Хороший пример одного из таких возвращений к истокам, которыми богата история шизофрении, являет собою интерес вновь проявляемый в течение последних двух десятилетий феноменологической психиатрией к аутизму, рассматриваемый теперь не как симптом, а как явление в значении Husserl /1859 — 1938/, раскрывшего нам, таким образом, самую сущность шизофрении, независимо от каких-либо концептуальных конструкций.

С этой точки зрения, аутизм может рассматриваться как «надежная путеводная нить в феноменологии и развитии шизофрении» /211/ — писал A. Tatossian. В своем докладе о «феноменологии психозов» /210/ он изложил историю феноменологической психиатрии, позволив нам, таким образом, ограничиться здесь указанием основных вех истории шизофрении, следуя за драгоценной нитью Ариадны, которую он протягивает.

По его мнению, собственно психиатрическая феноменология зародилась в Цюрихе, родном городе шизофрении, 25 ноября 1922 г., во время того заседания Швейцарского психиатрического общества, на котором E. Minkowski представил исследование о расстройстве чувства прожитого времени у одной шизофренички, a Binswanger — доклад о феноменологии. Слово, часто употреблявшееся в философском языке XIX-го века перешло в язык психиатрии начала XX-го века. И мы видели в VIII главе, как труды Гегеля, и особенно «Феноменология духа» /1807/, были вновь открыты французскими психиатрами, а в VI-й главе «Шизофреническое мышление и бытие» — первые «феноменологические» работы в области психиатрии E. Minkowski и K. Jaspers. Но «феноменология» в духе K. Jaspers исторически не восходит к той феноменологии, а наставляет ее последователей, и, в особенности, Kurt Schneider, «представителя немецкой «классической» психопатологии,

подготовившего психиатрическую феноменологию и «анализ бытия», только как возбудителя ее критики» /210, с. 19/. Таким образом, создателем психиатрической феноменологии была якобы не эта первая Гейдельбергская школа, а вторая, труды которой появились после публикации книги Heidegger «Бытие и время» /1927/.

E. Minkowski полагает в своем классическом труде «Шизофрения» /144/, вышедшем в том же самом 1927 г., который мы уже цитировали в главе, посвященной шизофреническому мышлению, что «эмоциональность и аутистическое мышление не могут исчерпать сами по себе понятие аутизма. Существует еще активность первоначально аутистическая…».

Подлинный смысл этих аутистических актов заключается не в их содержании, которое не удивило бы, будь оно только в желаниях или в мечтаниях, но в самом факте их существования, «играющем» с ситуацией и приводящим к поступкам без ближайшего будущего, замкнутым наглухо с промахами, и без стремления к их завершению. Одновременно они демонстрируют разрыв жизненного контакта с действительностью, поскольку нарушают необходимое равновесие между функцией реального и функцией нереального в нормальной жизни… и от того, что они предполагают неспособность к жизненному контакту с окружающей средой, поражение «основной категории пережитого чувства, жизни» /144/. По мнению Minkowski, шизофрения предполагает, помимо этой аутистической активности, также обеднение нормальной человеческой жизнедеятельности — бедный аутизм; «богатый аутизм принципиально полон воображения и имеет отношение к мышлению и эмоциональности… это явления, представляющие собой «реакции отступления по отношению к аутизму», например: мечтания, раскаяние, вопросы — которые более всего способны питать эти шизофренические установки, но это также явления, которые, как рационализм и геометризм, наилучшим образом приспосабливаются к утрате идеального динамизма» /144/.

Minkowski говорит об этих условиях как о реактивных проявлениях аутизма, беря на себя «заботу уточнить, что речь идет о феноменологической компенсации, а не об эмоциональной, исключая тем самым любую интерпретацию в значении психогенеза» /210/. Это позволит Henri Ey определить аутизм в статье для «Медико-хирургической энциклопедии», на которую мы уже ссылались как «одновременно бессилие и потребность» /71/.

Но H. Spielberg полагает в своем «Историческом введении к феноменологии в психологии и психиатрии» /203/, что внутри группы «Психиатрическое развитие» психоанализ быстро возьмет верх над феноменологической антропологией, несмотря на присутствие Minkowski, тогда как в Германии журнал «Невропатолог», основанный несколькими годами позже, в 1930 году, будет продолжать ее изучение.

Binswanger упрекает Minkowski в «использовании в духе Bergson неясных понятий, ставящих в центр внимания понятие жизнь». Никто — философ или биолог — не показал в этом вопросе ясную структуру, именно потому, что онтология жизни стала возможной только с Heidegger, путем «свободного голосования» понятия «человеческого бытия» /210/. Он критикует у Minkowski эти остатки психологизма, обозначая, таким образом, линию раздела между психологией и анализом бытия.

Этот анализ позволяет ему описать теперь не как симптомы, а как антропологические явления три формы аутизма, соответствующие трем формам бытия: самомнение, искажение и манерность:

— в случае самомнения (Verstiegenheit — вычурность, нем.), «человек односторонне посвящает себя идеалу, слишком возвышенному по сравнению к широте опыта, ему доступного, как альпинист, ошибочно зашедший туда, откуда он не может ни подняться дальше, ни спуститься вниз» /210, с. 42/ — это антропологическая диспропорция;

— при искажении (Verschrobenheit — чудачество, извращенное бытие, нем.) «человек доводит до предела последствия своих рассуждений, но с таким пренебрежением к контексту и, особенно, к межсубъективному контексту, что он приходит к непоследовательности. Нездоровый рационализм абсурден в силу своей рациональности» /211, с. 11/;

— при манерности (Manieriertheit — манерность, нем.) «человек считает единственным содержанием своего бытия либо кого-то другого, либо, более точно, одну из многих социальных ролей, которую он рабски копирует, разрушая, таким образом, необходимое равновесие между тем, что он должен иметь индивидуального, и тем, что он должен иметь общего с каждым другим человеком» /210, с. 12/.

Анализы Binswanger ставят проблему естественного опыта. По мнению Blankenburg, шизофреник характеризуется утратой естественной очевидности.

Kimura Bin фокусирует свое исследование на «айда»; это японское слово соответствует предлогу «между» и приставке «интер» (меж…, между…, внутри…) и означает «смысл межличностной связи и наличие психологического пространства». Субъект выходит наружу в качестве субъекта, всегда уже находящегося в этом «айда»; он может быть субъектом только в связи с этим выходом наружу. Это значит, что он увидел этот внешний мир как внутренний, что он увидел такое внутреннее различие между «внутри» и «вовне» как место своего существования. В этом подлинный смысл слова «существование» (экзистанс) как «экзистере» (выходить наружу) /117, с. 83/.

Как писал Weizsacker: «Субъект никогда не бывает хорошо застрахованной собственностью; чтобы обладать им, его нужно беспрестанно приобретать», а именно, согласно Kimura В., у шизофреника отмечается провал этого акта исторического повторения, соединяющегося, таким образом, с утратой естественной очевидности, по Blankenburg, очевидности, появляющейся, когда это повторение совершается естественно.

Как показывают эти краткие элементы, феноменологический анализ аутизма не ставит перед собой задачу «выделить основное явление, которое было бы непременным условием возникновения шизофрении, основное расстройство, Grundstorung в значении классической немецкой психопатологии… Его целью не является найти неспецифический первичный или банальный симптом шизофренического умопомешательства, а место в человеческом бытии, где оно появляется, место его источника (Ursprung — источник, истоки; нем.), что не означает его причины (Ursache — причина; нем.). И этим местом является тело в определенном здесь значении, которое имеет физическую, но также нерасторжимо и космическую природу » /210, с. 85/.

Эта перспектива создает возможность для явления аутизма стать всеобщим местом шизофренического умопомешательства вне времени, вот почему мы поставили его в конец этой истории.