыми.

С 20/VII поведение правильное. Ориентирована. Настроение устойчивое. Понимает, что была больна. Раньше ей казалось, что она где-то на сказочно-красивом курорте. В это время окружающее почти не воспринималось. Постепенно «фантастических картин» становилось все меньше. Позже поняла, что она в больнице. Рассказывает о своих болезненных переживаниях. О первых днях в больнице помнит смутно. В приемном покое вдруг на короткое время увидела людей в черном, поющих молитву. Знала, что в больнице. Во времени была дезориентирована: числа не знала, не отличала дня от ночи. Не помнит своего поведения. В то время испытывала страх, казалось, что началась атомная война. Весь воздух отравлен атомной бомбой, дышать нечем. Слышала звуки бомбежки. Одновременно висящий на кровати халат казался летящей бомбой. В углу видела человеческие черепа. Иногда ощущала себя на юге. Видела красочный пейзаж с ярким морем, с горами. Себя чувствовала веселой, на душе было легко. Периодически чувствовала себя летящей в звездном небе. Временами перед глазами видела на короткое время появлявшиеся картины, отражающие тему войны: черепа, убитых и т. п. Незадолго до выздоровления, когда читала газету, заметила, что газета напечатана специально для больной: одна из карикатур казалась изображающей ее. Во многих больных узнавала знакомых; замечала, что все говорят о ней.

Соматическое состояние. Бледна. Пониженного питания. Увеличенная щитовидная железа. В легких аускультативно — жестковатое дыхание. Тахикардия. При аускультации — на верхушке — систолический шум. Пульс ритмичный, до 90 ударов в минуту.

Рентгеноскопия грудной клетки: в верхних отделах до уровня передних концов вторых ребер определяются очаговые тени слабой и средней интенсивности, различной величины. Диафрагмальные синусы свободны.

Лабораторные данные в пределах нормы. По заключения терапевта: двусторонний туберкулез легких, ЗОВ 1.

Неврологическое состояние — без органической патологии.

25/VII выписана на поддерживающую аминазинотерапию. Ремиссия типа «Б».

Лечение: аминазин 300 мг в сутки, тофранил 50 мг в сутки в течение 73 суток.

У описанной больной в картине приступа ярко, рельефно проявился этап бреда значения и интерметаморфозы как в периоде развития, так и в течение обратного развития приступа. Наблюдался отмеченный у ранее описанных больных последовательный переход этапов приступа. Рано проявились и длительно удерживались субступорозные явления, доходящие до ступора, при отсутствии кататонического возбуждения. По выздоровлении отмечалась значительная амнезия окружающей обстановки, собственных действий в онейроидном периоде с трудом восстанавливались в памяти онейроидные переживания. Крайне сложными по структуре, противоречивыми, лабильными были эмоциональные реакции.

Как видно из описанных историй болезни, у ряда больных в картине кататонических проявлений эпизодически наблюдались особенно выразительные, пластичные, многообразные движения, часто при внешней непонятности и необъяснимости, отражающие внутренние фантастические переживания. У одной больной такого рода проявления отмечались на протяжении всего онейроидного периода.

НАБЛЮДЕНИЕ No 17

3-ва, Л. М., 1935 года рождения. Поступила в больницу им. Ганнушкина 19/IV—61 г., выписалась 31/V—61 г. История болезни No 2730.

Анамнез. Мать — добрая, спокойная. Отец злоупотреблял алкоголем, с семьей не живет 16 лет.

Больная родилась второй по счету от нормальной беременности, в срок. В раннем детстве болела тяжелой дизентерией. Развивалась правильно. Учиться пошла 8 лет, училась с трудом, особенно тяжело давалась математика. Дублировала 4-й и 7-й классы. Из последнего ушла и поступила в школу рабочей молодежи. Была скромной, довольно замкнутой, скрытной. Подруг имела, но задушевных не было. Увлекалась чтением, бывала в кино, в театрах.

Менструации с 14 лет, регулярные. С 18 лет в течение одного года училась в индустриальном техникуме. Не сдав экзаменов при переходе на 2-й курс, устроилась работать планочницей на бумажной фабрике (цех считается вредным в связи с большой загрязненностью пылью воздуха). С работой справлялась. Одновременно училась в школе рабочей молодежи, последнее время в 10 классе. Училась хорошо, однако, в основном, за счет усидчивости, подробного заучивания на память. Участвовала в общественной работе.

В декабре 1960 г. стало казаться, что учителя к ней относятся хуже, чем к другим ученикам, «презирают» ее.

В январе 1961 г. расстроился сон, пропал аппетит. Не могла сосредоточиться, «путались мысли», стала хуже учиться. Появились сомнения во всех своих действиях. Когда бывала на танцах, замечала, что каждый юноша танцует с нею «по два танца», показалось это подозрительным. Стала испытывать страх, беспричинно боялась убийства.

В это время, после одной из квартирных ссор, соседка пришла с жалобой на больную в школу, оскорбила ее в присутствии товарищей, назвав особой легкомысленного поведения.

В течение последующих двух недель больная была угнетенной, плакала. Говорила родным, что ее все презирают, вероятно убьют. Замечала, что все сотрудники смотрят на нее с презрением. Все сказанное окружающими казалось наделенным каким-то иным, подозрительным смыслом. После того, как один из учеников в школе угостил ее конфетой, стала ощущать «путаницу» в голове. Считала, что конфета «имеет политический смысл».

По этикеткам на спичечных коробках, где были нарисованы ленинградские рабочие, «поняла», что в Ленинграде действуют шпионы. Ощущала в голове «звучащие мысли от рабочих Ленинграда» — в виде мужского голоса, что передавалось с помощью «тока». Все стало иметь особый смысл. Спичечных коробок на столе было три штуки. Это значило, что она «должна быть готова ко всему».

Электрический гудок обозначал: «приготовься, скоро придут». Голос в голове говорил «о войне, о поэзии». В голове нескончаемым потоком текли мысли, считала, что все они известны окружающим. Временами в голове было ощущение «пустоты». Постепенно нарастали страх, тревога.

,. Голос» стал говорить, что будет война, убьют всех девушек. Появилась слабость, дрожали руки, голова. По этому поводу обращалась к невропатологу, но была признана здоровой.

Пересиливая недомогание, работала и занималась. Нарастал страх.

18/IV—61 г. на работе пряталась за станки, в связи с чем была направлена в больницу. По дороге в больницу считала, что везут на расправу, спрашивала у матери — почему нет в Москве пожара? Старалась запомнить дорогу, смотрела по сторонам, считала, что фотографирует глазами местность для ленинградских рабочих, не переставая говорила — «для рабочих».

Психическое состояние. Растеряна, недоступна. В постели в постоянном движении. Раскачивается вперед и назад, делает вращательное движение туловищем, стереотипные, хореоподобные движения руками, ритмично, с силой зажмуривает веки. Лицо малоподвижное, недоумевающее. Глаза полузакрыты, взгляд выражает ужас. Все время шепчет что-то непонятное. Неряшлива, волосы растрепаны. Не понимает где находится. Не знает числа, сколько времени в больнице. Резко сопротивляется процедурам, кормится с принуждением.

С 20/IV начато лечение аминазином.

С 24/IV растерянность выражена меньше. Спокойна, приветлива. Несколько вяла. Опрятно одета, аккуратно причесана. Ходит по коридору. Рассказала, что в первое время пребывания казалось, что она в доме людоедов. Вокруг у людей были страшные, постоянно меняющиеся лица и губы — они ее должны съесть. Слышала, как «людоеды» скрежещут зубами. Однажды поздно вечером видела как они съели одну девушку, которая сначала лежала на полу, затем исчезла. Считала, что ее самое везут на расправу, на казнь, так как девушек должна убивать особая группа людей. Считала, что посадили ее за «политические дела». Все время ждала помощи от рабочих из Ленинграда. В голове возникали мысли, передавшиеся с помощью электрического тока от ленинградских рабочих. Поэтому все время шепотом разговаривала. Или передавала знаки руками, просила о помощи. Думала, что врачи и сестры хотят ее отравить, поэтому отказывалась от еды. Сейчас убеждена, что ее мысли всем известны. Среди больных есть некоторые, похожие на ее знакомых. Врача считала следователем. Свою болезнь — «сделанной».

Критика к рассказанному неполная, неуверенная. Говорит, что когда с нею долго беседуют о прошедших переживаниях, то они вновь актуализируются и она на некоторое время возвращается в прежнее состояние.

25/1V сообщила анамнестические сведения, не разделяя нормальное и патологическое поведение.

9/V. Подробно, с должной критикой рассказала о всех болезненных переживаниях. В отделении первые дни моргала глазами — фотографировала окружающее глазами и двигала определенным образом руками и туловищем — передавала полученные сведения рабочим Ленинграда. Когда поняла, где находится, осведомилась о числе, дате поступления, узнала, что в больнице пять дней. В последующие дни до 6/V периодически казалось, что вокруг предатели, как-то все меняется. Казалось, что некоторые из больных похожи на ее учителей.

18/V. Движения замедлены. Лицо малоподвижное, угнетенное. Вновь говорит, что не может есть, так как казалось, что пища изготовлена из мяса людоедов.

22/V. Астенизирована, малообщительна. Сама к врачу не обращается, но в беседе с ним просит о выписке.

С 26/V по 28/V явления лакунарной ангины, сопровождающейся субфебрилитетом (Т до 38,5°). Упорядочена, спокойна. Заявляет, что понимает болезненное происхождение прошедших переживаний, но говорит о них неохотно. Просит о выписке, скучает о работе. Все свои переживания не может соотнести друг с другом, локализировать во времени. Время текло то медленно, то быстро. Все переживания были как один «сон наяву».

Соматическое состояние. Внутренние органы без патологии. Нервная система — без патологических знаков. Лабораторные данные — в норме.

31/V—61 г. выписана на поддерживающую аминазинотерапию по 100 мг в сутки.

У данной больной течение приступа развивалось в виде последовательного перехода его этапов. Онейроидное состояние возникло при усложнении фантастического бреда, нарастания растерянности, кататонических явлений, кульминации сложного по структуре, противоречивого аффекта. Наряду с указанным ранее выразительным характером кататонной симптоматики, отмечалась особая чувственная образность онейроидных переживаний.

У описанных выше больных на высоте развития приступа появляется истинный онейроид. У некоторых больных онейроидное состояние достигало проявлений ориентированного онейроида, дальнейшего перехода в истинный онейроид не наблюдалось. Примером этого служит следующее наблюдение.

НАБЛЮДЕНИЕ No 18

Ю-ко-3-ва, Г. А., 1928 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина с 16/VI—1961 г. История болезни No 4161.

Анамнез. Отец — вспыльчивый, но «отходчивый», добрый. Склонен к оригинальным суждениям. Мать была флегматичной, малообщительной. В 30-летнем возрасте умерла от туберкулеза легких. Бабушка по линии матери умерла в психиатрической больнице.

Больная родилась первой в семье. Развивалась нормально. Была резвой, общительной девочкой. С пяти лет научилась читать и писать. В школу пошла 8 лет, сразу во 2 класс. Училась средне: ленилась, на экзаменах всегда отвечала лучше, чем в году. Предпочитала гуманитарные науки. Была активной общественницей, пионервожатой. Всегда отличалась упорством, если намечала цель — добивалась ее.

По окончании школы поступила в педагогический институт. Там отличалась общительностью, но полностью откровенной была лишь с сестрой. Занималась общественной работой, увлекалась кино, театром, танцами. Училась хорошо. Окончив институт, поступила работать в среднюю школу в гор. Химки. Затем намеревалась поступить в аспирантуру, но не была принята, так как не проработала трех лет. Решила сама вести научную работу. Взяла тему для диссертации, сдала два экзамена на кандидатский минимум. Диссертационную работу не закончила в связи с замужеством. Из химической школы перешла работать в московскую школу, работала с увлечением. Пользовалась уважением сотрудников, добивалась беспрекословного послушания учеников…

В 1953 г., когда летом проводила отпуск на Кавказе, за ней стал крайне настойчиво ухаживать один из отдыхающих молодых людей (впоследствии узнала, что его настойчивость была связана с желанием попасть в Москву). Вспоминала, что месяцев за 10 до этого знакомая женщина нагадала ей «на блюдечке» мужа «Мишу». Этого молодого человека звали Михаилом. Хотя и понимала неправильность своего решения, но была увлечена его красивой внешностью, покорена настойчивостью и вышла замуж. Однако очень скоро узнала, что муж — человек с крайне низкой общей культурой, с образованием не более 4-х классов, нечестный, мелочный, скаредный.

После замужества, и в связи с рождением ребенка, около года не работала. Затем устроилась работать в школу переростков. Как идо этого, работала с интересом и увлечением, считалась одним из лучших работников. С мужем происходили частые скандалы: он страдал патологической ревностью. Следил за нею, однажды бросился на нее с ножом, как-то пытался задушить. В 1959 году ушла от него. После этого муж продолжал преследовать ее то настойчивыми предложениями вернуться, то хотел отобрать сына, не давая развода. Неоднократно вызывалась в суд, в парторганизацию мужа. Добивалась получения комнаты, так как муж не соглашался ни на один вариант предлагаемого ею обмена. Жила в постоянном нервном напряжении. По работе совмещала в нескольких местах, переутомлялась. Как то вспомнила, что гадание «на блюдечке» ей сделало правдивое предсказание. Стала часто гадать у гадалки «на блюдечке». Находила в этом какое-то самоутешение, чувствовала определенную потребность. Перерыв в «гадании» был с апреля по июнь, затем вновь обратилась к «блюдечку». Однако вскоре гадание надоело: не испытывала утешения и оно, по существу, ей уже не требовалось. Чувствовала какое-то примирение со своей неудачной судьбой. В конце мая была вызвана на партсобрание в организацию мужа, в связи с чем переволновалась. С 27/V по 4/VI болела правая нога вследствие растяжения связок голеностопного сустава.

С начала июня, в связи с большой нагрузкой по работе, спала меньше, чем обычно, но таких явлений, как возникали в прошлом в связи с недосыпанием — не было, поэтому и не стремилась компенсировать недостаток сна, как это делала всегда раньше (всегда, вследствие недосыпания возникал непроизвольный поток мыслей, что проходило после сна).

13/VI—61 г. вдруг начала ощущать в своих действиях какую-то несвободу, как бы попала под влияние какой-то посторонней силы. Если видела перед собой переходящего улицу человека, начинала вертеться вокруг своей оси на 180 градусов. Когда перед ней кто-нибудь входил в магазин, против своей воли следовала за ним, затем поворачивала обратно. Испытывала это как нечто чуждое, неприятное, но ничего сделать с собой не могла. Появилось навязчивое стремление смотреть на ноги окружающих и выискивать среди них красивые. Владела мысль, что у нее болит нога, а так как у нее после родов в 1953 г. был тромбофлебит, то теперь ногу могут отнять. Очень испугалась, увидев человека без ног.

15/VI во время предэкзаменационной консультации для учеников была крайне раздражительна. В обращении с учащимися проявляла странности: крутила девочкам косы, гладила их, брала за уши.

16/VI во время экзаменов, пока ученики готовили сочинение, смотрела на портрет Менделеева и была поражена тем, что его лицо показалось ей живым. Как бы по его принуждению посмотрела на таблицу Менделеева и заметила, что ее нижний ряд совпадает с первыми буквами имен и фамилий ее ассистентов. Вдруг ее «осенило» — не в этом ли тайна ее сестры, не владеет ли она секретами государственной важности? Стала записывать эти соединения на буквы. К учащимся обратилась с «мысленным» вопросом: «Вы поняли?» Когда отвечали черноволосые ученики и с некрасивыми ногами, чувствовала, что пропадает память. Когда отвечали русоволосые и с красивыми ногами — память возвращалась. В один из таких моментов завуч к ней обратился с вопросом, как будет проводить следующий экзамен, на что она ответила: «не знаю». От завуча, сидевшей напротив нее, ощущала какое-то действующее на нее влияние. Снимая и надевая темные очки сама «стала действовать на учеников гипнозом». Подошла к одному из учеников, очень досаждавшему ей в течение года, пристально, молча смотрела на него: «мысленно внушала — встань и скажи, что ты подлец», начала топать на него ногами. Затем села на стул, снимала и надевала синие очки, «гипнотизировала», особым образом раскачивалась на стуле. Во время перерыва устроила несколько скандалов в буфете. Выпачкала руки в чернила, отправилась в учительскую, не нашла мыла, и стала кружиться на одной ноге, приговаривая: «мыла нет… мыла нет…» Затем пошла в класс и заявила, что экзамена вести не будет. Выйдя в коридор, закричала на встретившегося преподавателя: «не смей ходить». Вдруг начала кричать, танцевать. Будучи уведенной в кабинет директора, отказалась ответить на вопрос об адресе ее отца.

В кабинете заметила, что идет атомная война, люди отправляются на Марс. Входившие в кабинет, звонили по телефону — считала, что по поводу отправки на Марс. Когда директор предлагал ей выйти из кабинета, отказывалась, считая, что она должна покинуть землю последней — «таков долг каждого порядочного советского человека». Когда ее вывели на улицу, улица казалась пустынной. Окна в покинутых людьми домах были открыты настежь. Проходили совершенно пустые автобусы. Вновь вернулась в школу, спрашивала — почему еще не отправлены дети, уговаривала всех улетать. Заметила, что атомный луч проник в комнату и действует ей на левую ногу. Переступала с ноги на ногу, пытаясь уклониться от его разрушающего действия.

Как показалось, приехавший врач ей вдруг сказал: «Теперь я знаю, вы — никто». Кричала, сопротивлялась, в машину была усажена с принуждением. По дороге в больницу видела вокруг опустевшие улицы, затем вновь стала замечать людей. Считала, что ее везут на химический завод.

16/VI стационирована в больницу им. Ганнушкина. Будучи в приемном покое больницы, «поняла», что это база для отправки на Марс.

Психическое состояние. Насторожена, смотрит вокруг подозрительным взглядом. Мало выраженная растерянность. Подолгу стоит где-нибудь вдали от больных, пристально в них всматриваясь. В беседе смотрит на собеседника с недоумением и недоверием. Правильно называет дату. Не понимает, где находится, но считает, что вокруг психически неполноценные люди, находящиеся здесь для экспериментов. Делает вывод, что люди в белых халатах, по-видимому, врачи. Говорит, что последние дни в школе — все вертелось под действием «гипноза», что «подавалось под соусом затуманенного сознания». Считает, что все это — дело рук ее мужа. «Блюдечко на гадании»ей сказало, что он — убийца, бежавший из Америки. Блюдце ей внушило, что она —бог. Она может действовать гипнозом.

В последующие дни остается заторможенной, держится в стороне от больных, сохраняется чуть заметная растерянность. В беседе держится горделиво, настроение приподнятое. Отвечает не сразу. Говорит, что многое ей здесь непонятно. Она действует на больных гипнозом, и это ей удается. У одной из больных жизнь похожа на ее жизнь.

20/VI говорит, что ей не все понятно, картина на стене «не импонирует ей» — краски какие-то странные. Газета тоже странная, никогда раньше таких не видела. Непонятные даты и подписи, непонятен смысл статьей, не знает городов, о которых там пишут. В саду отделения дерево с ободранной корой — тоже странное. Показывает на металлический стол в процедурной и говорит: «что это такое? — совсем не похоже на стол». Спрашивает: «Когда я была первый раз в кабинете, там был мой дядя? Я его сразу не узнала, хотя и голос похож (имеет в виду беседу с профессором).

На 4-й день лечения галоперидолом движения живее, активнее. Мимика, взгляд малоподвижные. Упорядочена, настроение ровное. К больным относится с чувством превосходства. В беседе с врачом словоохотлива. Говорит несколько монотонно, своеобразно строит фразы. Про одну из дефектных больных говорит, что та преследует ее. Она слышала, как эта больная говорила по-французски и, по ее мнению, вполне здорова. Считает, что с помощью мыслей и слов может подчинять окружающих своему влиянию. Отмечает хорошее самочувствие.

С 8-го дня лечения галоперидолом (4,5 мг) держится естественно, спокойна. Говорит, что поняла неправильность своего прежнего поведения. Теперь «прекратила заниматься опытами внушения».

На 11-й день лечения галоперидолом рассказывает о своих болезненных переживаниях, называет их «фантазиями».

В первый день пребывания одну из санитарок приняла за свою неродную мать. Как и до стационирования, в больнице продолжала гипнотизировать окружающих. Считала, что ей это удается. Все время «мысленно вела полемику с одной из больных, так как временами было чувство, что сознание покидает ее, а «мысленный разговор» удерживает сознание.

В течение первых 12 дней пребывания, выглядывая в окно, видела медленно проходившие по улице трамваи, троллейбусы, в которых сидели «какие-то неживые» люди. Считала, что только люди в сумасшедших домах оставлены на земле с экспериментальной целью: установить, выживут ли люди в условиях атомной войны. Через указанные 12 дней стала чувствовать себя обычно, как до болезни.

В последующем некоторое время остается несколько настороженной, держится в отдалении от окружающих. Затем спокойна, естественна, упорядочена. Охотно вступает в беседу, сохраняет полную критику к перенесенному. Высказывает беспокойство — не вернется ли заболевание вновь.

В таком состоянии выписана домой.

Осмотр терапевта: внутренние органы без отклонений от нормы; АД 110/70.

Осмотр невропатолога: со стороны ц. н. с. органической симптоматики нет.

Лабораторные данные: Анализ крови: эритр. 4 080 000, гемогл. 14 г° 0 — 84 ед., лейк. 7500, эоз. 1°/о, пал. 5°/о, сегм. 64°/о, лимф. 26 %, моноц. 4°/о, РОЭ — 3 мм/час.

Анализ мочи — норма. РВ крови (—).

Рентгеноскопия грудной клетки: легкие и диафрагма в пределах нормы. Сердце в размерах не увеличено, учащенно пульсирует.

У вышеописанной больной на высоте развития приступа как этап течения проявился ориентированный онейроид. Интерес представляют явления психического автоматизма в виде управления движениями больной, которые в начале приступа переживались ею как мучительные навязчивости.

НАБЛЮДЕНИЕ No 19

Ст-ва, А. Г., 1925 года рождения. Находилась в больнице им. Ганнушкина с 23/IV — по 17/V—1961 г. История болезни No 2802.

Анамнез. Отец — вспыльчивый, замкнутый, по отношению к детям заботливый. Считался психически больным, но в больницах не лечился. Родственники отца здоровые, отличались долголетием. Мать — добрая, спокойная, покладистая. В семье было 13 детей, 10 умерли в детстве от детских инфекций. Один брат погиб на фронте. Младшая сестра — здоровая, уравновешенная. Больная развивалась правильно. В детстве перенесла дифтерию. В школу пошла 8 лет, училась хорошо. Была спокойной, общительной. По окончании 9 классов — в 1942 году поступила в текстильный техникум. Учебу совмещала с работой. Очень уставала, плохо питалась. После 3-го курса техникум оставила. Позднее работала в Москве на физической работе.

Менструации с 14 лет, регулярные, 22 лет вышла замуж. Отношения в семье хорошие. Имела 12 беременностей, из них 9 окончились медицинскими абортами, 3 — нормальными родами. Всегда была спокойной, доброй, отзывчивой. Отличалась трудолюбием, аккуратностью, чистоплотностью.

В 1957 году много волновалась из-за ссор с родными мужа, отсутствия собственной квартиры, часто плакала. После рождения ребенка — очень уставала, недосыпала, продолжались конфликты с родственниками. Когда ребенку было 10 месяцев, появилась беспричинная тревога за его жизнь, затем стала беспокойной. В 1957 г. (32 лет) впервые стационировалась в психиатрическую больницу (в г. Мытищи). Об этом периоде сохранились смутные, отрывочные воспоминания — чего-то боялась, куда-то стремилась. Затем была переведена в Хотьковскую больницу. Ничего не помнит о полутора месяцах пребывания там.

Когда «очнулась», не могла понять — где находится: то ли в концлагере, то ли в разрушенных бомбардировкой Мытищах. Казалось, что окружающие говорят не по-русски. Позднее поняла, что в больнице, среди психически больных. Стала испытывать мучительное беспокойство от мысли — не больна ли она так же тяжело, как окружающие больные.

С первых дней лечения инсулином состояние изменилось. Считала, что она в концлагере в Германии, была уверена в гибели детей. После лечения в течение 2,5 мес, состояние нормализовалось, поняла, что была психически больна. После выписки чувствовала себя хорошо. Вела домашнее хозяйство, по характеру не изменилась.

В 1958 г. состояние ухудшилось без какой-либо внешней причины. В голове ощущала бесконечный поток мыслей. «Как будто разговаривала с мертвыми и живыми». Внутри головы ощущала мысленные вопросы, так же «мысленно» на них отвечала. Часто ощущала «обрыв» мыслей.

Вновь стационировалась в Хотьковскую больницу. Лечилась шоковыми дозами инсулина. Каждый раз после купирования шока мучительно ощущала усиление «мысленных разговоров». Выписалась через 3 месяца без значительного улучшения: «поток мыслей» оставался. Дома занималась хозяйством. Но быстро уставала, не одолевала начатого, все делала медленно (отвлекали «мысли»). Настроение беспричинно колебалось.

В 1960 г. наросли тревога, беспокойство, усилился «поток мыслей». Вновь стационировалась в течение 3 месяцев. Лечилась аминазином.

В конце пребывания в больнице стала «молиться о выздоровлении». Что-то «поднимало руку», заставляло ее осенить себя крестом. Поток мыслей уменьшился. В таком состоянии была выписана. По выписке продолжала принимать аминазин. Постепенно состояние улучшилось, занималась хозяйством, заботливо относилась к детям и мужу.

В июне 1960 г. вдруг стала ощущать, что может умереть, молилась, чтобы отклонить смерть. Затем наступило состояние, о котором помнит мало, неясно. Слышала красивую церковную музыку, как будто танцевала под нее — по чьей-то чужой воле. Была дезориентирована во времени. Считала, что ее лечат особым образом, нажимая на разные части тела пальцами. Говорила, что муж «рефлекторно издевается». Была беспокойной, неадекватно смеялась. Лечилась аминазином.

По выписке чувствовала себя удовлетворительно, хотя и стала отмечать у себя «повышение предчувствия». Так, всегда «предчувствовала» неприятности у мужа на работе и т. п.

В ноябре 1960 г. вновь стала усиленно молиться. Делала это как бы по чьей-то чужой воле. Ездила молиться в Загорск — «благодарить за хорошее здоровье». Ощущала блаженный экстаз. Матери написала письма, в которых свои мысли квалифицировала как «истинные откровения, много божественного».

23/IV—61 г. была стационирована в больницу им. Ганнушкина (по 17/V—61 г.).

Психическое состояние. Первые дни напряжена. Ориентирована полностью. Жалуется на «наплывы мыслей» в форме диалога внутри головы — на отвлеченные от жизни темы. Какая-то постоянная сила «заставляет» ее молиться.

3/V—61 г. начато лечение стелазином 0,001X2 раза в день.

Вскоре стала спокойнее. Упорядочена, общается с больными. При этом иногда, садясь за стол, кладет земные поклоны или особым образом вращает головой и туловищем. Говорит, что все происходящее вокруг зависит от влияния «электронных сил», которые возникают из душ умерших. Души распадаются на темные и светлые силы, которые с помощью зарядов влияют на все происходящее на земле. Светлые частицы прорываются через атмосферу, достигают солнца и оттуда светят людям. Темные находятся ближе к земле.

В последующем упорядочена. Общается с больными, участвует в трудовых процессах. Отрицает «наплыв мыслей» и ощущение воздействия посторонней силы, но намеками говорит о том, что ей «дано» нечто несвойственное обычным людям. Ощущает религиозность, но периодически молится. О своих переживаниях говорит неохотно, отвечает лаконично. Скучает о доме. Приветлива на свидании с родными. Остается манерной. Говорит монотонно.

В таком состоянии выписана на поддерживающую терапию стелазином по 0,001X2 раза в день.

После выписки была упорядочена. Занималась хозяйством, но все делала медленно. Спустя 10 дней была возбужденной: пела, плясала, бессвязно что-то говорила.

7/VI—61 г. вновь стационирована в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние. В день поступления возбуждена; поет, танцует, рифмует. В беседе с врачом уклоняется от ответов, говорит, что все известно в ее истории болезни и ее лечащему врачу в 4-м отделении. Ориентирована правильно. В конце беседы пританцовывает, громко повторяет: «Народа, природа, порода, раковая клетка; нет ветки, где нет раковой клетки».

С 7/VI лечение аминазином 100 мг 2 раза в сутки.

Обособлена, напряжена, насторожена, малоподвижна, настроение пониженное. Отвечает лаконично.

9/VI. Пристально всматривается в собеседника, отвечает не сразу, мотивирует это тем, что сухо во рту. Коротко, отрывочно сообщает анамнестические сведения. Говорит, что уже в 7-летнем возрасте перед нею «просияла икона в сенях», 12-ти лет видела «божью матерь в черном». Говоря это, для наглядности подходит к дверям, приоткрывает их, высовывает голову и говорит: «Вот так дело было». А теперь, после пребывания в 4-м отделении стала религиозной, начала креститься. Поняла, что ей «дает божья матерь креститься за всех — она знает, за кого. Господь ее сюда привел. «Не всякий может богу молиться: «не всяк угоден богу человек. Не в церковь молиться бог привел — сначала испытание дал». Сейчас она видит «божью матерь на людях. Она, видимо, ее избрала — видеть, хотя она и недостойная. На вообще она — богом данная». Последнее сообщает с блаженной улыбкой, затем заявляет: «Ну, теперь надо идти» — отправляется в отделение.

С 18/VI беспокойна, дурашлива. Сидит где-нибудь на корточках в углу, раскачивается, напевает. То ходит по саду полуобнаженная, время от времени повторяя: «Богом данная», громко поет. Состояние неустойчивое.

С 21/VI то спокойна, малозаметна. Астенизирована. Много лежит. Лицо тоскливое. Говорит, что временами чувствует как ею кто-то «водит», думает, что «бог». Периодически возбуждается, громко, в экстазе поет, оголяется.

С 28/VI вяла, необщительна. Угнетена. На свидании с мужем плачет, просит выписать. На вопросы о переживаниях отвечает уклончиво, односложно, все отрицает.

С 4/VI несколько живее. Сама ни к кому не обращается, но отвечает охотнее. Участвует в трудовых процессах. По-прежнему отрицает какие-либо болезненные переживания.

Соматическое состояние. Внутренние органы без патологии. Нервная система без патологических знаков. Лабораторные данные в норме.

9/VII—61 г. В таком состоянии выписана с мужем домой. Аминазинотерапия 33 дня до 400 мг.

Как видно из выше представленной истории болезни, в течение первых приступов имели место отчетливо выраженные онейроидные расстройства. Два последних приступа возникали после нестойких неглубоких ремиссий. На высоте их развития проявляется острый фантастический бред без перехода в онейроидное состояние (по-видимому, под влиянием аминазинотерапии). В течение приступа совершался последовательный переход его этапов.

У всех изученных больных с онейроидно-кататонической формой шизофрении течение заболевания было ремиттирующим. Онейроидные расстройства возникали при максимальных усложнении и интенсивности психопатологических проявлений. У большинства больных онейроидное состояние развивалось при переходе от этапа, который можно квалифицировать как острый фантастический бред. Как правило, приступ болезни начинался после кратковременного инициального периода, проявлявшегося утомляемостью, нарушением сна, доходящим почти до полной бессонницы, наличием устрашающих сновидений, в разной степени выраженных аффективных нарушений.

Первый этап приступа характеризировался углублением вышеуказанных проявлений, присоединением иллюзорных восприятий, ложных узнаваний, бреда интерметаморфозы, бреда значения, явлений психического автоматизма. Непроизвольные воспоминания и представления из прошлой жизни и прочитанного, виденных спектаклей — как правило, сопровождались ощущением напряжения в голове, путаницей мыслей, непроизводительным течением мыслей (ментизм).

У отдельных больных указанный период имел разную очерченность, продолжительность, интенсивность симптоматики. Так, больная, находясь на работе, замечала, что сотрудники как-то переговаривались, «подсмеивались» над ней; придя в парикмахерскую, обнаружила, что через зеркало ее фотографируют, чтобы затем показывать по телевизору, в связи с красивой линией ее профиля. Выйдя из парикмахерской, брала то одно, то другое такси, так как такси ей показались своими, а шоферы — знакомыми. На улице, на работе все обращали на нее особое внимание. Та же больная заявляет, что по телевизору видела всех своих знакомых, что телевизор «крутится в обратную сторону» и т. д. Другой больной замечал на работе, что все смотрят на него как-то особенно, что в магазинах как-то часто меняются цены, в трамваях ему что-то подстраивают и т. д. (наблюдения No No 12, 13, 14, 15, 16, 17).

В последующем быстро проявлялся острый фантастический бред экспансивного, депрессивного или смешанного вида. Так, одна больная вдруг поняла, что ее молоко содержит сверхъестественные свойства, написала в газету, что грудное молоко «чудесный дар природы». Больной вдруг заявил, что он «третий человек после Христа» и что он совершил множество чудес; другая больная говорит, что она очень богата и знатна, у нее много денег и ее ждут «вожди», она боялась нищеты и одиночества, что она построила коммунизм. Другая больная называет себя великой актрисой «Алисой Гесен». Одна больная вдруг сказала, что можно найти новую форму движения материи — передачу мыслей на расстоянии, и т. д. (наблюдения No No 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 19).

В самом начале развития острого фантастического бреда больные обычно продолжали работать. В дальнейшем поведение все больше отражало двойственную трактовку больным окружающей действительности, собственной личности. Затем, при усиливающейся растерянности, начинали преобладать бредовое восприятие и соответствующее неправильное поведение. Так, больная, которая считала, что ее молоко содержит сверхъестественные свойства, вдруг начала ходить к соседям, кормить детей своей грудью; больной, который называет себя «третьим человеком после Христа», продолжая работать, вдруг отправился в домоуправление требовать большую площадь, так как он «является наместником бога на земле»; больная, которая высказывала разные бредовые идеи фантастического порядка, продолжая работать, посетила врача сама в связи с жалобой на головные боли и тогда же вдруг куда-то исчезла, ходила по городу, посетила всех родных. Заявила, что она построила коммунизм, ждала какого-то объявления по радио, после которого «всем станет легче жить»; другая больная в бреде, считая себя «большой головой», вдруг забрала своих детей и поехала в Москву в Совет Министров. Хотела просить отправить ее в Космос и т. д. Больная, которая переживает в бреде необычайные, неземные возможности, вдруг со своими предложениями отправилась в Верховный Совет и т. д. (наблюдения No No 1, 5, 6, 7,8, 11).

В последующем быстро нарастали растерянность, дезориентировка, потеря чувства времени, кататонические явления, обычно бурно проявлялся крайне сложный аффект (состоящий из аффекта страха, тревоги, экстаза и т. д.) — состояние острого фантастического бреда переходило в онейроид.

У одной из больных на первом этапе заболевания до развития явлений интерметаморфозы, был отчетливо выражен синдром Кандинского (наблюдение No 18).

У другой больной предонейроидный период выражался быстро усиливающимся аффектом страха, отдельными ложными узнаваниями (наблюдение No 15). У этих больных в дальнейшем так же совершался переход к онейроидному состоянию.

Кататоническая симптоматика онейроидного состояния выражалась кататоническим возбуждением, субступором (доходящим до ступора) с частым их чередованием, и отличалась большой изменчивостью, разнообразием. У отдельных больных был выражен только субступор, доходящий до ступора (наблюдения No No 4, 16).

У двух больных кататонические явления отмечались длительно, но были мало выражены (наблюдения No No 7, 11).

В этом состоянии взгляд больных подолгу оставался малоподвижным, невыразительным, сонным, как бы зачарованным. То вдруг выражал напряженный страх, то становился восторженным, экстатическим.

У всех больных отмечалась недоступность. Временами спонтанно больные произносили единичные, бессвязные слова, или односложные предложения, отражающие отдельные моменты переживаний. Сознание больных было загружено многообразными грандиозными, фантастическими грезоподобными переживаниями, в большинстве своем космического характера. Так, одна больная летала на Луну, там видела горы, моря; она была в Германии, в Африке, Индии и т. д. Другая больная летала в Космосе, видела что-то сказочное, красивое и т. д. Больной совершил полет на ракете в эфир и т. д. Больная жила в каком-то «символическом мире». Видела голубые и золотистые звезды, они означали включение разных мысленных диалогов. Воздух дрожал и вибрировал от гипнотического воздействия и от беззвучной передачи мыслей на расстоянии. Души умерших композиторов прилетали к ней. Видела, как на руках приносили человеческую душу и т. д. Другая больная видела себя в «ином мире», путешествовала по планетам, была на Марсе, видела марсиан, которые имели вид страшных и отталкивающих существ. На Луне обитатели были более привлекательными, они похожи на «восковых людей» — «белые и прозрачные» и т. д. Другая больная ощущала себя «рыбиной», живущей на дне морском. Видела золотое песчаное дно с большим люком посредине, на люке золотая цепь и т. д. (наблюдения No No 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 19).

В переживаемых событиях больные являлись их участниками, чаще были в центральной роли. Так, одна больная летала в Космос, как герой; другой — разрушал солнечную систему; одна больная чувствовала себя центром вселенной, была участницей разных событий, важной особой, она говорила со всем миром, была радиомозгом и т. д. Другая больная весь мир воспринимала разделенным на два лагеря — больных — худших людей и не больных — лучших людей, себя ощущала среди первых и т. д. (наблюдения No No 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11).

Как видно из вышеописанных историй болезни, как правило, преобладающее аффективное состояние больных соответствовало содержанию переживаний. Обращают внимание необычайное богатство, противоречивость, лабильность переживаний. Наиболее ярким и образным переживаниям соответствует и максимальное напряжение аффекта.

У большинства больных в структурах онейроидного состояния входили аффективные иллюзии, ложные узнавания, бред метаморфозы, бред значения, явления психического автоматизма и у некоторых из них — галлюцинации. Указанные элементы не являлись постоянными в онейроидном состоянии для всех больных, отмечались в том случае, если проявлялись в предыдущих периодах.

В анализируемом периоде больные были полностью дезориентированными, отмечалась потеря чувства времени. На выходе из приступа не могли как локализировать онейроидные переживания во времени, так и соотнести их с собственным поведением, с окружающей обстановкой. Свое поведение, окружающую обстановку они вспоминали смутно, фрагментарно. Наиболее полно сохранялось в памяти содержание переживаний.

У отдельных больных с выраженными монотонными глубокими субступорозными и ступорозными проявлениями, имела место почти полная амнезия, как окружающей обстановки, так и собственного поведения. Сохранялись разрозненные фрагментарные воспоминания о переживаниях (наблюдения No No 4, 16).

Онейроидное состояние в последующем переходило в фазу, которую можно определить как ориентированный онейроид. В указанном состоянии кататонические проявления были выражены значительно меньше, чем в истинном онейроиде. Поведение больных в пределах больничного отделения было правильным. В содержании переживаний в определенной мере сохранялась тематика онейроидного периода. На развитие содержания переживаний в значительной мере влияли события реальной действительности. Так, больную везли по Москве на мотоцикле, но у нее возникало ощущение, что летит на ракете, в другой раз она чувствовала, что находится в больнице, но, смотря телевизор, «мысленно» ощущала себя присутствующей в зрительном зале вместе с мужем. Представляла себя в вечернем платье, мужа в голубом костюме и т. д., как будто переносилась в театр. Другой больной, определяя больницу как «чертово заведение», говорит, что это ад, затем — рай и т. д. Одна больная знает, что находится в «Институте им. Ганнушкина», считает, что это «Малая земля», а все остальное — «Большая земля». Она видит, как перемещается «Большая земля» вокруг «Маленькой»; у другой больной появляется образ Пушкина, сначала в виде неясной, темной, как будто мраморной фигуры у ее ног, а затем представляет памятник Пушкина. К нему тянет, ощущает его родным, живым. После этого однажды, раздетой, ночью побежала к памятнику, подняла руки и так застыла, чувствовала, как она устремлена к нему, а он к ней склоняется все ближе. Окружающего не замечала. Той же больной, когда в палату однажды вошел профессор с врачами, все вокруг стало очень красивым, все «раздвинулось», засияло, показалось, что это созвездие Ориона. В такие моменты, уходя от действительности к своим переживаниям, продолжала как будто узнавать врачей и т. д. Другая больная, смутно понимая, что лежит в больнице, переживала, что находится в общежитии; цветы, находящиеся на окне, принимала за своих детей, их поливала и т. д. (наблюдения No No1,2,3,5, 6, 7, 8).

У одной больной онейроидные расстройства не доходили до степени истинного онейроида. Так, больная, будучи в школе, знала, что находится в своем классе, что потом выходит в знакомый коридор, вместе с тем, вдруг она заметила, что идет атомная война, люди отправляются на Марс. Когда директор предлагал выйти из кабинета, — отказалась, считая, что она должна покинуть землю последней» — таков долг каждого порядочного советского человека». Окна, в покинутых людьми домах, были открыты настежь. Проходили совершенно пустые автобусы. Вновь вернулась в школу, спрашивала — почему еще не отправлены дети. Уговаривала всех улететь и т. д. (наблюдение No 18).

В состоянии ориентированного онейроида больные были более доступны, чем в состоянии истинного онейроида, доступность проявлялась главным образом в отношении содержания их болезненных переживаний. Большее место, нежели в состоянии истинного онейроида, занимали иллюзии, ложное узнавание, бред интерметаморфозы, явления психического автоматизма. В течение приступа ориентированный онейроид переходил вновь в истинный или в фантастический бред. Последний имел психопатологическую картину, аналогичную периоду фантастического бреда в предонейроидном периоде. В этом состоянии поведение больных было упорядоченным. Они выполняли просьбы, вначале обычно удерживались на работе, были в состоянии полностью обслуживать себя. Однако временами, в соответствии с болезненными переживаниями, начинали петь, хохотать, плясать, читать стихи и т. д. По тенденции основная фабула переживаний в указанном состоянии у многих больных являлась продолжением темы онейроидных переживаний. У других больных тема переживания иная, но по характеру экспансивная или депрессивная, как в онейроиде. Обращала внимание двойственность трактовки собственной личности и окружающей обстановки — в планах фантастически бредового и реального смысла (Больная — «великая актриса» и одновременно бухгалтер; больной — «третий человек после Христа» и одновременно честный, кристально чистый советский человек; другая больная — «человек доброй воли» и официантка и т. д.) (наблюдения No No 5, 6, 8, 11). Больница и одновременно тюрьма, больничная палата — и одновременно сцена театра и т. д.

Больные были доступны. Давали анамнестические сведения. Рассказывали о бывших у них онейроидных переживаниях. Вместе с тем высказывали фантастический бред. Последний иногда аргументировался событиями и фактами окружающей их реальной действительности. Эмоциональная реакция больных соответствовала содержанию фантастических переживаний, по характеру являлась продолжением господствовавшего в онейроиде аффекта. У отдельных больных имела место дезориентировка во времени, а также потеря чувства времени. У всех больных в рассматриваемом состоянии наблюдалась в различной степени выраженная и периодически усиливающаяся или уменьшающаяся у одного и того же больного растерянность. Так же непостоянны, динамичны были высказываемая критика, ориентировка, полнота, доступность. Значительно большее место, чем в онейроиде, в данном состоянии занимали ложные узнавания, иллюзорные восприятия, бред значения, интерметаморфозы, синдром Кандинского. Описываемые особенности имеют полное отражение во всех наблюдениях. У некоторых больных весь приступ не достиг степени онейроида, выражался вышеохарактеризованным состоянием (наблюдение No 19). В таких случаях можно было думать о влиянии поддерживающей или купирующей аминазинотерапии.

Как правило, затем следовал этап, подобный таковому в предонейроидном периоде, который можно определить как период бреда интерметаморфозы и значения. Указанный период проявлялся в различной степени выраженными бредом значения, интерметаморфозы, ложными узнаваниями, явлениями психического автоматизма. Поведение больных было упорядоченным. Временами определялась мало-выраженная растерянность. У всех больных имелась ориентировка, у отдельных неуверенная и нестойкая. Указанный период больные сравнивали с легкой дремотой. Отмечалась критика к бывшим фантастическим переживаниям. Причем весь период приступа с имевшимся фантастическим бредом (истинный онейроид, ориентированный онейроид, этап фантастического бреда) больные сравнивали со «сном», «сном наяву». В периоде бреда интерметаморфозы у некоторых больных изредка проявлялись образный ментизм, ночные сновидения. Особенно показательно проявился данный период у одной из больных (наблюдение No 16). На фоне указанного состояния периодически появлялся на короткое время острый фантастический бред.

Как это следует из всего вышесказанного, становится возможным отметить как последовательный переход этапов течения приступа, так и постепенное становление каждого последующего этапа с кратковременными эпизодами возврата к проявлениям предыдущего периода. Последний этап в течение приступа выражался астенией, болезненными сомнениями, отдельными непостоянными элементами ложных узнаваний, бреда интерметаморфозы.

Следовательно, у вышеописанных 19 больных типичным для развития каждого отдельного приступа заболевания было первоначальное появление бессонницы, изменение аффекта, образный ментизм (непроизвольные яркие воспоминания, насильственные представления). Затем присоединялись бред значения, бред интерметаморфозы, имели место иллюзорные восприятия, ложные узнавания, явления психического автоматизма.

В дальнейшем указанное состояние переходило в следующий этап развития приступа, с характерным для него чувственным образным фантастическим бредом. При этом появлялась также и психопатологическая симптоматика предыдущего этапа (бреда интерметаморфозы и бреда значения).

При последующем развитии возникал ориентированный онейроид, затем при интенсивном нарастании и усложнении всех симптомов — истинный онейроид.

Обратное развитие приступа следовало в противоположном порядке, — последними исчезали инициальные симптомы.

Характерным для онейроидных этапов являлся образно-чувственный грезоподобный бред, по содержанию представляющим собой продолжение темы фантастического бреда. В картине приступов отмечалась бедность вербальных галлюцинаций, частыми были явления психического автоматизма.