Определение и даже описание депрессивного (в точном переводе— угнетенного, подавленного) настроения, от которого и получило название само заболевание, вызывает большие трудности.
Сами больные с различной по глубине депрессией не могут сформулировать свои переживания и прибегают к сравнениям, метафорам, описаниям по контрасту: «на душе тяжесть, камень, мрак», «все потеряло смысл и радость», «стало тяжко жить», «такое самочувствие, как будто я перенес какую-то серьезную болезнь, сверхтяжелый грипп», «как будто свалилось большое горе, все в жизни рухнуло», но в то же время почти все больные подчеркивают, что угнетенное настроение отличается от того горя, которое испытываешь при различных несчастьях, даже смерти самых дорогих людей. Эти затруднения в описании обусловлены необычностью болезненных ощущений, возникающих при эндогенной депрессии, их витальностью, отличием от всего того, что раньше пришлось испытать в жизни, и как следствие — отсутствие в обыденном лексиконе слов и терминов, способных отразить подобные переживания. Кроме того, едва ли можно встретить больного, аффективные нарушения у которого исчерпывались бы одним лишь сниженным настроением: всегда в их структуре присутствует тревога, а в значительной части случаев — и деперсонализация. Именно их сплав образует то мучительное ощущение, которое характерно для депрессии, но различное соотношение трех перечисленных компонентов определяет особенность этого ощущения у каждого больного. Дополнительные сложности возникают из-за нечеткости научной терминологии. И в психиатрической и в психологической литературе определения аффектов и эмоций крайне противоречивы. Еще больше разноречий в перечислении и классификации эмоций: почти каждый исследователь, занимающийся этой проблемой, приводит несколько отличный от других список эмоциональных состояний. В нашей работе мы придерживаемся наиболее принятого употребления понятия аффекта: им мы обозначаем эмоциональное состояние, отличающееся либо чрезмерной силой или застойностью, либо патологической природой (т. е. возникающее без адекватной причины).
В настоящее время многими исследователями признается, что аффективная патология при эндогенной депрессии включает, помимо аффекта тоски (депрессивного настроения), и тревогу. Именно соотношение этих двух компонентов определяет в значительной степени синдромологическую характеристику депрессивного состояния. О. П. Вертоградова и сотр. большое значение придают апатии, которую они рассматривают как третий основной аффективный компонент депрессии [Вертоградова О. П., 1980; Вертоградова О. П. и др., 1980; Волошин В. М., 1980]. Хотя подобная точка зрения вызывает ряд формальных возражений (можно ли назвать апатию аффектом, так как этот термин обозначает отсутствие или недостаточность эмоциональных переживаний, не приведет ли это к смешению понятий, так как в психиатрии он уже применяется к описанию специфических расстройств при шизофрении?), по существу, она заслуживает внимания.
Определение «апатическая депрессия» традиционно использовалось для описания одного из депрессивных синдромов, чаще в тех случаях, когда он возникал в рамках шизофрении. Однако он применялся и при характеристике эндогенной депрессии, наряду с такими терминами, как «энергическая» или «астеническая депрессия». Строгого разграничения между ними не проводилось, и они использовались в разных психиатрических школах для обозначения аналогичных состояний. Однако если в прошлом снижение уровня побуждений, психическая слабость, безразличие, анергия описывались в ряду других многочисленных симптомов депрессии и им не придавалось первостепенного значения, то за последние годы положение изменилось, так как резко увеличилось число депрессивных состояний, при которых эти симптомы в значительной степени определяют клиническую картину.
Как указывалось выше, основным аффективным компонентом эндогенной депрессии считается угнетенное настроение, обычно обозначаемое в русской психиатрической литературе как тоска. Проявления тяжелой тоски хорошо известны: мучительное ощущение безысходности, невыносимой тяжести на душе, «душевной боли», подавленности и т. д. Больной полностью погружен в свои мрачные переживания; внешние события, даже самые радостные, не затрагивают его, не влияют на настроение, но и неожиданное горе ничего не может добавить к его душевным страданиям: так, пожилой больной, находившийся длительно в больнице по поводу тяжелой эндогенной депрессии, остался безучастным, получив известие о смерти жены, единственного близкого ему человека, с которой он прожил более 40 лет и о которой трогательно заботился все последние годы. Он осознал утрату и испытал горе лишь к концу депрессивной фазы.
Несколько менее изучены изменения настроения, наблюдаемые в. самом начале постепенно развертывающейся депрессии или при смягченных, стертых депрессивных фазах, которые все же могут сохраниться при относительно успешном профилактическом лечении солями лития. Именно эти состояния вызывают наибольшие трудности у больных при попытке их описать. Мы провели опрос группы пациентов, в основном людей интеллектуальных профессий, в период начальных и легких проявлений депрессии. Все больные отмечали сложность в подборе слов и определений, подолгу задумывались, хотя «выраженной Психической заторможенности у них не было.
В период интермиссии они испытывали еще большие затруднения при попытке вспомнить пережитые ими во время депрессии ощущения. Несмотря на разнообразные трактовки своих переживаний и различия в их клинической картине, общим для всех описаний были потеря способности испытывать радость и возникновение своеобразной психической инертности: «трудно заставить себя что-либо делать, хотя физические силы еще есть, но нет импульса», «разленилась, надо встать, что-то делать, но никак не дать себе приказ, слабость какая-то, но не физическая, а душевная», «вроде бы силы еще есть, но пропали побудительные мотивы, нет желаний», «делать работу по инерции еще могу, но трудно заставить себя действовать целенаправленно», «исчезло ощущение цели» и т. п.
Некоторые больные акцентируют внимание на этом чувстве психической инертности, рассматривая снижение настроения как следствие нарастающей невозможности справляться с жизненными задачами. Другие отмечают, что сначала «изменилось что-то общее, неопределенное, описать что именно не могу», «все кругом как-то потускнело», «пропала способность радоваться, а поэтому и нет настоящих желаний», «нет желаний, и поэтому ничего не делается». И на этом этапе развития депрессии, при дальнейшем ее углублении основным проявлением витальности является не просто сниженное настроение, а принципиальное изменение мироощущения.
Иногда больные пытаются связать наступившее ухудшение самочувствия с физическими причинами: переутомлением или каким-то нераспознанным соматическим заболеванием. Характерно, что такое объяснение часто приводят страдающие депрессией врачи. В других случаях первым признаком депрессии и вероятной причиной сниженного настроения, по мнению больных, является затруднение мышления. Так, крупный ученый-филолог, автор большого количества публикаций, отмечал, что в самом начале приступа, до осознаваемого снижения настроения, возникают затруднения при формулировании мыслей. Другой ученый также рассказывал, что наступление депрессии он улавливал при написании статей: «четко знаешь, о чем надо писать, но трудно подбирать нужные слова, как будто они куда-то теряются».
Сходные наблюдения описывал в 1914 г. Ю. В. Каннабих, который, приводя выражения больных, пишет об ощущении «заторможенности, заржавленности» психических процессов. Он же, анализируя данные современной ему литературы, отмечает, что многократно делались попытки понять, какой из компонентов гипотимического симптомокомплекса: ангедония, интеллектуальная задержка и психомоторная заторможенность — является первичным и лежит в основе заболевания. Так, J. Seglas считал, что тягостно воспринимаемая заторможенность, замедление психических процессов вторично вызывают у больного как бы реактивное чувство тоски. Сам же Ю. В. Каннабих полагал, что патологический процесс одновременно захватывает всю сферу психической деятельности и попытки выделить первичное нарушение следует отнести к области гипотез, не поддающихся объективной проверке.
Если депрессивная фаза начинается не с тревоги и развивается постепенно, нарастание аффекта тоски часто происходит еле- л дующим образом: прежде всего возникает неопределенное, не поддающееся описанию ощущение какого-то неблагополучия, угнетенности, угасания, снижения жизненного тонуса; больной еще не чувствует отчетливо плохого настроения, но утрачивается способность испытывать радость, а неприятные события воспринимаются сильнее, болезненнее (в этом отличие от деперсонализации; при которой блекнут не только положительные, но и отрицательные эмоции). Часто больные не осознают, что это начало фазы, и понимание приходит только после выздоровления. Одновременно нарастает затруднение интеллектуальной деятельности; особенно трудно решать вопросы, требующие активного выбора, волевого усилия; возникает желание уйти от всяческих проблем, отложить их на неопределенное время, усиливается психическая инертность, анергия.
Иногда, если депрессия такого уровня относительно краткосрочна и больной имеет возможность отключиться от служебных и бытовых проблем и нагрузок, фаза может окончиться, не утяжеляясь, без терапии. Чаще происходит дальнейшее углубление депрессии либо за счет спонтанного развития фазы, либо вследствие присоединения реактивных факторов. Однако не исключено, что •частота легких депрессий, которые при благоприятных условиях проходят, не достигая уровня отчетливого снижения настроения и, тем более, не требуя обращения к врачу, значительно выше, чем предполагается.
В тех случаях, с которыми приходится встречаться психиатру, к описанному выше состоянию присоединяются тоска и тревога. Иногда при депрессиях циклотимного уровня появление аффективных нарушений психологически объяснимо, и их можно связать с испытываемыми больными трудностями: они чувствуют, что перестают справляться с обыденными делами; иногда это соответствует реальному положению вещей, иногда же обусловлено пониженной самооценкой. Возникают опасения, что их несостоятельность начинают замечать начальство, сослуживцы, соседи и т. д. • Это вызывает тревогу, внутреннее напряжение, которые еще больше затрудняют деятельность.
Тревога и плохое настроение возникают при одной мысли о необходимости принять определенное решение, приступить к не рутинному делу. Возможны реальные неудачи: например, снижение успеваемости у студента, эффективности показателей работы и обусловленные этим замечания и выговоры; семейные трудности и конфликты, сексуальные неудачи и их последствия для личных отношений, включая разрыв, и т. п. Они могут иметь вполне реальное значение и обусловить адекватную депрессивную реакцию, но, кроме того, учитывая исходное состояние больных, значение этих неудач утрируется, переоценивается, возникает ощущение непоправимости случившегося.
Все это, наряду с чувством собственного бессилия, создает условия для формирования проявлений, характерных для реактивной (невротической) депрессии. Именно поэтому так трудно бывает разграничить легкую эндогенную депрессию от невротической, особенно если ей сопутствовали реальные неудачи и психические травмы. Показательно, что для дифференциальной диагностики Ньюкастлская шкала использует количественный критерий: если тяжесть симптоматики в баллах превышает определенный порог, то это эндогенная депрессия, если ниже — то невротическая.
То, что подобные механизмы нарастания аффективных нарушений не являются схематическим построением, а существуют в реальности, подтверждается длительным наблюдением над рядом больных с повторными стереотипными депрессивными состояниями циклотимного уровня: если им удается на время отключиться от дел, «залечь в берлогу», по выражению одного из них, то фаза обходится без выраженного снижения настроения и тревоги, если же больной в этот период вынужден заниматься активной деятельностью в какой-либо области, развивается описанная выше симптоматика.
Однако как бы ни напоминала симптоматика таких состояний невротическую депрессию, в ней при внимательном опросе можно всегда выявить своеобразную подавленность, отличную от всего, ранее испытанного больным вне депрессивной фазы. Это ощущение трудно описать, но некоторые больные пытаются охарактеризовать его как «потерю стимула, жизненного тонуса, сопровождающуюся ощущением тотального неблагополучия». Именно этот компонент витальности есть главный дифференциально-диагностический критерий и основа заболевания, а все реактивно обусловленные или напоминающие их депрессивные переживания являются надстройкой на этом фундаменте.
В подавляющем большинстве случаев нарастание тоски определяется эндогенными механизмами. Иногда витальная тоска возникает внезапно: проснувшись утром, больной сразу же ощущает мучительную тяжесть на сердце, окружающий мир и он сам стали иными; все, что еще вчера радовало, интересовало, имело значение, потеряло смысл, осталась лишь душевная боль. Чаще депрессивное настроение нарастает более постепенно, в течение нескольких дней или недель. Обычно первые признаки надвигающейся болезни также возникают по утрам, не достигают такой степени и относительно быстро проходят, оставляя лишь смутное чувство неблагополучия. В последующие дни депрессия углубляется, захватывая все больше утренних часов, затем день и, наконец, полностью все сутки. Реже первые перепады настроения наступают после незначительных неприятностей, которые раньше прошли бы незамеченными. В дальнейшем подавленность возникает спонтанно, также в утренние часы, и заболевание развивается обычными путями.
Характерным признаком эндогенной депрессии являются суточные колебания настроения. Они могут проявляться двояко: в более типичных случаях больной, проснувшись, сразу же ощущает тоску. Иногда, еще до полного пробуждения, сквозь сон он испытывает тягостное предчувствие наступающего утра. Ухудшение настроения может наступать и после дневного сна. У больных с тревожно-депрессивным синдромом, не очень глубокой депрессией и, часто, чертами тревожной мнительности в преморбидном периоде первые минуты после пробуждения не окрашены тоской. Им кажется, что все стало нормальным, болезни пет. Но при воспоминании о ней или после какой-либо тревожной или неприятной мысли вновь появляются тоска и тревога. Иногда депрессивное настроение возникает по прошествии 30…40 мин, после того как больной встал и начал что-либо делать, или после завтрака.
При тяжелой депрессии суточные колебания могут отсутствовать, и их появление служит первым признаком наступающего улучшения. У некоторых больных описывается извращенный суточный ритм на основании того, что к вечеру их жалобы усиливаются. Анализ таких случаев показывает, что усиление тоски к вечеру иногда возникает при неглубоком депрессивно-деперсонализационном синдроме: деперсонализация сильнее выражена утром и блокирует все чувства, включая тоску; к вечеру тоска как бы освобождается. У таких больных успешное лечение деперсонализации (о чем будет сказано далее) проявляется прежде всего не чувством облегчения, а появлением тоскливого настроения.
Иногда впечатление вечернего усиления тоски является ложным и наблюдается при легкой эндогенной депрессии у людей с резко выраженными чертами тревожной мнительности в преморбидном периоде. По утрам депрессия тормозит присущие им суетливость, многословность. К вечеру тяжесть депрессии уменьшается, и больные засыпают врача жалобами, сомнениями, вопросами.
Клиническая картина витальной тоски хорошо известна каждому психиатру. Тем не менее вопрос, что именно лежит в основе депрессивного аффекта, остается предметом дискуссий. Так, Н. Lenz (1980) считает, что его ядром является чувство потери, утраты. Т. Dorpet (1980) выделяет нормальный депрессивный аффект, возникающий в ответ на реальную утрату, неприятное событие, и болезненный, являющийся следствием искаженного, патологического восприятия себя и ситуации. В его основе лежит чувство беспомощности, безнадежности. Эти и другие попытки найти психологически понятную первопричину депрессивного настроения или единый механизм представляются несколько схематичными и упрощенными.
То, что обозначается как депрессивное настроение, тоска, является сложным образованием: больной испытывает глубокую подавленность, безнадежность, беспомощность, отчаяние, мучительную душевную боль, внутреннее напряжение, неуверенность, явную или скрытую тревогу, болезненно переживаемую утрату интересов и целей, бесчувствие и т. д. Постоянным компонентом депрессивного настроения является тревога различной интенсивности: от легкого беспокойства, неуверенности или напряженности до выраженной ажитации. И как бы ее ни объясняли: психологически понятной реакцией на чувство беспомощности и незащищенности или же первичным включением биологических механизмов, она играет важную роль в формировании клинической картины эндогенной депрессии и в выборе эффективной терапии.