П.Б. Ганнушкин ‹‹Труды клиники на девичьем поле››

К вопросу о паранойе и параноической конституции

За последние годы через психиатрическую клинику 1-го Московского Государственного Университета прошло большое количество больных, диагностированных, как параноики в смысле Kraepelin’a Появление в психиатрическом учреждении такого количества параноиков (формы, вообще говоря, редко попадающей под наблюдение психиатров) по всем данным приходится отнести за счет переживаемых нами за последние годы событий, за счет тех пертурбаций и сдвигов во всех, областях жизни, в неопределенной атмосфере которых для каждого параноика представляется необычайно широкое поле деятельности для выявления патологических особенностей его характера.

Но, с другой стороны, было бы ошибкой обилие изучаемого материала относить исключительно за счет благоприятной в этом отношении внешней обстановки. Не последнюю роль, по нашему мнению, играет и то обстоятельство, что установленное за последнее время (Kraepelin) точное ограничение параной, как болезни, характеризующейся постепенным, основанным на эндогенных причинах, развитием стойкой непоколебимой бредовой системы, которая идет параллельно с полной сохранностью и ясностью интеллекта, в значительной мере облегчает диагностику и позволяет выделить паранойю из той массы случаев, которые в настоящее время мы относим к шизофрении и маниакально-депрессивному психозу.

Не касаясь сознательно литературы данного вопроса, так как, с одной стороны, это слишком расширило бы рамки нашей статьи, а с другой стороны, и не входит в данный момент в нашу задачу, перейдем к описанию случаев, прошедших через нашу клинику в период от 1919 г. до 1922 года.

Случай I. Больной Ч. 28 лет, окончил железнодорожное училище, по профессии хиромант.

Со стороны наследственности отмечались психическое заболевание матери и алкоголизм брата больного.

Больной происходит из крестьянской семьи. Развивался нормально. С детства по характеру общителен, жив, весел, добродушен, но в то же время настойчив и фанатик своих убеждений.

С 14 лет начинает самостоятельны жизнь. Переменив ряд профессий, в конце концов будучи матросом, случайно попал к хироманту в Баку, который производит на него большое впечатление своими гаданиями и предсказаниями; в результате — больной остается у хироманта учеником и в конце концов делается профессиональныvi гадальщиком.

Еще до этого у больного отмечался наклонность ко всему чудесному и мистическому. 15 лет больной в первый раз галлюцинировал—за несколько тысяч верст в подробностях видел смерть отца. С этого момента, по словам больного. у него устанавливается «постоянное тесное общение с загробным миром», которое и легло в основу бреда, под влиянием которого складывается вся его последующая жизнь. С 20 лет, под влиянием бредовых идей («по приказу высшего существа») он начинает в широких размерах заниматься благотворительностью, с течением времени у больного формируется стойкая бредовая система, содержание которой в общих чертах таково больной — человек совершенно исключительный, имеющий возможность свободно общаться с миром духов и тем самым познавать Вселенную вообще и жизнь отдельных людей, в частности, с совершенно особых, недоступных другим людям точек зрения. Ему открыто как прошедшее, так и будущее. Обладая этими способностями, больной, общаясь с душами людей, может влиять на них на расстоянии. Кроме того, постоянно общается с «высшим существом» т-е. с богом. Благодаря всем этим особенностям, больной, по ею словам, принимает- самое активное участие в жизни всего мира и, между прочим, даже может влиять на ход исторических событий — по его намерению, например, было издано в свое время несколько декретов, касающихся призрения детей.

Имея большой успех, как хиромант, больной все время жил в очень хороших материальных условиях и, кроме того, имел возможность порядочную часть своих доходов тратить на благотворительные цели.

В 1918 году по инициативе больного организуется «Братский Союз» — общество, имеющее целью помогать детям и военнопленным, в члены которого вступает целый ряд видных московских общественных деятелей. На средства общества больной организует в Москве ряд столовых для детей, развивает в этом направлении крайне энергичную деятельность и в 1919 году отправляется на Украину для покупки сахара для этих столовых. Купив сахар и привезя его после целого ряда затруднений в Москву, больной узнает, что согласно общим порядкам сахар его подлежит реквизиции и, таким образом, не попадает в детские столовые. Тогда больной продает сахар по спекулятивным ценам и с вырученными деньгами отправляется в Екатеринбург для организации там продовольственной помощи детям. В Екатеринбурге он получает извещение из потустороннего мира об ожидающей его в скором времени крупной неприятности, предполагая, что неприятность эта имеет связь с совершенной им продажей сахара, больной, желая возможно скорее изжить эту тяжелую полосу жизни, идет и сам на себя доносит в местную ЧК, представляя при этом оставшиеся деньги и точный отчет об истраченных суммах. Дело принимает серьезный оборот, больного арестовывают, чуть не расстреливают. но, в конце концов, приговаривают к 20-летней каторге и пересылают в Москву. В Москве в тюрьме больной своим необычным поведением (гадание по рукам, экстатическое состояние и пр.) обращает на себя внимание окружающих и в конце концов попадает, впервые в жизни, под наблюдение психиатров. У него диагносцируют параною и освобождают от наказания.

Для наблюдения больной был помещен в Психиатрическую клинику.

Во все время пребывания в клинике больной хорошо настроен, бодр, очень общителен. Больным себя не считает, относясь со снисходительным сожалением ко всем, не разделяющим его бредовых идей. Свой бред высказывает с непоколебимой уверенностью, говорит о своих исключительных способностях, о том, что ему «доступно познание всех вещей»: на этом основании больной совершенно не читает, так как «наперед знает, что в книгах написано». Галлюцинирует — «общается с высшем существом и с душами умерших». Во время галлюцинаций впадает «в особое возвышенное и необыкновенно приятное, недоступное другим» экстатическое состояние. Совершенно уверенный в загробной жизни и в гол, что «земное существование есть только временный этап», предлагает врачу «свое тело для производства над ним с научными целями вивисекции».

По выписке из клиники больной в течение долгого времени ничем себя особенно не проявлял, но весной 1922 года был арестован ГПУ по обвинению его в мошенническом ведении дел какой-то, вновь созданной им, полукоммерческой полублаготворительной организации. На допросе выяснилось, что он уже находился под наблюдением психиатров и был признан душевно-больным. На этом основании больной был препровожден в Институт Судебно — Психиатрической Экспертизы, откуда бежал. С тех пор о судьбе больного ничего неизвестно.

Органических симптомов со стороны нервной системы не наблюдалось; соматически здоров.

Сличай II. Больной Е., 23 лет, сын врача, военно-служащий, окончил среднее учебное заведение и некоторое время был студентом физико-математического факультета.

Со стороны наследственности — ряд психопатов с материнской стороны, фантастические лгуны и истерички в 3-х поколениях. Отец—умеренный алкоголик. Брат по отцу — шизофреник.

Развитие опаздывало, больной поздно начал ходить и говорить; позднее прорезывание зубов. До 8 лет говорил непонятно для посторонних. До 3 лет крайне вял, а дальше — живой ребенок без моральных дефектов, но психопатически лабильный: пугливый, мало сообщительный. Учился средне. Способности дисгармоничные. В период pubertatis считал, что родные плохо к нему относятся. Лет с 16, наоборот, экспансивен, а на 17 году в выпускном классе он уже центр кружка товарищей — староста, делегат, и, наконец, председатель Всероссийского съезда учащихся. Усваивает взгляды анархистов-индивидуалистов, соответственно, как он выражается, своему «анархическому характеру». Однако, об анархических теориях имеет слабое понятие. Отец считает больного недалеким, без интересов, но очень добрым. Товарищи любят его. С 19 лет и по сие время — воинская повинность, служит в военно-топографическом управлении. По службе успевает, ловок на поручения, произведен в коменданты учреждения. В частной жизни умеет устраиваться, вовремя спекульнуть брильянтами, не стоит родным ни копейки. Всегда в хорошем настроении, себя переоценивает, мало читает, считая, что «своя голова лучше», считает, что способен на многое — ему все удается.

Весной 1921 года во главе юных товарищей-сослуживцев совершает вооруженную выемку 60 миллионов рублей из кассы колхоза, причем часть денег идет якобы, на поддержку бедных, чем и оправдывается преступление. Арестован через месяц по случайному доносу 18-летней проститутки, его новой случайной знакомой, которой он сам разболтал, приглашая ее в их организацию, имевшую целью дальнейшие экспроприации. Девушка эта показалась ему «жертвой общественного темперамента», он звал ее «к лучшей жизни» и дал ей на руки 2 миллиона рублей, истратив, кроме того, в ее обществе около миллиона.

В тюремном заключении обнаружилось бредовое отношение к преступлениям — экспертиза и больничное испытание вскрыли систему идей величия, развивающуюся около 4 лет и значительно подвинувшуюся и оформившуюся в тюрьме. Около года существуют, чаще ночные, видения и экстазы. Бредовые идеи вкратце таковы: он человек совершенно исключительных дарований, великий изобретатель, открывший по поводу своей способности влиять на людей лично и гипнозом на расстоянии новый закон «весомости мысли». Далее он установил существование «невидимого эфирного субстрата» в человеческой природе и, таким образом, окончательно доказал вечность и бессмертность человека. Смерть — переход в состояние невидимости. Христианство в сравнении с его миссией — только намек и предчувствие. Люди примут его учение о «бессмертии невидимого состояния» и станут переходить в это состояние, т.е. на обычном языке кончать жизнь самоубийством, чего, однако, не хочет сделать сам больной, имея в виду свою миссию опубликования печатного труда, доклады по крупным городам СССР. Сила влияния его так велика, что он мог бы стать «всемирным императором», если бы захотел. Хочет действовать убеждением, так как не признает насилия. Собирается спасти человечество от гибели после охлаждения солнца через 2 миллиона лет. Для этой цели толкует о плане электрификации земного шара, имея в виду создать из земли колоссальный источник электрической энергии, превратив земной шар в электромагнит, обмотав его проволокой.

Соматически больной во всех отношениях совершенно здоров.

По прекращении дела больной был выписан из клиники и в настоящее время, по имеющимся сведениям, чувствует себя великолепно, хорошо настроен, жив, бодр, энергично занимается спекуляциями и собирается продолжать университетское образование.

Случай III. Больной М., 39 лет, врач, по происхождению черногорец.

Со стороны наследственности отмечаются: психическое заболевание тетки. во стороны отца и эпилепсия у брата больного. Отмечается очень большая продолжительность жизни в роду больного.

Развивался нормально. Учился хорошо. По характеру с ранних лет очень энергичен, самостоятелен, живо на все реагирует, неуклонно проводит в жизнь то, что считает необходимым для себя и окружающих. Отмечается неуживчивость, стремление к перемене мест и приключений. Настроение всегда великолепное, жизнерадостен, раздражителен.

Вся жизнь больного, до последнего времени представляет собой ряд приключений и конфликтов с окружающими. Это является следствием его миросозерцания, фанатически проводимого им в жизни. Больной очень заинтересован возможно более широким распространением своих идей, совершенно не считаясь при этом с окружающей обстановкой.

Миросозерцание больного в общем таково. Он — коммунист, сторонник прогресса и враг рутины во всех областях жизни. Всех, с кем только приходится сталкиваться как в плоскости личных, так и служебных отношений, обвиняет в отсталости, косности и непригодности к тому роду деятельности, которую они избрали. Как врач, он стоит за все новое в медицине, для лечения болезней ищет совершенно оригинальных путей, основанных на более глубоком понимании природы вообще и природы человека, в частности. Практически методы лечения больного своеобразны и подчас рискованны. Бронхит, напр, лечится вдыханием любого размельченного в порошок вещества — известки, мела, просто земли и т. п. Предлагает также ряд реформ в области питания, считая, что число потребляемых для питания продуктов можно в значительной степени расширить – можно, например, есть траву, уголь, глину и т. п.

Убежденный материалист в области научных воззрений, больной свои научные взгляды передает в крайне сжатой, формальной и резонерской, по существу форме. Все его научные убеждения и методы подхода к изучению природы заключаются в слове «ортаметапаран»—сокращенное сочетание слов «орто», «мета», «пара», т. — е, объясняет больной, ко всему в мире у него «мета-подход», «пара-подход», и «орто-подход». Что все это обозначает, больной объясняет довольно сбивчиво, формально и резонерски. Смысл всех этих резонерствований заключается повидимому в том, что больной хочет систематизировать, объединить в одно целое и как бы сжать вое знания, доступные человеку.

Проводя фанатически в жизнь свои убеждения и пользуясь каждым удобным случаем для их распространения, больной находится в постоянном конфликте с окружающими, нигде не уживается и, естественно, во всех видит или отсталых жалких людей, или даже врагов.

Несмотря ни на что, больной чувствует себя всегда великолепно, хорошо настроен, предприимчив и ни перед чем не останавливается для проведения в жизнь своих абсурдных идей.

В жизни практичен, занимал ряд ответственных постов по своей специальности, был главным врачом в госпиталях, заведовал санитарной частью корпусе в армии. Будучи коммунистом, выполнял ответственные партийные поручения. Соматически вполне здоров.

Случай IV Больной В—р, 39 лет, зубной врач, женат, имеет 1 ребенка. Отмечается некоторое отягощение наследственности с материнской стороны— дядя алкоголик, человек со странностями.

Развивался нормально, учился хорошо С детства проявлял большой интерес к естественным наукам — занимался собиранием коллекций, чтением и т. д. С детства по характеру крайне решителен, настойчив и непреклонен в исполнении своих желаний. В обращении с окружающими мягок, очень принципиален, но вообще, благодаря своим фанатически проводимым в жизнь убеждениям, несколько, по выражению жены, «шероховат». Благодаря своеобразному складу психики больной в молодости имел постоянные столкновения с отцом, при чем поведение его в таких случаях было настолько странным, что отец обращался за советами к психиатрам.

Никаких грубых изменений со стороны психики у больного не отмечается, вполне доступен и охотно разговаривает с врачами, подчеркивая в разговоре свое духовное превосходств и иронизируя по поводу помещения его в клинику на испытание. Больным себя не считает. Рассказывая о своем миросозерцании, развивает картину стойкого, систематизированного бреда, проникнутою ясно выраженным резонерством. Миросозерцание больного, по его словам, начало формироваться лет с 14 —15, уже с этого времени он отмечает в себе особенности, не свойственные другим людям. По убеждениям он — «анархист и в то же время спиритуалист». В основе всего, по мнению больного, лежит духовное начало. Кроме того, путем параллельного изучения евангелия и естественных наук он пришел к ряду положений и открытий, примиряющих науку с религией и позволяющих больному «использовать в практическом отношении некоторые, скрытые для других, силы природы». Пользуясь этим, он, по его словам, может передавать мысли и внушать на расстоянии, общаться со сверхчувственным миром, лечить внушением и наложением рук и т. п. Весь бред внешне вполне логичен и тесно связан с личностью и поведением больного; он совершенно уверен в абсолютной истинности своих убеждений и совершенно не допускает критическою отношения к своей бредовой системе. Больной принимает живейшее участие в общественной жизни своего района, популярен в своем кругу, но, благодаря присущей ему прямолинейности и фанатизму, находится в постоянном конфликте с окружающими и властями. В клинику поступил для производства над ним экспертизы по предписанию Военно-Медицинской Комиссии.

Случай V. Больная Г, 46 лег, крестьянка, занимается домашним хозяйством; замужем . Со стороны наследственности — умеренный алкоголизм родителей и наклонность к алкоголизму братьев больной.

О раннем детстве сведений нет. 21-го года вышла замуж, имела 14 родов и 1 выкидыш.

С детства богомольна, ходила по монастырям, и «знает, что есть бесы». 12 лет самоучкой выучилась грамоте. С увлечением читала св. писание, производившее на нее громадное впечатление. Много с молодых лет думала на религиозные темы, 14 лет познакомилась с баптистами. После замужества под влиянием внешних обстоятельств — материальная необеспеченность, рождение детей и пр.—несколько отошла от занятии религией. В возрасте от 35 лет — усиление религиозною чувства, много молилась, постилась и боролась с грехами. Религиозные переживания не скрывала от окружающих. Около того же времени имела видение огненного креста, после чего у больной начинается целый ряд откровений религиозного характера.

Однажды, находясь в молитвенном состоянии, больная видела как «божия матерь сошла с иконы, на которую молилась больная, благословила ее и дала ей меч». В результате всего этого — сложная бредовая система с религиозным содержанием, особенно пышно развившаяся с началом революции, когда больная даже стала выступать на митингах. Больная была против современного духовенства, «поставленного дьяволом, а не богом», обвиняла его во грехах и особенно ненавидела патриарха Тихона. Больную осенил дух божий и предназначил ее к великой миссии обновить церковь христову на земле, на это благословила ее богородица, подавшая ей меч. В результате — покушение на убийство патриарха Тихона, арест и помещение на испытание в Психиатрическую клинику.

Бред стойкий, непоколебимый. Сознание собственной правоты и отрицание болезни. Держит себя смирно, но с достоинством.

Случай VI. Больной П., 24 лет, окончил реальное училище, холост, занимается живописью и оккультизмом.

Со стороны наследственности обращает на себя внимание прадед и тетка со стороны матери. Прадед слыл за чудака, вел странный образ жизни и якобы обладал способностью ясновиденья. Тетка отличалась некоторыми странностями характера и окончила жизнь самоубийством.

Вольной родился в срок, в развитии не отставал, но развивался, как говорят родные, «волнообразно», т.е. 5-ти лет, например, знал всю азбуку, но вскоре всю ее позабыл, так что лет 7-ми пришлось изучать ее сызнова. В среднем учебной заведении учился хорошо — окончил одним из первых. Лет с 12 — 13 занимался живописью и пишет стихи. После окончания реального училища больной переменил массу профессий и занятий. Был художником (выставлял свои картины на выставках), писал и издавал стихи, был студентом историко-филологического факультета и Коммерческого Института, учился в театральной студии, был корректором в газете, корреспондентом, актером, режиссером, заведующим театральными постановками в войсковых частях и в последнее время, главным образом, занимался оккультизмом, считая это главным своим призванием.

По словам больного, он с раннего возраста имел пристрастие ко всякого рода «таинственным явлениям в природе», а 16 лет, побывав у хироманта, решил серьезно посвятить себя занятиям оккультными науками. Прочтя предварительно массу книг по этому вопросу, начал «совершенствовать себя через науку дыхания но методу индийских йогов». Параллельно изучал магнетизм и гипнотизм, писал по оккультным вопросам статьи в газетах. В результате у больного сложилась собственная оккультная теория, а на себя он стал смотреть, как на своего рода учителя, долженствующего своим учением перевернуть всю науку и жизнь человечества. По мнению больного, оккультизмом достигается «укрощение и упрочнение (от слова прочный) всех занятий, которые мы достигаем научным путем и которые, благодаря применению оккультизма, будут даваться сами собой». «Так, например,— говорит больной, —где медику приходится тратить много лет на изучение симптомов какой-нибудь сложной болезни, оккультисту достаточно возложить руки на голову больного, чтобы сразу уяснить всю сущность болезни». Такого рода лечебные мероприятия удавались, якобы, и больному. Он лечил своего дядюшку, «лежавшего без ног, благодаря застарелому ревматизму, онанизму и лени». Лечил «магнетизмом»: магнетизировал самого дядюшку, его одежду, пищу и чередовал магнетические клизмы с магнетическим закрепляющим. Неудачный исход—-смерть дяди, нимало не поколебал уверенности больного в своем лечебном методе. Впрочем лечебная деятельность больного носит более или менее случайный характер, а главным образом, он интересуется оккультными науками и спиритизмом. Для занятий спиритизмом выискивает медиумов среди своих знакомых—преимущественно женщин. С одним из таких медиумов, начинающей актрисой, открыл прием желающих узнать свое будущее, чем и обратил на себя внимание властей, решивших подвергнуть больного экспертизе. Придавая громадное значение своим занятиям оккультизмом и считая себя человеком выдающихся способностей как вообще, так и в оккультной области, собирается в будущем «придать оккультизму государственное значение». С этой целью больной представил в соответствующие инстанции подробный доклад, в котором советует правительству открыть «Центральный институт по оккультным наукам», который будет ведать устройством школ на оккультных принципах, оккультных лечебниц и прочих учреждений, основанных на самом широком применении оккультизма.

Вольной несколько суетлив, эйфоричен; в поведении и костюме отмечается некоторый уклон к оригинальничанию. Вполне доступен, абсолютно уверен в своем превосходстве и непогрешимости своего миросозерцания. Обращает на себя внимание резкое понижение критики по отношению и содержанию бреда и общая наивность суждений.

Последнее время больной служил преподавателем рисования в доме для дефективных детей. На сослуживцев производил впечатление человека весьма недалекого, с громадным самомнением, бестактного, плохо ориентирующегося в обстановке.

По более поздним сведениям выяснилось, что больной хорошо ориентируется в практической жизни и успешно ведет коммерческое дело, доставшееся ему после смерти отца.

Случай VII. Больной К., 47 лет, чернорабочий, образование низшее, женат. Ничего патологического со стороны наследственности не отмечается.

Вольной уроженец Костромской губ. Лет с 19 переехал из деревни в город и стал работать по найму, причем часто менял места службы. Работал на винном складе, землекопом при постройке железной дороги и т. п. Во время работы на винном складе сильно пил.

30-ти лет больной познакомился с каким-то стариком, выдававшим себя за пророка. Старик этот передал больному свое учение и имел громадное влияние на всю его последующую жизнь. После этого старик вскоре умер, а больной считая себя его единственным и прямым наследником, решил себя посвятить распространению его учения. Учение его вкратце таково: сам больной—пророк и призван богом восстановить на земле правду и справедливость путем борьбы со всякого рода темными силами, распространяющими лжеучения, в том числе и «с попами и богачами». Свое учение больной проповедует, не прямо объясняя его слушателям, а путем изобретенных им символических таблиц, фигур и знаков, которые он объясняет, сопровождая свои объяснения равного рода прибаутками и облекая их стихотворную форму. Все это учение символически изображено на скрижалях, кубах и прочих предметах, которые больной делает из стекла и разноцветной бумаги. Первое произведение этого рода—«Скрижаль» — представляет собой железный лист около 1/3 аршина высоты и 1 аршина длины с наклеенным на нее листом белой бумаги, на которой наклеены сочиненные больным тексты, составленные из букв, вырезанных из разноцветной бумаги. Сверху все это покрыто толстым зеркальным стеклом. Эту Скрижаль больной принес на себе из Костромы и, придя в Москву, влез на памятник Пушкина и, выставив «Скрижаль», стал говорить проповедь. Вольного арестовали, препроводили в ГПУ, «Скрижаль» отобрали, а самого его отправили на испытание в Психиатрическую клинику. В клинике он был признан душевно-больным и вскоре, как не представляющий опасности для общества, отправлен на родину. Через несколько месяцев больной снова явился в Москву для проповеди, принеся с собой новое произведение: «Живую книгу». Книга эта сооружена по тому же принципу, как и «Скрижаль» (тексты и символические орнаменты), и покрыта стеклом; все это заключено в два футляра, также облицованные стеклом и покрытые разного рода текстами и украшениями. Из Костромы в Москву больной шел пешком, неся с собой кроме «книги», лом, лопату, кирку и топор — символы его миссии: выламывать и вырубать человеческие заблуждения.

По дороге он заходил в церкви и монастыри, проповедовал, спорил на религиозные темы, при чем не обходилось без столкновения с милицией. Побыв некоторое время в Москве, больной продал после долгих уговоров «Живую книгу» в Музей Психиатрической клиники и отправился домой. Летом 1923 года больной в третий раз явился в Москву, с одной стороны, чтобы подработать на постройке сельскохозяйственной выставки, а с другой стороны, проповедовать свое учение. На этот раз он принес с собой «Шестигран» — большой покрытый надписями из разноцветной бумаги и облицованный стеклом шестигранник, который в свою очередь вкладывается в покрытый узорами и надписями трехгранник. Зимой 1924 г., узнав о смерти Ленина, больной, связав каким-то образом это событие со своими бредовыми идеями, отправился пешком из Костромы в Москву, волоча за собой сани с поклажей весом не менее трех пудов. В поклажу входил «Памятник Ленину» — черный крест, на поперечной палке которого висят две полоски с текстами и «жезл»—стеклянная трубка около 1,5 арш. длиной и 1 верш. в диаметре, в которую плотно вкладывается деревянная палка, сплошь покрытая текстами, извивающимися в виде спирали. Больной присутствовал на похоронах Ленина, занимался проповедью и недели через две уехал домой, с тем, чтобы летом 1924 г. снова появиться в Москве. В последний раз больной принес с собой «митру», «меч» и «коричневого железного крокодила»—изделия в обычном его стиле. Пробыв некоторое время в Москве, он отправился пешком в Ленинград.

Больной вполне сознателен, крайне доступен, доверчив, с большой охотой рассказывает о своем учении и показывает свои произведения. Вольной крайне оживлен, аффективен, всегда в великолепном настроении, говорит очень быстро и в рифму. Все разговоры старается свести к интересующей его теме — проповеди своего учения. Говоря про себя, облекает свою личность некоторою таинственностью, намекая на то. что он архангел Михаил. Произведения больного («Живая книга», «Скрижаль», «Шестигран» и пр.) все крайне оригинальны и сделаны с большим художественным вкусом и великолепно подобранными красками.

Соматически здоров, органические симптомы со стороны нервной системы отсутствуют.

Случай VIII. Больной В — ф. 41 года, землемер, холост, происходит из бедной еврейской семьи.

Со стороны наследственности отмечается общая нервная слабость семьи больного. Отец религиозный до фанатизма, тяжелый, неуравновешенный по характеру человек. Мать после рождения больного перенесла психическое заболевание. Брат вообще слабый и недоразвитой, в продолжение 6 месяцев болел психически. Дядя со стороны отца умер от туберкулеза, а тетка по матери страдала диабетом и перенесла несколько приступов циркулярного психоза.

Вольной в детстве несколько отставал в развитии, физически был слаб, хил, страдал рахитом. Учился плохо, был крайне впечатлителен, слабохарактерен, застенчив и легко поддавался чужому влиянию, чуждался товарищей и был до смешного доверчив. По окончании землемерного училища участвовал в войне с Японией и 1/2 года пробыл в плену. По возвращении из плена, не устроившись на службу, эмигрировал в Америку. Перед самой Европейской войной вернулся в Россию, был на фронте и в конце концов попал в плен, из которого вернулся в 1919 году.

Больной давно уже занимается религиозными вопросами и изучает библию. За последнее время, особенно за годы, проведенные в плену, у больного образовалась стойкая бредовая система, основанная на сознании собственной исключительности и избранничества перед богом. Развивая свои бредовые идеи, больной пришел к выводу, что на него «возложена миссия приблизить большевиков к богу для взаимной выгоды». Осуществить это больной собирается толкованием текстов св. писания, в которых он, благодаря своим исключительным способностям, может находить особый, скрытый смысл и указания, кои в том или ином случае должны послужить руководством для советской власти. Приехав с этой целью в Москву, больной обратился к властям с предложением своих услуг и в конце концов был направлен на лечение в Психиатрическую клинику.

Вольной вполне доступен, охотно вступает в разговор с врачом и окружающими, эмоционально жив. Поступив в клинику, просит дать ему отдельную комнату, где бы он мог «заниматься», т.е. гадать по библии. Уверенный в своей исключительности, больной приводит ряд случаев из своей жизни, с несомненностью, по его мнению, доказывающих, что он «не такой, как все». Эти рассказы проникнуты большой долей резонерства и подтасовок, имеют крайне наивный характер. «Примеры моей единственности следующие,—говорит больной,—13—15 лет, будучи в еврейской школе (хейдере), в то время, как все мальчики сидели спокойно и занимались, я начинал шалить и заставлял учителя прибегать к физическому воздействию, и так изо дня в день». «За все время существования землемерно-таксаторских классов был единственным учеником, оставшимся на второй год в первом классе…». Единственный ученик, который, по окончании училища пропустил срок подачи прошения на вольноопределяющегося 1-го разряда и потому служивший два года вместо одного и т. д. Имя больного — Лазарь (по еврейски Елеазар, что в переводе значит— «бог на помощь») еще более укрепило больного в том, что ему суждено выполнить какую-то миссию. Все эти факты и соображения, заставив больного обратить особое внимание на собственную личность и послужили основой для образования систематизированного бреда величия. Вред больного совершенно не поддается разубеждению.

В отделении больной весьма общителен, много читает, пишет и всячески старается распространять свои бредовые идеи среди персонала и больных. Настроение ровное, несколько приподнятое.

Патологических изменений со стороны внутренних органов и нервной системы не обнаружено.

Случай IX. Больной В — в, 28 лет, военнослужащий, бывший офицер, происходит из психопатической семьи. Особенно отягощенная наследственность со стороны матери. Мать крайне суеверная, нервная женщина. Дядя и тетка со стороны матери — душевно-больные. Бабка—человек со странностями, суеверна, истерична. Врат и сестра больного — люди с психопатическими характерами.

Больной в развитии отставал, учился плохо, имел плохую память, но всегда был крайне самолюбив и настойчив. По характеру с детства до резкости правдив, добр, заботлив по отношению к близким и несколько, по выражению родных, «вообще чудаковат». Характерна для больного необыкновенная склонность к фантазированию. Крайне впечатлительный и увлекающийся, переходит в жизни от одного увлечения к другому. С детства склонен к суеверию, всему сверхъестественному и таинственному.

Тотчас, по окончании гимназии, попал на фронт, где под влиянием обстановки перенес легкий приступ психического заболевания реактивного характера. На фронте одно время служил в контрразведке, в связи с чем у него возникли фантастические планы сделаться знаменитым сыщиком, совершить баснословные подвиги и т. п. По возвращении с фронта, продолжал службу в Красной Армии. К своим обязанностям относился всегда очень добросовестно и был на хорошем счету. Последние 2—3 года много занимался оккультизмом и религиозными вопросами. Находил в своем характере много общих черт с пророками и «вообще с людьми, владеющими исключительной духовной силой», которую больной и стремился развить в себе путем целого ряда упражнений. С течением времени, ограничив свои интересы кругом фантастических идей и мистических переживаний, он стал на практике применять свои способности — пытался лечить гипнозом, влиять на расстоянии и т. д. Пережив за последнее время целый ряд неприятностей в личной жизни (разрыв с женой и т. п.) и почувствовав себя, как он выражается, «сильно развинченным», больной решил обратиться к специалистам.

Вольной вполне доступен, жив эмоциально, общителен, хорошо настроен, неправильностей в поведении не отмечается. Охотно разговаривает с врачей о своих переживаниях. Из расспросов больного выясняется, что его внутренний мир, наполненный фантастическими переживаниями, плохо и, во всяком случае, односторонне корригируемыми разумом, служит канвой для развития пышной, внешне логичной бредовой системы. Вольной отстаивает свой бред с повышенной аффектацией и подкрепляет свои доводы массой резонерских рассуждений, по словам больного, он человек «во всяком случае исключительный», что неоспоримо подтверждается «откровениями, полученными от бога, в виде огненного цветка лотоса», «голосом Вечности», который он неоднократно слышал, и «совершенно экстатическим состоянием», во время которого он, как думает, «общается с богом».

Исходя из всего сказанного, больной полагает, что в будущем ему суждена роль проповедника, пророка, а быть может, даже Мессии, который распространит в мире учение «высшего эгоизма». Объяснить точнее, что он понимает под учением «высшего эгоизма», больной отказывается, так как время еще не наступило и умы людей не достаточно подготовлены для восприятия нового учения. Осанка и мимика больного полны сознания собственного достоинства и важности откровений, которыми он обладает, проникнуты своеобразной горделивостью и добродушным снисхождением по отношению к окружающим.

Жалобы больного сводятся в общем к частным, но неглубоким колебаниям настроения и общей нервности.

За все время пребывания в клинике поведение больного было вполне правильным и в своих основных чертах оставалось неизменным. Общий фон настроения несколько повышенный с редкими и кратковременными фазами легкой депрессии.

Случай X. Больной М—н, русский, холостой, по профессии монтер, живет постоянно в Нижегородской губернии.

Со стороны наследственности отмечается алкоголизм отца и психопатические конституции некоторых родственников как по отцовской, так и по материнской линиям.

Развивался больной нормально. В детстве — тяжелая травма головы. Способности средние — в школе учился плохо. С раннего возраста имеет большую склонность к технике и в частности к авиации. С 14—15 лет старается применять свои технические способности на практике, проводя, например, электрические установки и строя модели машин и летательных аппаратов.

По характеру — упрям, подозрителен, неуживчив, склонен к самокритике. Общий фон настроения тревожно — пониженный.

Служил механиком в авиационных войсках.

Больной вполне доступен, охотно разговаривает с врачем, неправильности в поведении не отмечается. В клинику поступил по собственной инициативе, чтобы «выяснить состояние своего психического здоровья, в котором сомневался, так как ему кажется, что он должен совершить какое-то ужасное преступление, связанное с занятием авиацией».

Рассказывая про себя, сообщает, что, занимаясь авиацией, якобы сделал в этой области ряд важных открытий и изобретений, но, по разным причинам, главным образом, вследствие происков недоброжелателей и завистников, всем этим изобретениям не давали хода. Вообще, по словам больного, окружающие относятся к нему неважно. Из-за плохого отношения начальства и товарищей приходится постоянно менять службу, переводиться с места на место и становиться в натянутые отношения с окружающими. Причина такого отношения несомненно, как думает больной, зависть, которую он, как способный человек и изобретатель, вызывает у своих сослуживцев.

Кроме того, больной рассказывает, что с детства обладает способностью «подсознательного мышления» и видит «вещие сны», из которых, между прочим, и узнает о том, что суждено совершить какое-то преступление.

Все бредовые построения больного внешне логичны, тесно связаны с его личностью и совершенно не поддаются критике.

Случай XI. Больной О., 26 лет, еврей, холост, по профессии обойщик, последние годы живет в Москве.

Со стороны наследственности никаких патологических особенностей не отмечается.

В детстве развивался нормально, учился плохо. С раннего возраста—ряд неудач, создавших в конце концов общий фон неудовлетворенности и неустроенности в жизни, следствием чего является хронически тревожное и слегка депрессивное настроение больного. Отмечаются крайне повышенное чувство личности, чувствительность к обидам и плохому отношению, и на этой почве постоянные конфликты с родными и вообще людьми, так или иначе соприкасающимися с больным.

По характеру мягок, мечтателен, обидчив, склонен подозревать окружающих в недоброжелательном к себе отношении, имеет большую наклонность к перемене мест и до последнего времени, благодаря особенностям своего характера, не в состоянии найти определенного места в жизни. В продолжении последних лет у больного отмечается повышенный интерес к своему здоровью, и ряд ипохондрических идей, заставляющих его обратиться за советом в терапевтическую клинику, откуда он и был направлен в Психиатрическую клинику.

Больной вполне ориентирован, доступен, поведение правильное, охотно общается с окружающими и врачем. Настроение понижено. Высказывает ряд жалоб ипохондрического характера. Кроме того, выясняется, что, кроме упомянутых жалоб, у больного имеется более или менее стройная бредовая система величия. В основе бреда лежит сознание собственной исключительности и уверенность в том, что он, якобы, обладает какой-то «особой исключительной силой, позволяющей ему сверхчувственным способом влиять на людей». Это качество он открыл в себе случайно во время пребывания в каком-то госпитале; с этого времени больного мучают эти особенности, но в то же время он культивирует и применяет, якобы, с успехом эту «внутреннюю силу» в практической жизни — пока, главным образом, для лечения больных. Метод терапевтического воздействия, которое он применяет, заключается, по словам больного, «в особого рода внушениях и соединениях его души с душой пациента». Развивая «внутреннюю силу», больной заметил, что может влиять на расстоянии и даже, как будто, читать чужие мысли.

Вольной стойко держится своего бреда и абсолютно не принимает возражений.

Случай XII. Больная П., 51 год, девица, кончила городское училище, живет на средства родных.

Со стороны наследственности — алкоголизм отца и туберкулез матери. Сестра больной страдает шизофренией.

Раннее развитие нормально. В детстве по характеру капризна, эгоистична и упряма. По неуспешности не могла окончить среднего образования. В молодости по характеру была живой, веселой, любила общество, развлечения, всем интересовалась, много читала. В общих чертах характер больной остался без изменений и по настоящее время. Настроение всегда бодрое и довольно ровное — резких колебаний не отмечается.

В рассказе больной о своей жизни чувствуется большая самоуверенность и переоценка своих положительных качеств, переходящая порой в своего рода самолюбование. «С 16 лет имела колоссальный успех у мужчин, многие добивались руки, но безуспешно, а двое даже покончили с собой». Замуж больная не вышла, так как «не встретила никого достойного на ней жениться». Кроме того, от этого шага останавливали резонерские рассуждения такого рода: «выйду замуж —будут дети; дети могут заболеть какой-нибудь заразной болезнью и нельзя будет навещать родных», которых она очень любит. В разговоре очень подчеркивает заботливое отношение к младшим братьям и сестрам.

Основной задачей своей жизни больная считает «помощь страждущим и неимущим», которая заключается в оказании всякого рода помощи больным, бездомным детям, старикам и проч. Принимая живейшее участие в судьбе своих питомцев, больная устраивает их в школы, приюты, богадельни и другие подобного рода заведения, при чем, пристроив их куда-нибудь, продолжает следить за их судьбой и в учреждении. На этой почве—постоянные конфликты с администрацией учреждений, во внутренние распорядки которых больная позволяет себе вмешиваться самым бесцеремонным образом, так как «везде и всегда ищет правду и восстанавливает справедливость». Из подобного рода конфликтов больная, по ее словам, всегда выходит победительницей.

Вообще вся жизнь больной представляет собой цепь столкновений, интриг, недоразумений и судебных процессов с людьми самых разнообразных рангов и положений. Где бы она ни жила и с кем бы не имела дела, вокруг нее роковым образом сгущается атмосфера и происходят скандалы. Больной все время кажется, что к ней несправедливо относятся, что попирают ее права, обижают и «сочиняют грязные сплетни». Она объясняет это «подлостью и ненавистью людей» и желанием «насолить ей, как человеку, стоящему на голову выше окружающих в моральном отношении», каковым она себя считает, и к тому же она — человек слабый и беззащитный, которого «обижают все, кому не лень». Свои жалобы больная иллюстрирует рассказом о целом ряде случаев, происходивших у нее в самые разнообразные моменты ее жизни.

По словам людей, имевших с ней дела, больная— человек совершенно невыносимый в общежитии: она постоянно вмешивается в чужие дела, поучает, резонерствует, полна сознания собственной непогрешимости, всюду сплетничает и заводит сложные интриги. Все это делается по словам больной, с целью «поучения и восстановления справедливости».

Больная вполне сознательна, с подробностями и большим эмоциональным подъемом рассказывает о своих злоключениях и вполне уверена в своем превосходстве и непогрешимости.

Случай XIII. Больной С., 42 дет, столяр, образование низшее, женат. Со стороны наследственности отмечается неуравновешенный характер обоих родителей и алкоголизм отца. Сестра умерла душевно-больной в возрасте 60 лет. Раннее развитие нормально. Учился хорошо. По окончании учения в сельской школе был отдан в учение сапожнику, при чем обнаружил наклонность к побегам и перемене мест. 19 лет женился, но семейная жизнь сложилась неудачно, и больной, бросив жену, отправился на заработки к соседним помещикам. Перед уходом из дома ряд столкновений с отцом на почве грандиозных планов «механизации отцовского хозяйства» — уговаривал отца накупить дорогостоящих машин, внести усовершенствования в его хозяйство и т. и. Отец не пошел на планы больного, и в результате — бред преследования по отношению к отцу. На работах у помещиков был неуживчив, замкнут, очень подозрителен,—казалось, что окружающие имеют в душе что то против больного, а, временами, даже открыто его преследуют. В 1906 году под влиянием пережитых событий «сделался революционером», пытался вести агитацию среди крестьян, при «каждом удобном случае просвещал народ». После ряда столкновений с администрацией и вообще с людьми, с которыми приходилось иметь дело, снова отправляется в Москву. Из Москвы идет в Тульскую губернию, поступает на место, но, прослужив короткое время, ссорится с хозяином и возвращается в Москву, откуда в самом непродолжительном времени высылается за участие в какой-то забастовке. После этого начинается калейдоскопическая смена мест и занятий— работал на заводах, в мастерских, у частных лиц, занимался очень усердно пропагандой и т. п. За свою революционную деятельность был на замечании у полиции, подвергался арестам и вообще вел крайне беспокойную жизнь. К начавшейся в 1914 году Мировой войне относился крайне отрицательно и, пользуясь всяким удобным случаем, вел против нее пропаганду. Во время войны служил одно время в Московском Художественном театре, причем пришел к заключению, что может сделаться «королем актеров», так как «обладает голосом, не хуже Шаляпина». Вскоре больной попадает на военную службу. На военной службе деятельно занимается антимилитаристской пропагандой, арестовывается и спасается от суда, бежав из тюрьмы. До февральской революции больной живет на нелегальном положении частью в Москве, частью в деревне, но при временном правительстве добровольно является к воинскому начальнику и зачисляется на военную службу. Будучи зачислен в полк, тотчас же принялся «искоренять саботаж и преследовать хищения», обращая особое внимание на хозяйственную часть полка. К октябрьскому перевороту относится очень сочувственно. Весной 1918 г. больной был демобилизован и поступил на службу в жел—дорож мастерские, где сразу же стал «проводить во всей полноте принципы советской власти». В результате — ряд столкновений с администрацией и товарищами, и больному пришлось уйти со службы и уехать в деревню. В деревне больной стал замечать, что в целом ряде местных общественных учреждений «что-то неладно и вообще масса беспорядков». В продовольственной лавке, в исполкоме и в других учреждениях — всюду больной находил массу злоупотреблений. Он начал следить за этими учреждениями, вмешиваться в их работу хотя не имел на то никакого права, и в конце концов, «собрав материал», обратился в Уездный Совет с предложением своих услуг по раскрытию этих преступлений. За это время, благодаря деятельности больного, у него крайне обострились отношения с односельчанами. Ему стало казаться, что все за ним следят, хотят «подставить ножку», может быть даже убить его и т.п. Чтобы оградить себя от этого, он с удвоенной энергией принялся за доносы и «искоренение саботажа». В результате всех этих доносов и расследований в деревне был произведен ряд обысков, но и односельчане, озлобленные против больного, донесли на него, что он фабрикует контрабандным способом масло (что в тe времена строго преследовалось); больной был арестован и в конце концов попал на испытание в Психиатрическую клинику.

Вольной вполне сознателен, доступен, к разговору с врачем относится с крайней подозрительностью. Считает себя здоровым, но нервно-переутомленным человеком. Помещение свое в Психиатрическую клинику считает последствием «рокового недоразумения и происков врагов». Больной характеризует себя, как человека «свободолюбивого, не подчиняющегося принципиально никаким властям и потому постоянно гонимого. Его преследуют все и даже родной отец хитро подъезжал к нему с расспросами с целью выдать его властям за участие в партийной работе». О своих политических убеждениях говорит крайне сбивчиво, часто впадает в противоречия. Считает себя человеком крайне одаренным по природе, великолепным техником. Рассказывает, что имеет в проекте массу усовершенствований и изобретений в области сельскохозяйственных машин. Свое отношение к людям оценивает, как «очень хорошее и доброжелательное», но в ответ встречает почему-то только одни насмешки и полное непонимание, вследствие чего считает себя человеком очень обиженным.

Память хорошая, галлюцинаций у больного но было. Аффективно жив, общителен, но крайне подозрителен.

Случай XIV. Больная С., 40 лет, низшая служащая в учреждении для дефективных детей, образование низшее, девица.

Со стороны наследственности ничего патологического, кроме довольно значительного алкоголизма отца, не отмечается.

Развиралась больная нормально, училась удовлетворительно, отношения с родными всегда были очень хорошие и внимательные По характеру всегда была несколько замкнута, большая домоседка, уживчива, всегда много читала. Никаких патологических особенностей характера в отношениях с близкими не проявлялось. После смерти родителей стала жить самостоятельно. Поступила на фабрику, прослужила там 10 лет и затем перешла на службу в приют для детей-эпилептиков.

Относительно деятельности больной на фабрике сведений не имеется. В приюте же больная сразу стала обращать на себя внимание своим поведением. Занимая скромное положение рассыльной, больная постоянно выходила за пределы своих обязанностей и вмешивалась не в свои дела. Приходя, например, по делу в какое-нибудь учреждение, больная так надоедала в этом учреждении своими разговорами, советами и сплетнями, что бывали случаи, когда просили посылать вместо нее кого-нибудь другого. Вследствие этого больную пришлось перевести на должность швейцара. На новой должности она продолжала вест себя по-прежнему, но тем не менее держала в чистоте порученное ей помещение и добросовестно исполняла свои профессиональные обязанности. Между тем отношения с сослуживцами продолжай обостряться. Вольная вмешивалась не в свои дела, со всеми ссорилась, спорила и всегда считала себя правой. Имела привычку ходить в отделения, где содержались дети, и была так назойлива, что под конец сестры милосердия стали выгонять ее из отделений. Позволяла себе делать воспитательницам разные указания кого, например, кого ей можно водить на прогулку, кого нельзя и т.п. Обвиняла сестер милосердия в краже продуктов, приносимых детям, говорила родителям, что нельзя отдавать продукты сестрам и т.п. Врачей обвиняла в продаже казенного имущества и медикаментов, завхоза подозревала в продаже мебели. На всех подозреваемых больная строчила доносы, вследствие чего в результате была даже назначена ревизия для проверки инвентаря учреждения.

С посторонними больная держала себя гак независимо и с таким достоинством, что часто ошибались относительно ее положения в учреждении. Сама же себя больная иногда называла экономкой. Разговаривая по телефону, вела разговор в таком тоне, что ее принимали за ответственное лицо в учреждении. Все это создавало вокруг больной крайне насыщенную атмосферу ссор и недоразумений. В конце концов, больную пришлось уволить, но увольняться она не пожелала и подала жалобу в Районный Совет. При разборе дела возник вопрос об ее душевном здоровье, и она была помещена на испытание в Психиатрическую клинику.

Больная вполне сознательна, доступна, общительна. Вольной себя не считает. Все происшедшие с ней недоразумения объясняет не дефектами своего характера и поведения, а плохим отношением к себе окружающих и преследованиями и происками сослуживцев. Крайне подозрительна по отношению к окружающим, склонна себя переоценивать и считает себя человеком исключительной честности.

Соматически здорова, органических симптомов со стороны нервной системы не наблюдается.

Переходя к клиническому разбору нашего материала, постараемся обрисовать тот психический фон, который, лежа в основе каждого отдельного случая, объединяют собою всю группу.

Надо отметить, что все пациенты под наблюдение психиатров попали более или менее случайно, главным образом, вследствие разного рода чисто внешних обстоятельств, приведших их в конце концов в Психиатрическую клинику. До этого их жизнь текла, невидимому, настолько гладко и все поведение их до такой степени не шло в разрез с общепринятыми нормами, что если даже они и считались в своем кругу людьми «несколько странными», «не совсем обыкновенными», то все же столкновение с психиатрией было для них делом далеко не обязательным.

Из этого сам собой напрашивается вывод, что в данном случае мы имеем дело с людьми настолько интеллектуально сохранившимися и обладающими до такой степени правильным поведением, что до известного времени они могли быть полноправными членами общества и только наблюдение специалистов обнаружило патологические особенности их психики и наличие бредовых идей.

Их бредовые идеи, различаясь в каждом отдельном случае как по интенсивности, так и по содержанию, имеют общее им всем свойство императивности и доминирующего положения в душевной жизни больных. Проникая, если можно так выразиться, в мельчайшие поры психики больных, бред подчиняет себе всю их душевную жизнь, заставляя то совершать преступления, то с упорством, достойным лучшего применения, проповедовать свое учение или пускаться в совершенно фантастические авантюры и вступать в конфликт с окружающей средой. Совершенно уверенный в правоте своих суждений, больной не терпит возражений и ничто не в состоянии поколебать установившейся бредовой системы.

Впрочем нельзя сказать, что параноический бред представляет собой нечто застывшее, не способное к дальнейшей эволюции. Начавшись в большинстве случаев в ранней молодости, бред параноика прогрессирует и развивается, и таким образом представляет собой продукт более или менее сложной умственной работы, сплошь и рядом не прекращающейся в течение всей жизни больного.

В основу бредовой идеи ложатся или явно нелепые предпосылки, или же своеобразное специфическое для параноика комбинирование и вольное толкование элементов действительности.

Абсурдность бредовых идей, маскируемая внешней стройностью и логичностью, совершенно ненаказуема для такого рода больных и, часто споря с параноиками на тему об его бредовых идеях, приходится удивляться большой доле остроумия и изобретательности, с которой он отстаивает свои нелепые убеждения.

Формально логичный бред параноика, по существу, лишен сколько-нибудь серьезного содержания. Больной, например, в продолжение часа и больше может толковать о «радио-людях», о «нуликах, лежащих в основе мироздания», изложит целую философскую систему, но в конце концов вся речь больного сведется к более или менее удачной фразеологии и фантастическому жонглированию плохо усвоенными ходовыми научными данными.

Совершенно бесполезно обращаться к параноику за разъяснениями по поводу, например, того, что такое «радио-люди» или «нулики» и т. п. В ответ собеседник услышит пространные объяснения, изобилующие всякого рода ссылками на научные авторитеты, примерами и плоскими аналогиями, или же будет обвинен в обскурантизме и отсталости в умственном развитии. Другими словами, больной обнаружит большую долю резонерства, которое является одною из основных черт параноической психики.

Нетрудно заметить, что собственное «я» больного стоит в центре его бредовых идей. Разговаривая с любым из наших пациентов, наталкиваешься на совершенно патологическую переоценку собственной личности. Один из них «открывает новую систему мироздания», другой «изобретает perpetuum mobile», третий — обладает даром ясновиденья, четвертый — «пользуясь свободой от научной схоластики, изобретает новый способ лечения уретрита» и т. д., и т. д. Такое центральное положение собственного «я» в развитии бредовых идей и служит, повидимому, причинным моментом для возникновения идей величия. Психологически вполне закономерно, что человек, обладающий какими-либо из ряда вон выходящими особенностями, склонен преувеличивать значение собственной личности.

Яркой и так сказать наглядной иллюстрацией основных черт параноического бреда — резонерства и эгоцентричности является произведение нашего больного, К — ва (случай VII), его «Живая книга» (описание ее смотри выше в истории болезни К — ва). Безукоризненная по внешности, даже с большими достоинствами в смысле орнаментальных украшений, сочетания красок и общей композиции «книга» эта крайне-бедна по содержанию и все, что в ней написано с такой внешней изобретательностью, можно свести к тому, что больной — пророк, проповедующий нелепо понятые и странно истолкованные всем известные евангельские истины. В сочетании букв и орнамента несколько раз повторяется изображение инициалов больного, показывающее, что он является центром всего учения, боговдохновенным пророком, которому суждено поведать это учение миру. Надо прибавить, что текст «книги» облечен в соответствующую развитию больного поэтическую форму. Одним словом, «Живая книга» служит хорошим примером параноического бреда: его основные черты — резонерства, внешней скрытности и центрального положения личности больного.

Такая переоценка собственной личности, с одной стороны, приводит к возникновению идей величия, подчас очень пышных, а с другой стороны, является базой для развития бреда преследования в разной, хотя бы зачаточной, степени свойственного всем нашим пациентам.

Будучи по натуре общительными и склонными делиться с окружающими содержанием своих бредовых идей, а часто действуя более агрессивно в этом направлении, параноики естественно сталкиваются или с индифферентностью, или с непониманием и враждебным отношением окружающих. Выдающиеся душевные качества больных остаются, за ничтожными исключениями, непризнанными, бредовые идеи встречают недоумение и насмешки, отношения с окружающей средой обостряются, а при более агрессивном поведении больных осложняются вмешательством властей и врачей-психиатров. Описанная ситуация, через которую проходило большинство параноиков, и служит, по нашему мнению, вполне реальной базой для возникновения стойких идей преследования.

Правда, бывают случаи, когда бред преследования, занимая доминирующее положение в картине болезни, порождает мысль о первичном возникновении этого симптома, но при детальном изучении личности больного, его бредовых идей и анамнеза всегда удается натолкнуться на вторичное происхождение идей преследования, основанных на преувеличении и далекой от действительной оценки собственной личности. Повидимому у тех наших пациентов, которые не обладали богатой фантазией и хорошо развитым интеллектом, бред величия как бы обрывается в своем развитии, а недоразумения и конфликты с окружающими заставляют их бредовое творчество вступить на путь продуцирования идей преследования.

Таким образом, по нашему мнению, бредовые идеи преследования, базирующиеся на переоценке собственной личности и вытекающих из этого последствиях, присущи в той или иной степени всем нашим больным и являются вторичным симптомом в картине болезни, хотя бывают случаи, когда бедность интеллекта и фантазии выдвигает идеи преследования на первый план.

Возникновение описанных бредовых идей предполагает наличие более или менее ограниченного интеллекта, не способного к высшей психической деятельности. Кругозор такого рода больных крайне сужен, интересы весьма ограниченные и находятся вполне под гнетом их бредовых идей. Такая интеллектуальная недоразвитость, сопровождающаяся слабостью критики и наивностью суждений, роднит психику параноика с психикой ребенка или скорее юноши.

Таким образом, психический облик наших пациентов, вполне и безраздельно подчиненный их бредовой системе, по мере длящегося годами развития бреда, принимает определенный, специфический характер личности, фанатически переданный какой-либо бредовой идее, подчиняющей себе все ее жизненные проявления.

Случайными и необязательными моментами в развитии бредовой системы являются всякого рода галлюцинаторные переживания и такие травматизирующие переживания, как тюремное заключение, тяжелые жизненные условия и т. п.

Галлюцинации, если таковые находят место в картине болезни по содержанию всегда бывают тесно связаны с бредом — больного, носят характер «откровений», просветлений, символических картин имеют самое близкое отношение к личности больного и сопровождаются особого рода экстатическими состояниями, весьма характерными для параноиков и некоторых даже случаях галлюцинации, занимая одно из главных мест в картине болезни, заставляют пациента хронически пребывать в состоянии какой-то экстатической оторванности от окружающей действительности.

В некоторых случаях (случай IX) нельзя было отделаться от впечатления, что больной сильно преувеличивает частоту галлюцинаций и их интенсивность, что вполне допустимо, при наличии богато развитой фантазии наших пациентов и наклонности к псевдореминисценциям.

Аффективная жизнь наших больных не представляет собой резких уклонении от нормы и находится в большой зависимости от содержания бреда. В виду того, что содержанием бредовых идей, как правило, являются мысли о собственной исключительности, ценности собственного «я» и, вообще говоря, содержание бредовых идей скорее тонизирует, чем угнетает душевную жизнь больных, то и настроение их бывает скорее повышенным, чем пониженным. Что касается нашего клинического материала, то нам почти не пришлось встречать параноика с общим депрессивным фоном настроения. Правда, бывали моменты сомнений и внутреннего разлада, вызывающие временное понижение настроения, но все же сознание исключительной полноценности собственного «я» заставляет наших пациентов пребывать в хронически приподнятом настроении. Психологически вполне понятно, что субъект, считающий себя исключительным человеком, будет всегда находиться в бодром, хорошем настроении. Таким образом, если и считать хронически повышенное настроение параноика за патологию, то симптом этот приходится считать вторичными находящимся в прямой зависимости от содержания его бредовых идей.

Со стороны волевой сферы нам не удалось на нашем материале уловить каких-нибудь специфических для данной болезненной формы уклонений от нормы. Так же как и аффект, волевая сфера больных, их поступки и поведение вполне подчинены основному ядру их психической жизни. Чуждые сомнений, бесконечно уверенные в своей правоте, они часто поражают стойкостью и прямолинейностью своего поведения.

Что касается до дифференциальной диагностики наших случаев, то при длительном наблюдении и наличии во многих случаях катамнестических сведений нам ни разу не пришлось сомневаться в правильности постановленной диагностики, отнести наших больных, не говоря уже о других формах, к группе шизофрении или маниакально-депрессивному психозу. Изучая психику наших пациентов во всем ее объеме, при всем желании представляется невозможным сроднить ее с психикой шизофреника. Все они настолько психически живы и подвижны, настолько эмотивны, так ярко — доступны и в такой мере способны на аффективный контакт с окружающими, что мысль о шизофрении отпадает сама собой. Да и вообще их психика представляется все же настолько ценной и понятной, что не может быть и речи о каком либо болезненном расщепляющем процессе. Кардинальный симптом параноика— его бред — по существу не имеет ничего общего с бредом шизофреника. Бред параноика не есть нечто наносное, чуждое субъекту, бред, находящийся в постоянной борьбе с остатками здоровья и, благодаря этому, проявляющийся в угловатом характере психики и странных поступках шизофреника. В наших случаях характер бреда совершенно иной — он слишком логически продуман и способен расширяться до целой системы жизни и миропонимания. В отличие от шизофреника, параноик спорит по поводу своих бредовых идей, защищает их, считаясь с возражениями. С другой стороны, представляется совершенно немыслимым включить данную картину болезни в рамки циркулярного психоза. Депрессивные, ипохондрические жалобы некоторых из наших больных еще недостаточны, чтобы почувствовать в них хронически угнетенных субъектов; формирующиеся же у других пациентов грандиозные идеи, конечно, не могут быть сведены на почву гипоманиакального состояния. Аффект параноиков, вообще говоря, находится, как нам уже приходилось указывать, в относительном равновесии. Некоторые больные, правда, приходят иногда в состояние, сопровождающееся некоторой раздражительностью и напоминающее маниакальное, но это бывает только в том случае, если так или иначе затрагивается бред больного — во время спора с ним, демонстрации на лекции и т. п. В остальное время больной свободен от этих проявлений и, вообще говоря, у него не чувствуется того постоянного аффективного напряжения, свойственного циркулярной психике. Повышенное настроение, которое приходится наблюдать у больных с сформировавшимся уже бредом, представляет собой скорее вторичную стабилизацию аффекта, находящуюся в непосредственной связи с грандиозным положительным содержанием их бредовых идей.

Таким образом, резюмируя все вышеизложенное, можно сказать что данные, полученные при изучении нашего клинического материала, ни в какой мере не противоречат понятию о паранойе, установленной Kraepelin как «заболеванию, характеризующемуся стойким непоколебимым бредом, развивающимся в течение всей жизни больного при полной сохранности интеллектуальной, аффективной и волевой сфер».

Переходя к вопросу о почве, на которой развивается параноический бред, следует отметить, что вопрос о параноической конституции еще далеко не решен и находится в стадии разработки в виду того, что заболевание это в обычных условиях представляется крайне редким.

Литература дает некоторые указания по этому вопросу. В 1892 г. Ditthoff упоминает о параноической конституции. Tiling 1902 г. указывает, что параноический бред развивается на почве патологического характера. Профессор Чиж описывает особый параноический характер. В 1902 г. Суханов в главе о логопатиях описывает особого рода патологический характер, на почве которого развивается параноический бред. Ганнушкин отмечает в случаях, описанных как paranoia inventoria, наклонность к резонерству.

Вообще большинство литературных указаний или слишком общие, или относятся к тому времени, когда еще не было проведено резкой границы между параноей и шизофренией; более же подробные указания в этой области мы находим у Bleuler и Kraepelin.

Kraepelin считает, что у всех психопатов, дающих развитие параноического бреда, в основе характеров лежит повышенное чувство личности, чем объясняются, с одной стороны, широкие жизненные планы, лежащие в основе бредовых идей величия, с другой стороны — большая ранимость и неустойчивость в борьбе за существование, особая уязвимость по отношению к трудностям жизни. Но всего этого еще недостаточно для развития параноического бреда; нужна еще особая недостаточность интеллекта, какие-то примитивные навыки мышления, какая то обстановка в развитии. Это—фантазерство, эгоцентризм, склонность без всякой критики предаваться нелепым идеям, приходящим в голову. В таком понимании параноическая психика в некоторых отношениях приближается к дегенеративной истерии с ее примитивными патологическими чертами и реакциями.

Bleuler считает, что бред параноиков можно трактовать, как психическое образование, представляющее собой преувеличение нормальных процессов, возникающее, как он говорит, «на почве предрасположения к параное». Эта основа, на которой развивается бредовая система, сводится, по Bleuler, к многогранности аффективной сферы; к переоценке собственной личности, которой противополагается чувство собственной недостаточности к внешним моментам, обостряющим или даже вызывающим эти внутренние конфликты, и к некоторому несоответствию между интеллектуальной и аффективной сферами, благодаря которым последняя (аффективная) получает некоторый перевес. «Возможно,— говорит Bleuler — что паранойя представляет собой не что иное, как болезненную реакцию на определенно неприятное обстоятельство». — Таким образом, на почве всех этих условий психологически развивается бред под влиянием внешних раздражений и условий.

С другой стороны, Birnbaum рассматривая параною, как бредовой психоз и считая характерным для данного заболевания специфический тип бреда с определенным механизмом (ubervertige Ideen) его возникновения и различными вариантами течения и исхода, в то же время полагает, что возникновение бредовых идей и их разнообразное течение обусловливаются не конституциями и прирожденными предрасположениями, а внешними факторами, действующими на развитие бредовых идей.

Таковы, вкратце, литературные данные по вопросу о параноический конституции.

Обращаясь к нашему материалу и вполне допуская при этом, что приведенных случаев еще недостаточно для окончательного решения в положительном смысле вопроса о существовании параноической конституции, нам казалось бы, что можно, по крайней мере, наметить те основы, характерологические черты, на фоне которых развивается параноический бред.

При изучении наших случаев прежде всего бросается в глаза, что паранойя — заболевание не прогредиентное. Правда, в некоторых случаях развитие бреда может симулировать прогрессирование болезни, но, с другой стороны, все наши пациенты в настоящее время не являются продуктами болезненного упадка по сравнению с тем, что они представляли из себя много лет тому назад. В сказанном не приходится сомневаться, благодаря тому обстоятельству, что, с одной стороны, мы имеем в нашем распоряжении подробные объективные анамнестические данные, а с другой стороны, имели возможность на протяжении достаточного количества времени эпизодически наблюдать почти всех наших больных после их выписки из клиники. В результате получилось убеждение, что, несмотря на колебание в ту или другую сторону напряженности их бредовых идей, характер больных, основной фон психической жизни не подвергаются каким-либо изменениям, тем более не обнаруживают картины болезненного упадка. Таким образом, напрашивается вывод, что параноический бред развивается на почве особого характера, конституции, которую, благодаря целому ряду присущих ей патологических черт, можно назвать глубокой дегенерацией личности, специфической для данного рода заболеваний.

С самого детства или во всяком случае юности все описанные субъекты обнаруживали более или менее значительное уклонение от нормы. Уже с этих пор бросается в глаза неустойчивость их психики, наклонность к фантазированию и резонерству, крайняя впечатлительность и отсутствие критики; позднее ко всему этому присоединяется повышенное отношение к собственной личности. Характерно, между прочим, то, что большинство наших больных не могло получить систематического образования, хотя и имело на то полную возможность. В дальнейшем в анамнезе, еще до яркого проявления каких-либо болезненных черт или по крайней мере до конфликтов с окружающей средой, у наших больных отмечается целый ряд характерных особенностей— неуживчивость, своеобразная оригинальность, наклонность к перемене мест и профессий и вообще какая то неопределенность их положения в жизни. Часто при более глубоком анамнезе душевной жизни подобного рода больных выясняется, что эти люди в общем неудовлетворенные, таящие в глубине души тяжелые внутренние конфликты, от которых они как бы „уходят в бред», заполняя изъяны своей психики продуктами патологической фантазии.

При разговоре с параноиками поражает исключительная наивность мышления, особенно если беседа ведется на тему об их бреде. В таких случаях приходится удивляться, с какой легкостью они обсуждают и безапелляционно решают самые сложные вопросы, с каким, если можно так выразиться, примитивным цинизмом они отвергают всякие авторитеты, подчеркивая исключительное положение своей личности, непогрешимость собственного „я». От общения с такого рода субъектами получается определенное впечатление людей с дисгармонично развитой душевной жизнью— навыки взрослого человека причудливым образом сочетаются с недоразвитым интеллектом, которому присущи все характерные черты юношеского возраста: наивность суждений, самомнение и эгоцентризм и, как следствие всего этого, — своеобразная неустойчивость эмоциональной жизни.

Повидимому наличие описанных специфических особенностей характера наших больных, лежащих в основе их патологической жизни, дает право говорить о «параноической конституции», на почве которой и развивается параноический бред.

Углубляясь в более детальный анализ параноических особенностей наших больных, можно найти некоторые черты, свойственные той или иной конституции, но все же можно утверждать, что характер параноиков целиком никак не укладывается ни в одну из известных нам конституций. Можно, впрочем, говорить о близости параноика к истерической конституции, с одной стороны, и к циркулярной, с другой, но это еще не служит доказательством того, что параноический симптомокомплекс может возникнуть на почве одной из названных конституций. Еще Мебиус высказал мысль о сродстве разнообразных патологических конституций, говоря, что все они «дочери одной матери». На этом основании, руководствуясь уклоном психической картины отдельных случаев в сторону той или иной конституции, некоторые авторы (Гаупп, Тялиш, Крюгер, Кречмер) выделяют различные типы параноиков (Kampf, Wunsch, Gewissen), но течение это находится еще в стадии своего развития, многое еще не ясно и требует дальнейшей обработки.

Такую группировку можно было бы произвести и с нашими больными, но в данном случае мы имеем в виду не подводить каждого из наших случаев под ту или иную категорию конституций, а объединить всех их в одну группу, найти общую им характерологическую основу, которая и явилась бы своего рода фундаментом понятия «параноической конституции».