1.2. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТЕРИИ
В мировой и польской литературе по психиатрии, касающейся истерии, уже на протяжении десятков лет наблюдается теоретический и методологический регресс, впрочем, являющийся отражением кризиса психиатрии в целом. Клинические исследования истерии не только не расширяют наших научных знаний в этой области, но представляют собой даже шаг назад по сравнению с развитием других наук о человеке. В них обнаруживается много серьезных недостатков и методологических дефектов, довольно значительно расходящихся с правилами, обязательными для процесса научного исследования [Brzezinski, 1975, 1976; Nowaczyk, Zofnowski, 1974; Nowak, 1970; Pawlowski, 1966]. Ошибки и недостатки можно обнаружить на всех этапах научного исследования, понимаемого как исследовательский процесс с определенными структурой, функцией и целями. Обсудим их поочередно, соблюдая разделение процесса научного исследования на 8 этапов: 1) формулировка задачи исследования; 2) определение исследуемых переменных величин; 3) формулировка исследовательской гипотезы; 4) выбор метода исследования; 5) выбор и (или) создание «инструмента» для измерения переменных; 6) отбор группы обследуемых лиц; 7) проведение исследования; 8) статистический анализ эмпирических данных.
Самым серьезным недостатком клинических исследований в психиатрии является отсутствие достаточно ясной, однозначной и способствующей появлению определенных гипотез формулировки задачи исследования. Исследовательская задача—это комплекс вопросов, ответ на которые должно дать исследование [Nowak, 1970]. Поэтому правильность и точность в постановке вопросов очень важны. Часто невозможность ответить на некоторые вопросы зависит не от недостатков методов исследования в данной области, а объясняется неправильной постановкой вопросов. Отсюда вывод, что «предпосылку грамотной постановки вопросов следует воспринимать как предпосылку научной грамотности вообще» [Cackowski, 1964, с. 21]. В науке допустимы лишь два типа вопросов, они в соответствии с классификацией Ajdukiewicz (1965) называются вопросами-решениями и вопросами-дополнениями. Вопросы-решения не содержат вопросительных слов, на них можно дать только два ответа: «да» или «нет». Вопросы-дополнения требуют выбора ответа из большего числа альтернатив, при этом круг возможных ответов определяют использованные вопросительные слова: «где?», «откуда?», «куда?», «сколько?», «когда?», «почему?», «зачем?», «отчего?», «кто?», «что?». В вопросах-дополнениях речь идет об определенной категории явлений с косвенным обозначением направления поиска и метода получения ответа. Формулировка задачи исследования должна в принципе принимать вид вопросов-решений, дающих уверенность, что они правильно поставлены.
В публикациях на тему истерии, к сожалению, преобладают вопросы типа: «Что мы знаем о…?» (например, «Что мы знаем об истерии?»), или «Что это такое…?» (например, «Что такое истерический невроз?»). В науке такие вопросы беспредметны и обычно заводят в дебри семантики и лексикографии. Например, многие работы начинаются с постановки вопроса: «Что такое истерическая личность?», после чего идет обсуждение высказываний десятка, а то и нескольких десятков авторов с добавлением своего мнения. Следующий автор приводит на одно высказывание больше, добавляя, конечно, свое. Так происходит «развитие специальной литературы». Какая же в действительности истерическая личность (в действительности, которую мы должны исследовать), неизвестно, так как выбор предмета исследования зависит от принятых (читай: предполагаемых) значений слов.
Очень часто встречается чрезмерно широкая постановка задач или формулирование их на слишком обобщенном уровне, в связи с чем из них непосредственно не вытекают научные гипотезы. Дополнительные трудности появляются в случае неясного определения понятий, используемых при формулировке задач. Характерно отсутствие каких-либо определений в отношении таких основных понятий, как, например, «истерическая личность», «истерическая реакция», «истерический невроз», «истерическое поведение» и т. п. Авторы полагают, что все читатели идентичным образом понимают значение этих терминов. В практике это ведет к утрате межсубъективного контроля результатов исследования, поскольку каждый раз предметом исследования становятся разные явления (например, результаты даже двух авторов, использующих различные диагностические критерии, несравнимы). До тех пор, пока в психиатрии не будет унифицирована терминология, следует всегда давать объяснения отдельным терминам; это позволит понимать их однозначно и предупредит ошибки, возникающие вследствие предполагаемой интуитивной общности понятий, объединяющей всех психиатров.
Дефиниция объясняет значение термина, который мы называем определяемым (definiendum), а словосочетание, включающее значение термина, — определением (definiens). Как известно, психопатологическое понятие не всегда удается определить таким образом, чтобы это не вызывало сомнений. В частности, неясность и неточность присущи и таким понятиям, как «истерический психоз» и «истерический невроз». Стараясь избежать объяснения «неизвестного неизвестным» (т. е. приведением в определении признаков, значение которых недостаточно ясно), часто прибегают к определению, например, истерической личности с помощью простого перечисления признаков (театральность поведения, эмоциональная незрелость, подверженность приступам злобы, переменчивость настроения и т. п.), составляющих содержание этого понятия. Нередко понятие «истерическая личность» определяют из контекста [Nowak, 1970], в котором значение термина не объясняется прямо (например, вместо определения, что такое истерическая личность, приводится словосочетание, близкое по содержанию: «вести себя истерично»). В психиатрической литературе иногда встречаются определения-тавтологии, т. е. фразы, достоверность которых гарантируется значением входящих в них терминов [Ajdukiewicz, 1965]. Такие тавтологии эмпирически непроверяемы; например, нет такого наблюдения, которое могло бы опровергнуть тезис, утверждающий, что «пациент, который является истерической личностью, ведет себя демонстративно и театрально», так как истерическую личность мы определяем как личность, проявляющую демонстративное и театральное поведение. Однако встречаются клинические исследования, в которых такую (или подобную) тавтологию пытаются подтвердить или опровергнуть эмпирическим путем.
В некоторых коллективах исследователей наблюдается прямо противоположная тенденция: излишняя сосредоточенность на уточнении психопатологических понятий и придание уже существующим терминам более точных значений. Утверждения, что логически-семантические изыскания имеют большее наукообразующее значение, чем исследовательская (в узком смысле слова) работа, проистекают из традиций крайнего эмпиризма и неопозитивизма. Ныне преобладает мнение, что, кроме предварительного определения терминологических условностей, семантически-терминологический анализ не содействует развитию науки. Психиатрия пользуется понятиями разговорной речи и других дисциплин (в том числе медицинских, а также психологии, социологии и т. п.) и, быть может, поэтому не установила таких основных понятий, которые были бы полезны в построении теорий и определении предмета исследований. Пока мы пытаемся подбирать определения на основе предполагаемых значений терминов (например, с термином «истерическая личность» связаны привычные ассоциации с общеизвестным понятием «истерик»).
В последнее время в общественных науках придается значение такой формулировке задачи исследования, чтобы содержащиеся в ней понятия были достаточно операциональными [Brzezinski, 1975; Hempel, 1968]. Операциональное определение значения понятия состоит в характеристике его путем выделения действий (операций), нужных для измерения этих понятий (например, утверждение, что истерические личности — это те, кто при оценке по шкале x получили n условных единиц). В клинических работах, посвященных истерии, еще не встречаются грамотные операциональные определения. Это связано с тем, что психиатрия — теоретически и методологически малоразвитая дисциплина. Нам кажется, что там, где это возможно, следует предпринимать попытки такого рода. Основываясь на формуле, приведенной Kojder (1976), можно оперативно определить, например, термин «психопатия». Из контекста, в котором мы употребляем этот термин, должно вытекать, что он относится к какому-то свойству, которое можно приписать некоторым лицам. Затем надо определить, о какого рода поведении идет речь и в каких условиях оно будет наблюдаться. Скажем, лицо X «психопатично», если в условиях выбора двух видов поведения (А, состоящего в соблюдении норм, и В, состоящего в недостаточном соблюдении их) оно выбирает поведение В1 относящееся к виду В, и отвергает поведение А1 относящееся к виду А. Таким образом, степень «психопатичности» будет определена как степень вероятности, с которой лицо X в ситуации S выберет поведение В1; которое относится к виду В.
В клинических работах обнаруживаются серьезные недостатки в плане определения характера исследуемых переменных. В большинстве работ не выделяются вообще никакие переменные. Это результат использования метода клинического наблюдения, избегающего каких-либо ограничений объекта наблюдения (т. е. пациента). Этот тип неуправляемого и неконтролируемого наблюдения не требует выделения никаких переменных, но данные, полученные клиническим методом, не характеризуются своеобразием, объективностью, воспроизводимостью или репрезентативностью. Не обследуя никогда идентичным образом двух больных с истерическими расстройствами, трудно отграничить различия, обусловленные методом исследования, от действительных различий между обследуемыми. Таким образом, клинический метод не соответствует основным требованиям научного наблюдения. Поэтому будущее психиатрии зависит скорее от внедрения клиницистами экспериментальных исследований. Экспериментальный подход отличают три главные особенности: 1) контроль независимых переменных; 2) возможность манипулирования как минимум одной из независимых переменных; 3) возможность распределения обследуемых по группам (экспериментальным и контрольным). Отсутствие любой из этих отличительных черт превращает настоящий эксперимент в «квазиэксперимент» [Brzezinski, 1975].
В соответствии с предложением Lewicki (1963), поддержанным Brzezinski, любую частную психологическую задачу можно выразить с помощью формулы:
где R — реакция (зависимые переменные); S — раздражитель (независимые переменные); О — факторы организма обследуемого (гипотетические промежуточные переменные); f — знак функции.
Из уравнения R = f (S. O) (читай: реакция — это функция раздражителей и факторов организма) следует, что задачей экспериментатора является установление зависимости R от S, а затем выяснение закономерностей, обнаруженных в поведении, с помощью соответствующим образом подобранных внутренних факторов О. Следует подчеркнуть, что независимые переменные, которыми пользуется экспериментатор, представлены в форме экспериментальных (контролируемых экспериментатором) и побочных (неконтролируемых) переменных.
С точки зрения доступности наблюдению исследователя различают непосредственно наблюдаемые (т. е. непосредственно измеряемые) и косвенно наблюдаемые (измеряемые с помощью показателей) переменные. Показатели переменных используются в тестовых исследованиях. Показателем какого-либо явления Z (например, эмоциональная возбудимость) мы называем такое явление W (например, кожно-гальваническая реакция, параметры которой определяют по шкале гальванометра), при наблюдении которого безусловно (или только с некоторой долей вероятности) можно заключить, что произошло явление Z [Nowak, 1965a]. Более подробные данные по этому вопросу можно найти в литературе [Brzezinski, 1975; Nowak, 1965a, 1965b; Nowaczyk, Zofnowski, 1974].
Нам представляется, что упомянутая общая формула, предложенная Lewicki (1963), может составить удачную основу для клинического исследования истерии, предпринятого в рамках экспериментальной исследовательской методики Она, вероятно, облегчит определение характера переменных (конечно, правильно и логично очерченных), что поможет выдвинуть адекватные гипотезы и подобрать соответствующий «инструмент» для исследования.
Ошибки, совершенные на ранних стадиях исследования (например, плохо поставленные задачи исследования, неопределенные исследовательские переменные), приводят к трудностям в формулировании исследовательской гипотезы. Отсюда в работах по психиатрии, посвященных истерии, чаще всего нет вообще никаких гипотез (!) или эти гипотезы ненаучны, так как, например, не поддаются эмпирической проверке, не опираются на теорию и предшествующие исследования, плохо сформулированы и т. п. Часто эти гипотезы специально создаются «по случаю», чтобы объяснить, почему «данное явление, которое теоретически не должно было возникнуть, возникло (или, наоборот, должно было возникнуть, но не возникло)» [Such, 19755, с. 46]. Особую изобретательность в этой области проявляли представители психоанализа, которые в признанные психоаналитические концепции вносили соответствующие сиюминутные модификации. Осуществление предшествующих этапов научного исследования, т. е. определение задач, характеристика исследуемых показателей, формулирование гипотезы (или гипотез), обычно позволяет предпринять следующий шаг, т. е. выбрать метод исследования, имеющий целью проверку данной гипотезы. Как упоминалось ранее, клинический метод (различные формы неконтролируемого наблюдения) не соответствует требованиям, предъявляемым к науке современной методологией, хотя для прикладных целей, например для лечения больных истерическими психозами и неврозами, он может быть вполне достаточным. Клинический метод не расширяет научного познания, а лишь подтверждает существующее состояние вопроса, переполняя мировую литературу большим числом описаний клинических случаев. В литературе последних 10 лет иногда можно встретить довольно качественные работы, основанные на ретроспективном исследовании. Этот метод состоит в наблюдении и описании двух групп лиц, отличающихся по зависимой переменной, и в анализе их индивидуальных биографий с целью поиска независимых переменных (общих факторов, имевших место в прошлом), которые, по мнению исследователя, могут иметь существенное влияние на зависимые переменные [Brzezinski, 1975]. Ретроспективные исследования отличаются большой неточностью, отсутствием объективного контроля главной независимой переменной и побочных переменных, нарушающих ее влияние. Единственно возможный путь улучшения этого метода — совершенствование исследовательских методик, т. е. прежде всего сбора анамнеза, и увеличение численности исследуемых групп [Brzezinski, 1975]. Этот подход широко распространен в медицинской психологии и используется в психиатрии. В исследуемые группы подбираются лица с определенными нарушениями поведения (например, с диагнозом истерической личности) для того, чтобы, анализируя индивидуальные биографии, выявить причинные механизмы данного, например истерического, нарушения поведения. Параллельно (не всегда) анализируют группу лиц, у которых не наблюдается нарушений поведения этого типа. По мнению Brzezinski (1975), единственным методологически наиболее правильным исследовательским методом является экспериментальный подход, представляющий собой модель, к которой стремятся общественные науки. Об этом виде подхода к исследованию мы уже упоминали; подробная разработка этой проблемы содержится в литературных источниках [Brzezinski, 1975, 1975b, 1976]. Следует полагать, что это тот путь, по которому должны идти и психиатры в попытках исследования проблематики истерии.
Независимо от избранного метода исследования существенным элементом процесса научного исследования является отбор обследуемых. Он может быть целенаправленным (т. е. по рекомендации самого исследователя или эксперта, например психиатра, отбирающего определенную группу психически больных), добровольным или случайным (отбор жеребьевкой репрезентативной группы в популяции). Признано решительное превосходство последнего метода. Одновременно рекомендуется придерживаться принципа парного отбора в экспериментальную и контрольную группы. Пока это скорее идеальное методологическое требование, далекое от действительности и не осуществленное до сих пор в психиатрических работах по истерии. Дополнительные затруднения возникают в связи с тем, что исследования ведутся в пределах определенной психиатрической клиники, так что практически исследователь не располагает группой, в которой можно проводить жеребьевку. По необходимости почти всегда применяется целенаправленный отбор, поэтому выводы на его основании следует делать осторожно: такой отбор искажает картину популяции, не говоря о том, что психиатры — плохие эксперты в отборе обследуемых, хотя бы из-за различия диагностических критериев.
Принципиальной составной частью научного исследования является выбор и прежде всего создание новых «инструментов» для измерения исследуемых переменных. В последние годы наблюдается более критическое отношение к тестовым методикам, особенно личностным вопросникам [Sanocki, 1976], в том числе основанным на факторном анализе [Nowakowska, 1975; Paszkiewicz, 1976]. Это склоняет к попыткам создания более совершенных методик, но, пожалуй, уже не универсального характера, а приспособленных к решению отдельных задач исследования. Одновременно уточняются все более строгие правила построения тестовых методик, в частности вопросников [Brzezinski, 1975; Nowakowska, 1975; Sanocki, 1976]. В то же время возрождаются прожективные тесты [Rembowski, 1976], связанные с развитием познавательных теорий личности. В свою очередь в клинической психиатрии появляется тенденция к объективизации метода клинического наблюдения, проявляющаяся созданием различных шкал оценки психического состояния, а также разработками стандартизованного психиатрического обследования. Однако интерес авторов направлен исключительно на проблематику шизофрении, аффективных состояний и оценку эффектов психофармакологического лечения, а не на психопатологию истерии. Даже «Клинический перечень симптомов», разработанный Siwiak-Kobayashi (1974) для невротических синдромов, учитывает, и то в неполном объеме, только конверсивные проявления.
Даже не принимая во внимание несовершенство методик оценки психического состояния (например, недостаточные точность и достоверность шкал оценки, слабая подготовка оценивающих лиц, ошибки оценки, в том числе ошибка центральной тенденции, ошибка «мягкости», эффект «алло»), путь создания разнообразных оценочных шкал, стандартизированных обследований и листов наблюдения не наилучший, так как не имеет никакой эвристической ценности и тем самым не создает теоретически-методологических перспектив исследования истерии. Таким путем нельзя выйти за пределы замкнутого круга метода клинического наблюдения. Общий анализ причин такого состояния вещей и предложения по направлению поиска более конструктивных решений приведены в двух следующих разделах этой главы.
Очередной этап процесса научного исследования — проведение (осуществление) исследования в соответствии с принятым планом исследования. Как уже подчеркивалось, оптимальным выбором при исследовании истерии представляется экспериментальный план. Непременным условием методологической правильности экспериментального плана является его внутренняя и внешняя четкость, без которой нельзя интерпретировать полученные результаты [Campbell, 1957]. Соблюдение всех критериев внутренней и внешней четкости— вот идеал, к которому должен стремиться каждый исследователь. В практике, однако, трудно избежать помех под влиянием процесса исследования в широком смысле слова. Случайные переменные, снижающие четкость эксперимента, являются результатом своеобразия экспериментальной ситуации, особенностей обследуемых и исследователя, а также следствием взаимодействия этих трех факторов. Подробное обсуждение этого вопроса, включая методы коррекции деформирующего влияния случайных переменных, можно найти в статье Mikolajczyk, Skarzynska (1976). Таблица, помещенная в работе Brzezinski, облегчит ориентирование в степени подверженности различных планов исследования влиянию определенных случайных переменных. Кроме того, автор детально характеризует достоинства и недостатки типичных планов исследования (например, классического экспериментального плана с контрольной группой, исходным и заключительным измерениями), что дает возможность выбора подходящего метода для клинических психиатрических исследований [Brzezinski, 1975].
Схема проведения исследования как образец совершенства в области экспериментальных планов была разработана еще в 1949 г. Solomon (1949). Она обеспечивает контроль над случайными переменными. План Solomon является идеалом для исследования эффективности психотерапии, особенно если нужно исключить влияние первого тестового обследования, т. е. контролировать «сенсибилизирующее» действие исходного изменения [Czabala et al., 1973; Brzezinski, 1975, 1975b]. В связи с возможностью применения плана Solomon для оценки эффективности различных психокорректирующих мероприятий (например, применяемых больным истерическими неврозами или истерическим личностям) познакомимся с ним ближе.
Контроль эффективности психотерапии или других психокорректирующих мероприятий (как и оценка эффективности, например, психофармакологического лечения) осуществляется обычно по следующей схеме: в целенаправленно (лучше случайным методом) подобранной группе больных оценивают выраженность определенной зависимой переменной (например, установок) перед применением психотерапии (исходная оценка) и после него (заключительная оценка). Сравнение полученных результатов создает основу для положительного или отрицательного ответа на вопрос об эффективности лечения. Этот принцип не всегда верен, так как часто между исходной и заключительной оценками на зависимые переменные могут влиять не только лечебные мероприятия, но и другие факторы, например, периодическое назначение медикаментов во время психотерапии, конфликты больных с окружением, спонтанные соматические изменения и т. п. Влияние этих факторов можно исключить, использовав отобранную жеребьевкой контрольную группу. Однако это не решает вопроса о контроле над другой важной побочной переменной — повышением чувствительности обследуемых в результате исходного обследования [Brzezinski, 1975]. Можно с основанием допустить, что оценка, например, установок как зависимой переменной сама по себе влияет на настроение обследуемого (содержание применяемой шкалы, личность исследователя и т. п.). Сенсибилизация проявится в том, что больные начнут анализировать свои поступки, поведение по отношению к другим людям, уточнять иерархию ценностей и т. п., чего до сих пор они не делали. Отсюда вывод, что повышение чувствительности может в определенной степени повлиять на изменение установок. Таким образом, изменение установок больного может быть обусловлено тремя факторами: влиянием психотерапии, сенсибилизирующим исходным обследованием и взаимодействием и того и другого [Brzezinski, 1975b]. Поэтому необходимо найти такую методику, которая позволит точно определить степень влияния указанных факторов, а также самой психотерапии на зависимую переменную. Достижение этой цели обеспечивает исследование, проведенное по схеме, разработанной Solomon (1949).
По плану Solomon необходимы 4 группы обследуемых: две экспериментальные (А и С) и две контрольные (В и D).
Схема представляется в следующем виде [Brzezinski, 1975b]:
где X — экспериментальная манипуляция независимой переменной (здесь — психотерапия); —X — отсутствие действия независимой переменной (здесь — контрольная группа, не подвергаемая психотерапевтическому воздействию); Yp — исходное измерение (оценка), выполненное перед началом экспериментального воздействия (например, оценка установок с помощью семантического дифференциала Osgood. — См. Siwiak-Kobayzshi, 1974; Czabala, 1976); Yk — заключительное измерение (оценка), проведенное после введения независимой переменной (здесь — после проведения психотерапевтических воздействий); цифры при Y, например YIP, Y4k, обозначают порядковый номер группы. При составлении групп должен соблюдаться принцип случайности (использование жеребьевки как при отборе из популяции, так и при распределении в экспериментальную и контрольную группы).
Исследование проходит в три этапа: 1) проведение исходного измерения в группах А (первая экспериментальная) и В (первая контрольная); 2) проведение психотерапии в группах А и С (вторая экспериментальная). В группах В и D (вторая контрольная) не проводят ничего или применяют плацебо; 3) проведение заключительного измерения (оценки) в группах А, В, С, D. Таким образом, план Solomon позволяет оценить возможное изменение установок под влиянием психотерапии (путем сравнения соответствующих групп), обеспечивает контроль и статистическую сравнимость групп (благодаря случайной выборке) и контроль всех факторов, нарушающих точность эксперимента. В обработке полученных результатов следует применять вариационный анализ в функциональной системе 2x2 (с абсолютно случайной выборкой), позволяющий тестировать порознь статистическую значимость отдельных факторов и их взаимодействие. Детали содержатся в работах Brzezinski (1975, 1975b).
Предложения Solomon относительно вариационного анализа приводят нас в обширную область математической статистики и ее применения для оценки результатов исследования. Статистический анализ эмпирических данных и формулирование выводов составляют последнюю стадию научного исследования. Обзор психиатрической литературы по истерии в плане применения статистических методов не склоняет к оптимизму, тем более, что проявляющиеся в этой области тенденции служат непосредственным отражением взглядов, господствующих в психиатрии. В исследованиях авторов, занимающихся проблематикой истерии, можно выделить две основные тенденции: отрицание ценности математической статистики для исследований на ниве психиатрии и беззаботное, с чрезмерным энтузиазмом ее применение. Полный отказ от статистических методов, обычно сочетающийся с заявлениями, что «психические проявления уникальны, неповторимы и поэтому их нельзя свести к математическому описанию», является результатом неосведомленности в этой области, что ведет к ошибочному отождествлению статистики с цифровой обработкой фактов. А ведь описательная статистика— это только один из разделов статистики, гораздо менее важный, чем, например, статистическое заключение; сегодня никто не предпринимает научных исследований без знания в совершенстве логических моделей тестирования статистических гипотез. Это наблюдается и в общественных науках. Необходимость проверки гипотез требует умения применять различные статистические методики, в противном случае мы вынуждаем себя заниматься чистой философией.
Противоположная тенденция, даже скорее «мода» на статистические методы, охватила другую группу психиатров, занятых проблематикой истерии. Однако подобная популярность статистики сопровождается не столько грамотным соблюдением правил ее применения, сколько, чаще всего, ошибочным убеждением в неограниченных возможностях использования статистических тестов. Нередко они призваны придать публикациям более «научный» характер (типично для исследований, проведенных в группах, состоящих не более чем из 10—30 больных) либо спасти ошибочно запланированную методику исследования. Частое явление — злоупотребление корреляционным анализом (например, по принципу «коррелировать все со всем») и составление далеко идущих выводов на основании обычно случайных корреляций. Прежде всего это встречается в работах, для которых характерны малое число обследованных и сбор данных с помощью стандартизованных вопросников, обследований или листов наблюдения. В этих случаях обычно без глубокого понимания разрешающих возможностей и недостатков метода [Nowakowska, 1975] применяют факторный анализ как «более современный». При выборе статистических тестов возникают многочисленные ошибки, если не учитывать факт, что тест должен соответствовать шкале измерения, форме кривой распределения вариант, объему, количеству и характеру выборок. В этом причина использования таких статистических тестов, как «t» (критерий Стьюдента), или «F» (распределение Фишера), предназначенных для целенаправленных выборок, в то время как в их статистическую модель включен принцип случайной выборки или применение теста «хи-квадрат» в зависимых выборках вместо независимых и т. п. Это проявление незнания вопроса удивляет тем более, что литература по данному вопросу доступна [Goralski, 1976; Gren, 1970; Guildford, 1964; Hill, 1962; Lehman, 1968; Yule, Kendall, 1976].
Неправильный выбор статистического теста, отсутствие определения характера разброса выборки, подбор степени значимости уже после сбора и анализа данных, а также стремление к непосредственному подтверждению исследовательской гипотезы (отсутствие нулевой гипотезы) —довольно типичные ошибки, совершаемые в процессе тестирования статистической гипотезы. Ликвидация недостатков в области статистической оценки является первоочередной задачей в стремлении к повышению уровня исследований истерии. С другой стороны, следует понимать, что статистические методы должны применяться обдуманно и с полным пониманием их недостатков [Cohen, цит. Wolman, 1965]. Всегда следует соблюдать как минимум три правила: 1) в клинических исследованиях использовать большие отобранные методом жеребьевки группы; 2) избегать односторонних статистических тестов; 3) осторожно пользоваться непараметрическими тестами (они могут не отвергать нулевой гипотезы, даже если она фактически ошибочна). Возможно, разнообразные дефекты методов проверки статистических гипотез являются причиной все более многочисленных высказываний в пользу замены их методами так называемой интервальной оценки [Brzezinski et al., 1976]. Независимо от дальнейших перемен в этой области правило, гласящее, что статистика должна служить психиатрии, а не психиатрия статистике, наверняка не изменится.
Представленный в очень кратком виде общий анализ методологических вопросов исследования истерии в клинической психиатрии наводит скорее на критические размышления и не сулит оптимистических выводов в будущем. Единственно вызывает надежду тот факт, что за последние три года появилась группа исследователей, осуществивших не только тематически интересные, но и соответствующие требованиям научной методологии работы [Alexiev, 1973; Czabala, 1976; Kuliszkiewicz, 1973; Siwiak-Kobayashi, 1974; Wolniewicz-Grzelak, 1975; Wysokinska-Gsior, 1975]. Исследования указанных авторов (психиатры и психологи) концентрируются на проблемах неврозов, нарушений личности и методов их эффективного лечения. Их достижения могут стать хорошей отправной точкой для тех, кого интересует психопатология истерии, и примером для тех из польских психиатров, кто понимает существенное значение методологической грамотности для развития психиатрии как науки.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что эвристическая ценность работ указанных авторов тесно связана с последовательной эмпирической проверкой разработанных ранее оригинальных теоретических принципов [Leder, 1972]. Это подтверждает фундаментальную роль теории в расширении наших научных познаний.